Герти подарила мне совершенно прекрасную зарисовку. количество плачущих котиков зашкаливает, тысяча котиков из десяти

Пишет  gerty_me:

Дорогая Эрни!
Мои подарки все короче, я как автор все лаконичней - прости! Разреши подарить тебе эту маленькую, но чертовски красивую (на мой скромный взгляд) зарисовку. Гори! Гори, моя радость! По Аббе, Котичке, Дориану, Андерсу, по всем, кто просто создан для этого! ГОРИ!

Название: Если бы ты только мог
Посвящение:  Ernst Wolff
Автор: Герти
Фандом: GreedFall
Размер: зарисовка, ~ 200 слов
Персонажи/пейринг: Констинтин, м!Де Сарде
Жанр: чистая как слеза любовь
Рейтинг: G
Предупреждение: если вам показалось, что вы запутались в местоимениях, вам не показалось.

Вот в чём всё дело. Ты думаешь — я не убью его, просто не смогу. Пусть делает, что хочет. Пусть разбивает твой грандиозный план вдребезги. Держи нож. Этот мир — твой, со мной или без меня. А мне мир без тебя не нужен. Ты думаешь — это конец. Читаешь в его глазах боль, страх, гнев, обиду. Разочарование. А раньше читал любовь. Улыбаешься несмело. Кривая выходит улыбка. Ну, вот к чему мы пришли. Я дарю тебе этот новый дивный мир, а ты не хочешь его принять. Тебе нужен старый и больной, с его склоками и войнами, с деревом, возомнившим себя Богом, а Бог здесь один. И это вовсе не я, дорогой.

Если бы ты только мог слышать все, что слышу я — журчание каждого ручья, рычание зверя, тяжёлую поступь надайга, шелест в верхушках деревьев, крики людей на разделочных столах учёных. Если бы ты только мог видеть все, что вижу я — как зарождается жизнь в кладке тенланов, как таинственно светятся глубоководные рыбы, как в подземельях продолжаются опыты, в тюрьмах сидят невинные, как собираются войска, чтобы окончательно задушить Тир Фради.

Если бы ты только мог…

Нож дрожит в руке.

Давай, моя любовь, смелей. Касаюсь твоей щеки, стирая слезу. Эй, это я у нас плакса, помнишь?

Если тебе станет легче.

Если ты уверен в том, что делаешь.

Просто держи этот нож крепче.

Просто держи.


Х

URL записи

Пост с Книгами 2019 — 1

Книги 2012 | Книги 2013 | Книги 2014 | Книги 2015 | Книги 2016 | Книги 2017 | Книги 2018



47. Виктор Пелевин - Тайные виды на гору Фудзи47. Виктор Пелевин - Тайные виды на гору Фудзи
надо все-таки книги Пелевина читать в год выхода. иначе нахватаешься по верхам чужих отзывов, увлечешься другими инфоповодами, и в результате роман перестает быть актуальным, и ты только читаешь и дивишься: это что, он решил в #metoo ткнуть пальцем? ну-ну, ну-ну, Виктор Олегович...
как говорится, оценка нейтральная. не увидела я в книге насмешек над феминизмом, как предостерегала Юзефович, не увидела и плевка в вечность. обычный Пелевин. не такой свежий, как в Чапаеве и Пустоте, не такой пронзительный, как в Айфаке, но и не такой занудный, как в Смотрителе. можно прочитать, чтобы быть в курсе. а можно и не.

48. Владимир Данихнов - Тварь размером с колесо обозрения48. Владимир Данихнов - Тварь размером с колесо обозрения
на середине книги прервался и стал читать записи в фейсбуке вдовы Данихнова, Яны, в обратном хронологическом порядке, чтобы понять, как же так получилось, что через пару лет после выхода книги он все-таки умер. понял. загрустил еще больше, хотя книга-то светлая. но все омрачает знание, что на самом деле никакой победы не было, только маленькая передышка, а следом - разгромное поражение.

ладно. не с того начинаю. сначала надо сказать, что эту книгу Владимир Данихнов, фантаст, автор замечательного реалистичного романа "Колыбельная" написал после того, как ему поставили диагноз "рак", и он смог выйти в ремиссию. это не про злоключения в больнице, не про превозмогание и страдания; это на удивление светлая книга, с грустью, конечно, но нет ощущения гнетущего мрака. она про обыденный ад - и ад глубинный. Данихнов чередует рассказы об онкологии с воспоминаниями, как он лазил с друзьями по заброшкам, как за его плечом стояла черная тварь размером с колесо обозрения, одновременно слишком маленькая, чтобы ее разглядеть, и огромная, чтобы заполнить всю комнату. книга складывается из множества деталей, фрагментов, имен. и никак оторваться от нее не получается.
Яна, вдова Данихнова, - поразительная женщина. очень сильная. постоянно была рядом с ним, боролась за него, выслушивала от врачей мрачные прогнозы, когда Владимир выходил за дверь. и, знаете, так несправедливо, что в последний год жизни Владимир три месяца лечился от невралгии, а ведущий онколог Ростова, осматривая его, твердил: нет, это не опухоль, точно не опухоль. а оказалось - она самая, росла, причиняя невыносимую боль. слов нет. как профессор мог так упорно заблуждаться? столько времени потеряно.

это очень хорошая и непростая книга. даже не знаю, как о ней на лайвлибе написать. а написать надо. я видел, что Яна следит за новыми отзывами на книги Владимира, ей важно, чтобы память о нем хоть немного еще жила.

49. Сергей Лукьяненко - сборник «Отложенное возмездие»49. Сергей Лукьяненко - сборник «Отложенное возмездие»: Отложенное возмездие, Пристань Желтых Кораблей, Восьмой цвет радуги, Тринадцатый город, Именем Земли, Капитан, Способность спустить курок, Мужской разговор, Приключения Стора, Восточная баллада о доблестном менте
нашел эту книгу в глубине полки, понятия не имею, откуда она у меня. старое издание, стоит печать - списано из библиотеки. ну, думаю, окунусь в молодого, не скатившегося еще Лукьяненко.
и поначалу, знаете, так хорошо пошло. бодренькие рассказы про хороших людей.
а потом стало тяжело, потому что ну сколько можно эксплуатировать тему прогрессоров, сколько можно писать, перерабатывая Стругацких, и к тому же одну и ту же тему, все абсолютно одинаковое. вот умеет ведь он строить миры интересные - а герои и поступки их все одни и те же. в общем, устал. нечего больше сказать.

50. Джеймс Кори - Пробуждение Левиафана50. Джеймс Кори - Пробуждение Левиафана
я начал читать эту книгу, имея завышенные ожидания (спасибо, книжные блогеры и просто пишущие рецензии).
и что мы имеем?
это бодрая фантастика, постоянно происходит какой-то экшн, местами весьма трэшовый, попросту абсурдный, типа человек, примагниченный ботинками к спутнику, несется на сверхскоростях к Венере, и ему норм. а местами весьма красиво прописана научная часть, например, люди, выросшие на астероидах, как они отличаются внешне от тех, кто рос на Земле, о том, какое расслоение общества получилось из-за расселения по Солнечной системе.
а, ну и блюющие зомби. да. лолкек чебурек, чего еще сказать.
стойкое ощущение, что авторы (под псевдонимом скрываются два человека) начали писать свою эпопею исключительно с расчетом, что права на текст купить нетфликс за огромные деньги. и какой-то сериал действительно выходит сейчас. к тому же оказалось, что один из авторов - секретарь Джорджа Мартина, и, думаю, все встало на свои места. потому что литературы тут - ноль. это сухое, некрасивое повествование, это схематичные персонажи, написанные по сценарному учебнику, и ничего живого в них нет.
я вот даже не знаю, что сказать. как развлекательная литература - нормально, вроде не скучно читать. но как бы нафига?.. непонятно. можно с тем же успехом сериал посмотреть. там хоть визуальная составляющая какая-никакая, а тут сухой текст. в общем, дальше цикл я читать не буду.

51. Felicia Yap - Yesterday51. Felicia Yap - Yesterday
читал на английском после того, как мне в очередной раз припекло от перевода, и, наверное, ничего не потерял. но все равно сюда вписываю, что читал не на родном языке, а значит, мог протупить и где-то что-то упустить.
завязка интересная. это мир, поделенный на моно и дуо - людей, которые помнят либо один день, либо два дня. моно помнят все до 17 лет, а потом начинают забывать, а дуо - до 23 лет. и это приводит к классовому неравенству: моно в основном работают в сфере обслуживания, а дуо получают высшее образование и добиваются в жизни успеха, брак с моно для них - мезальянс, многие относятся к моно с пренебрежением.
чтобы хоть что-то помнить о себе, и моно, и дуо ведут дневники, записывая факты каждый вечер и каждое утро их перечитывая. выученные факты переходят в долговременную память. а вот кратковременная их подводит, да...
в центре событий - писатель Марк, дуо, и его жена Клэр, моно. любовница Марка, которая считает, что помнит все и не нуждается в дневниках. точнее, убитая любовница. и детектив-моно, успешно прикидывающийся дуо, и чтобы поддерживать эту видимость, он раскрывает все преступления за один день, пока его воспоминания свежие.
это неплохой детектив, но это еще и семейный роман. о том, как начинаешь любить свою жену, на которой женился вынужденно, за разные мелочи. как можешь спать с другой женщиной, но единственной твоей любовью все равно остается жена. каждый чем-то жертвует, но на этом и зиждется любовь. в общем, все это здорово. но проще было бы не придавать сексу такого значения. однако это мысль совсем к книге не относится.
стану ли я рекомендовать роман? ну на 3,5 из 5. нормальный. в последнее время все пришедшие к нам из США или Великобритании бестселлеры в целом нормальные, но на один раз, и не вспомнишь о них спустя неделю после прочтения.

52. Адам Кей - Будет больно: история врача, ушедшего из профессии на пике карьеры52. Адам Кей - Будет больно: история врача, ушедшего из профессии на пике карьеры
отличная книга. напомнила сериал "Клиника": трагедия и комедия идут рука об руку, и поначалу все шутки, автор молод, сил полно, будущее туманно, но прекрасно, а под конец шутки кончаются.
и выясняется, что в Великобритании те же проблемы у врачей, что и в России, тоже мало социальной защищенности, те же депрессии и срывы.
книга очень хорошая.

былоизвините, я дописал это все двадцать минут назад, перечитал еще пять минут назад, но ОЧЕНЬ ХОЧУ ПОДЕЛИТЬСЯ
потому что горю
и все вокруг в огне

еще имя наконец своему милому котику придумал
названия и саммари, кстати, я вертел сами понимаете на чем!


пост будет пополняться



Предыдущие 6 зарисовок:
Де Сарде узнает о своем истинном происхождении и рассказывает Константину,
Название: Я не твой кузен
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 500 слов
Саммари: Де Сарде признается Константину, что они не родственники.

читать дальшеЭмоции еще не улеглись. Лаэрт чувствовал обиду — примитивную, детскую, — и ничего больше. На Петруса, даже на мать. Они скрывали правду от него столько лет! Правду о том, что он — подкидыш, ребенок пленной островитянки. Хоть бы словом обмолвились… Что бы он делал с этой информацией, Лаэрт не представлял. Может быть, спустя время он даже согласится с Петрусом, что так было лучше для всех… Но пока что даже видеть старого интригана не мог. Едва прибыв в Новую Серену, он спешился и быстрым шагом направился во дворец, оставив Петруса и сопровождавшего их Курта, тоже отчего-то выглядящего виноватым, смотреть ему вслед.
Все поменялось, билась в голове мысль. Все безвозвратно… Он взлетел на второй этаж. Взгляд его сразу же оказался прикован к Константину — восседает на троне, со скучающим видом подпер кулаком подбородок и слушает советника. Заметив Лаэрта, Константин тут же оживился, выпрямился и весело сказал:
— Закончим в следующий раз. Вернулся мой дорогой кузен. Порадуй меня, какие ты принес вести?
Он встал, раскинув руки, словно приглашая к себе в объятия, но Лаэрт уже не знал, имеет ли право хоть на какие-то прикосновения. И, должно быть, на его лице что-то отразилось, потому что Константин быстро сказал:
— Пойдем в мой кабинет. — Приобняв за плечи, он добавил так тихо, что услышал только Лаэрт: — Ну же, мой дорогой, что случилось?
Спиной Лаэрт ощущал настороженные взгляды охраны, советника, придворных. И только когда дверь кабинета с глухим стуком закрылась за их спинами, а в замочной скважине лязгнул ключ, Лаэрт смог вздохнуть полной грудью. Он обернулся и посмотрел на Константина, подыскивая слова, но все его красноречие, не раз выручавшее, куда-то улетучилось.
— Я не твой кузен, — тупо сказал Лаэрт.
С губ Константина не слетело ни одного звука, ни одна мышца лица не дрогнула, словно он и не услышал рухнувших, как дамба под потоком воды, слов; но в тот же миг он в одно движение приблизился и положил руки на плечи. На губах его заиграла ободряющая улыбка, какая бывала в детстве, если Лаэрт заболевал и хандрил; и тогда Лаэрта прорвало. Он рассказал обо всем: о Петрусе, о сгинувшей в безвестии островитянке, о том, что он все эти годы был самозванцем… Константин так и держал его, даже не моргал, кажется — так внимательно слушал. Лаэрт выдохнул последнее — горькую жалобу на окружавшую его ложь — и замолк. Почему же Константин так спокоен? Придворная выучка? Не может ему быть все равно…
Константин чуть сильнее сжал пальцы на плечах Лаэрта и нежно улыбнулся ему:
— Зато теперь мы знаем, почему ты так похож на островитян. Ты все равно мой любимый кузен.
Он обнял Лаэрта. Обволок своим цветочным, таким странным запахом, мягкостью волос, теплом. И обида, точившая Лаэрта, стала растворяться. Он уткнулся лицом в изгиб шеи Константина и крепко обвил его руками в ответ.
Вот единственное, что важно. Его Константин. Которому плевать, связан ли с ним Лаэрт узами крови; он любит его безусловно.

они идут справляться с новой информацией в таверну,
Название: Ты не мой кузен
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13 (на грани, почти R)
Размер: 1000 слов
Саммари: Константин в таверне осмысляет сказанное ему Де Сарде ранее.

читать дальше— Ты не мой кузен, — вдруг пьяно говорит Константин.
В таверне он смотрится дико. На него поглядывают с недоумением, насмешкой, недовольством. Лаэрту хочется выхватить револьвер и заставить каждого извиниться! И тогда он понимает, насколько же хватил лишнего за компанию с любимым кузеном.
А потом до него доходит смысл сказанных Константином слов. Сердце будто пропускает удар.
— Что?.. — переспрашивает Лаэрт упавшим голосом.
Тут же заполоняет голову рой панических мыслей: Константин, справившись с первоначальным шоком, все осмыслил, обдумал и понял: бастард, безродный островитянин, обманом подкинутый в приличную семью, бросает на него и на весь двор тень. Константин не сможет больше доверять ему. Константин… Константин кладет ладонь ему на затылок, притягивает себе и упирается лбом в лоб.
— Всё.
Константин вздыхает. Рука его расслаблена, пальцы чуть поглаживают затылок. Становится жарко. Кровь приливает к лицу.
— Пойдем, — говорит Лаэрт — остались еще в голове здравые мысли, но и их заслоняет туман опьянения. Нет, повторяет он про себя, надо идти. Надо спрятаться от чужих глаз. Закутаться черным покрывалом ночи от любопытных прищуров, увести Константина, чтобы никто не посмел на него пялиться, окатывать его, беззащитного, открытого, кислотой презрения…
Он дотрагивается до плеча Константина, но тот сжимает пряди волос Лаэрта в кулак и упрямится:
— Нет, не хочу. Во дворце вечно наблюдают… за каждым шагом…
И слова его звучат отражением мыслей Лаэрта. Всегда так было: один думал — а второй уже произносил вслух. Словно у них с самого рождения была связь.
— Значит, ко мне, — мягко отвечает Лаэрт. Недавний приступ паники начинает ему казаться смешным. Его в целом многое смешит сейчас благодаря количеству выпитого. Но он изо всех сил старается казаться серьезным.
Константин все-таки соглашается. Пошатываясь, он поднимается из-за стола. Таверну они покидают, положив друг другу руки на плечи. В холодном, звенящем от тишины воздухе улиц Константин порывается спеть пошлую балладу, и Лаэрт затыкает ему рот ладонью. Чувствует рукой улыбку Константина. Его язык, скользнувший между губ. Уши пламенеют. Лаэрт перемещает руку на рукоять револьвера — ведь телохранителей они отпустили еще до посещения таверны.
В темноте подворотен мерещится, что они дома, в смрадных закоулках старой, больной Серены. И никому нет до них дела. И они бредут, пьяные и беззаботные. Лаэрт пытается не вспоминать, но как можно вычеркнуть из памяти те редкие ночи, предрассветные, хмельные, когда они путались, где чьи руки, когда тела переставали принадлежать им самим, и губы влажно скользили по шее, зубы прикусывали мочку уха… Лаэрт старается дышать глубоко и ровно, но это не помогает. Сердце стучит, как у перепуганного зайца.
К счастью, до его резиденции они добираются быстро, и ладони остаются на плечах, а не тянутся под одежду. Константин пинает дверь и недоумевает, почему она остается закрытой. Лаэрт, отпихнув его в сторону, с четвертой попытки попадает ключом в замочную скважину и пьяно бахвалится, что мог бы взломать любой замок отмычкой, и если любимый кузен желает, то он продемонстрирует этот навык сейчас же, на любой двери, которую укажет Константин…
— С ключом сначала справься, — пьяно хохочет Константин.
Он наваливается горячей тяжестью сзади и обнимает за плечи. Кладет щеку между лопаток Лаэрта и затихает, будто бы спит. Наконец удается провернуть ключ и распахнуть дверь. Темно. Камин не разжигали неделю, не меньше, и дома даже холоднее, чем на улице. Спотыкаясь, Константин бредет по лестнице вверх, а Лаэрт рушится на колени перед камином и пытается поджечь лучину.
Он теряет счет времени. В какой-то момент ловит себя на том, что сидит без движения и таращится в темноту перед собой. Все-таки удается разжечь огонь, но от холода уже бьет крупной дрожью. Лаэрт выставляет перед собой замерзшие ладони и греет их у пламени. Какая радость, что днем Константин великодушно предложил ему смыть дорожную пыль в своей ванной комнате, а уже потом повел в таверну с целью врачевания душевных ран… Потому что в резиденции если и была вода в кадке, то уже превратилась в лед. Вздыхая, Лаэрт поднимается на ноги. Подъем на второй этаж занимает неприлично много времени. Он идет, оставляя за собой след одежды: сапог, плащ, еще один сапог, шейный платок… До спальни он добирается в рубашке, но без штанов. Наощупь идет к кровати, но, конечно же, спотыкается и бьется о ее угол коленом. Шипит себе под нос ругательства.
— Где ты застрял? — слышится сонный голос Константина. — Место нагрел тебе…
Лаэрт забирается в изножье кровати, нащупывает голую пятку Константина и ползет к нему. На спине оказывается одеяло. Локтем он ненароком тычет под ребра Константину и тут же тянется к его жару всем телом — ледяными руками и ногами, холодным носом. Константин укутывает его собой в ответ, прижимается так тесно, что дышать сложно. Они лежат покрытые с головой одеялом, переплетены, словно корни дерева, и не произносят ни звука.
Первые несколько минут мир кружится, и все, что чувствует Лаэрт — жар. А потом, когда он приоткрывает глаза, хоть и не видно ничего в кромешной тьме, жар начинает распадаться на отдельные ощущения. Стопы зажаты между ногами Константина, и холод постепенно отступает. Ладони лежат на его обнаженной спине — и нет ничего более правильного и нужного сейчас в мире, чем это прикосновение. Лицом Лаэрт уткнулся ему в шею. Так легко оставить на нежной, тонкой коже поцелуй. Константин вздыхает — и грудью Лаэрт чувствует, как приподнимаются его ребра.
— Сними рубашку, — едва слышно шепчет Константин.
— Сейчас…
Конечно. Он весь — как шелк, и прикосновение грубоватой ткани ему неприятно… Лаэрт возится с пуговицами, вынужденный отстраниться от Константина, а тот откидывает одеяло с их голов — дышать стало трудно. Пальцы словно деревянные. Не слушаются. А Константин спокойно ждет. Последнюю пуговицу Лаэрт отрывает и торопливо выпутывается из рукавов. Он падает головой на подушку и тянет Константина к себе. Вот так. Теперь правильно. Константин распластывается на его груди, переплетает ноги — бедро ложится так, как не должно, но так сладко, так хорошо — и затихает. Дыхание его ласкает линию челюсти. Лаэрт запускает пальцы в его мягкие волосы. Ему кажется, что он не заснет до самого утра. Так и будет гладить нежные пряди, скользить невесомыми прикосновениями по талии, вслушиваться в каждый вдох и выдох; но глаза закрываются, и он растворяется в темноте.

Де Сарде вдалеке от Новой Серены вспоминает, как в юношестве учился танцам с Константином,
Название: Золотой
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 500 слов
Саммари: Де Сарде вспоминает свой единственный танец с Константином.

читать дальшеНа этот раз они застряли в лесу надолго. Дождаться… выследить… И время утекает сквозь пальцы, почти физически Лаэрт чувствует, как вдалеке от него умирает Константин. Как с каждым днем, с каждой минутой его кровь становится чернее. На дозоре остается Курт. Лаэрт пытается сопротивляться, но наставник приказным тоном велит ему идти в палатку и спать, потому что не хочет спасать вялого щегла, ему нужен рядом боец… Лаэрт сдается. Он ложится на старое стеганое одеяло, которое одолжили местные, но сон не идет. Перед глазами стоит измученное лицо Константина, круги под его помутневшими от боли глазами. Черные жгуты вен… Не только на лице. Лаэрт не верил тому, что увидел. Втолкнул Константина в спальню, расстегнул на нем рубашку — и отступил на шаг назад в первобытном страхе, безотчетном ужасе: и тело его было испещрено чернильными канатами.
Его колотит от этих воспоминаний. Пытается призвать другие. И затапливает сознание косыми солнечными лучами, проникающими через окно. Один из погожих весенних дней. Им по шестнадцать лет. Они только освободились после урока танцев. Волосы Константина — золотые. Он оборачивается, сияя улыбкой, и делает шутливое па, а потом протягивает руку. Лаэрт смеется и берет его за ладонь. Он никак не ожидает, что Константин с силой дернет его на себя и попытается вести, словно девицу, в быстром танце, а потому машинально делает несколько шагов. Но как только Константин пытается крутнуть его вокруг оси, перехватывает инициативу: уверенно кладет руку на талию, приближается, врезавшись грудью в грудь, и отталкивает. Сжимает пальцы Константина крепко. Натыкается на его изумленный взгляд. Ага, расслабился, думал, поддамся тебе? Нет, дорогой…
И все происходит в молчании, в потоке сияющего солнечного золота. Два шага вперед, к окну, и за головой Константина будто нимб вспыхивает. Его ставшие серьезными глаза. Сосредоточен. Кладет ладонь поперек спины, и тонкий шелк рубашки передает жар его кожи. Заставляет отступить. Насмешливо улыбается и кажется, что вот-вот качнется к нему, хотя куда уж ближе, и тогда… Лаэрт вспыхивает. Резко отстраняется, лишь кончики пальцев Константина удерживает в руке, и все-таки заставляет его крутануться на каблуках на триста шестьдесят.
Они застывают. Лаэрт не может наглядеться на окутанного золотым светом Константина. А почему Константин смотрит на него в ответ, чуть приоткрыв рот, с зрачками, заполнившими всю радужку… Он догадывается. Но предпочитает не давать этому чувству определения.
— Ты великолепно танцуешь, — неестественно громко и воодушевленно говорит Константин.
— Мне помогает мастерство партнера, — возвращает комплимент Лаэрт.
Все это помнится, будто было вчера. Дальше — неловкость, глупые шутки, они расходятся по разные стороны, чтобы переодеться, их ждут другие учителя; но сейчас, лежа в темной палатке, Лаэрт раз за разом прокручивает в голове тот танец в золотой день. Его золотого Константина.

Де Сарде на руках выносит ослабшего Константина из пещеры после похищения,
Название: Никогда не забуду
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 700 слов
Саммари: После спасения от Винбарра Де Сарде выносит Константина из пещеры.

читать дальшеВинбарр упал замертво. Лаэрт, не помня себя от тревоги за Константина, побежал к нему, прихрамывая. Прижал руку к груди — ныли ребра, каждый вдох причинял боль. Сколько ударов он пропустил? Как ухитрился нанести крылатому существу смертельную рану? Еще не пришло осознание, что он совершил. Знал лишь точно, ради кого. Он упал возле Константина на колени, схватил его за плечи и не смог вымолвить и слова: так странно, страшно было увидеть его таким… таким изменившимся.
— Ты… ты ранен? Жив? — спросил Лаэрт, разглядывая Константина. Замутненный взгляд, на лице — раны? Шрамы? Что это? И почему он молчит?
Константин полуприкрыл глаза, словно ему тяжело было оставаться в сознании. Лаэрт обхватил его одной рукой, поддерживая за спину, и Константин привалился к нему, пряча лицо на груди. Пришлось прикусить губу, чтобы не подать виду, что от боли на миг ослеп. Винбарр потрепал его изрядно… Но это не имеет никакого значения, потому что Константин — вот он, спустя несколько дней бесконечной погони, спустя долгие бессонные ночи — он здесь, в руках Лаэрта.
Лаэрт не сразу заметил, что по щекам у него катятся слезы от облегчения. Он только теперь поверил, что Константин не погиб, а до того несколько дней подряд безуспешно гнал мысль о том, что не успеет спасти его, прочь. Лаэрт обнял его, преодолевая боль в груди, уткнулся губами ему в волосы. Скулу оцарапала ветка. Откуда здесь деревья? Лаэрт в ужасе увидел, что ветвь — темная, узловатая — торчит из головы Константина. Но крови нет… Ох, она же растет из него… Как из шаманов-островитян…
— Что он с тобой сделал? — выдохнул Лаэрт и отстранился, чтобы заглянуть в глаза Константину.
— Исцелил, — сказал Константин. — Катасах меня исцелил.
Лоб его покрывала испарина, руки подрагивали, но в больных, запавших глазах светилась радость. Он несмело улыбнулся. И Лаэрт сделал единственное возможное в этой ситуации: наклонил к нему голову и поцеловал. Прижался к его губам своими целомудренно, но ему большего и не нужно было. Лишь почувствовать, что его Константин — рядом с ним, живой, пусть изменившийся, но живой. Константин замер, окаменел. И Лаэрт торопливо отстранился. Уши горели, лицо тоже, и он рад был бы списать свой лихорадочный румянец на последствия недавнего боя, но…
Константин вдруг стал заваливаться на бок, разом ослабев, и Лаэрт, не задумываясь, просунул одну руку ему под колени, вторую положил на спину и скомандовал:
— Держись за мою шею. Держись крепко. Потерпи еще немножко, пожалуйста, Константин!
Константин глубоко вздохнул.
— Хорошо, мой дорогой. Твои просьбы для меня закон…
Он обнял Лаэрта за шею и вновь спрятал лицо, уткнувшись лбом ему в шею. Лаэрт осторожно поднялся на ноги. Константин так исхудал за время болезни, что даже его камзол, казалось, весит больше, чем он сам. Припадая на раненую в бою ногу, Лаэрт медленно побрел прочь из пещеры. Главное — выбраться на воздух. Там их ждут. Там помогут. Он нес Константина, поражаясь, какой он горячий. Пышет жаром. Пару раз приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. После короткого отдыха Лаэрт снова взваливал на себя Константина и нес его прочь из треклятой пещеры, прочь от сумасшедшего похитителя, прятал его за своей спиной и мысленно твердил: никто больше не посмеет и пальцем прикоснуться к тебе, никто. Если понадобится, Лаэрт бросит все дела и сам станет его охранять, будет при нем телохранителем, но больше никогда не позволит Константину попасть в беду.
Оказавшись на воздухе, под открытым небом, Лаэрт вдохнул полной грудью — и опустился на колени, помогая Константину сесть на траву. Все мышцы дрожали от усталости, в груди плескалась лава, пот градом катился с лица. К ним уже бежали — Курт и Васко, стража, придворный лекарь… Вдалеке фыркали лошади рядом с повозкой.
Константин, оглянувшись, проследил за взглядом Лаэрта и внимательно посмотрел на него.
— Я никогда не забуду, что ты для меня сделал, — тихо сказал он, глядя Лаэрту в глаза.
— Иначе я поступить попросту не мог, — ответил Лаэрт.
Он придерживал голову Константина, касался его локтя и все еще закрывал его своим телом, словно из пещеры мог вырваться мстительный дух и напасть. Константин смотрел ему в глаза до последнего, даже когда вокруг столпились люди, даже когда их расцепили и начали просить Константина позволить помочь ему лечь на носилки. И этот взгляд, долгий, пристальный, отчего-то испугал Лаэрта.

Де Сарде разглядывает Константина, изменившегося после ритуала
Название: Когда в груди что-то колет
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 500 слов
Саммари: Де Сарде разглядывает изменившегося Константина.

читать дальшеВидеть его таким — странно, но всяко лучше, чем с черными венами и темными кругами под глазами. Константин, исцеленный, воскресший, хотя обеими ногами совсем недавно стоял в могиле, будто не чувствует взгляда Лаэрта. Обходит кровать в своей опочивальне, сбрасывает с плеч камзол и валится на кровать, не прекращая говорить:
— ...полон сил. Действительно, дорогой, я не пытаюсь обмануть тебя фальшивой бодростью.
Лаэрт делает вид, что не заметил, как Константин опять пропустил “кузен”, обращаясь к нему. Еще он старательно притворяется, что не пытался поцеловать Константина в той пещере. Он присаживается на край постели и осторожно — сломанное ребро не дает согнуться — снимает покрытые пылью и дорожной грязью сапоги. Сам себе признается: просто оттягивает время. Ему все еще сложно посмотреть в лицо Константину. В те дни, что Лаэрт сопровождал его по дороге домой, рядом постоянно были люди, Константин хандрил и кутался в одеяло, прятался за стеклами повозки, и совсем не было времени, чтобы по-настоящему взглянуть друг на друга. А теперь… теперь сложно.
И все-таки под беззаботную болтовню Константина Лаэрт подтягивается к изголовью кровати, с облегчением ложится на спину и приказывает себе повернуть голову. Поразительно, как энергичен Константин, словно и не было похищения; а Лаэрта лекари принудили соблюдать постельный режим и ежедневно принимать их для осмотра. Обеими рекомендациями Лаэрт, конечно, пренебрег.
— ...раньше я просто ждал, днями и ночами ждал тебя, а сейчас хочу тоже действовать, начать уже, в конце концов, что-то делать, и… — Лаэрт одним взглядом заставляет Константина замолкнуть и посмотреть в ответ.
Из-под его светлых волос пробиваются, словно рога, ветви. Лицо исполосовано венами — не черными, к счастью, не набухшими черными венами, но то, что предстает перед глазами Лаэрта, пугает не меньше. Подушечкой пальца он дотрагивается до скулы Константина, подспудно ожидая почувствовать холод, что-то неживое, нечеловеческое… Но ощущения все те же, как и тысячу, миллион раз до этого: теплая кожа. Только не гладкая, как раньше, а в жестких тонких канатах. Будто шрамы…
— Скажешь, я потерял товарный вид? — тихо, почти шепотом спрашивает Константин и улыбается.
— Тебе не больно? — невпопад отвечает Лаэрт.
Он не может оторвать руки от лица Константина. Проводит по щеке вниз, до подбородка, и скользит обратно, считывая каждый изъян. Нет, не изъян. Отметины. Знаки того, что Константин балансировал на краю смерти — и выжил вопреки всему.
— Больше нет, — шепчет Константин.
Он прикрывает глаза и откидывает голову на подушку. Ресницы едва подрагивают. Лаэрт склоняется к нему и касается губами лба.
— Я едва не сошел с ума. Думал, что потерял тебя, — признается он Константину.
— А я не боялся. Я знал, что ты найдешь меня. И потом… я чувствовал себя гораздо лучше.
Константин улыбается. Он распахивает глаза неожиданно, застает врасплох нависшего над ним Лаэрта.
— Со мной больше ничего плохого не случится, — уверенно говорит Константин.
— Еще бы, — хмыкает Лаэрт. Нервный смешок срывается с губ сам собой. Он откатывается от Константина вытягивается на кровати, положив ладонь на ноющую грудь. Смотрит в потолок. — Самое худшее уже точно произо…
И рот ему накрывает ладонь Константина.

Де Сарде замечает, что поздним вечером Константин пытается ускользнуть из города незамеченным,
Название: До рассвета вечность
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 1100 слов
Саммари: Де Сарде замечает, что поздним вечером Константин пытается ускользнуть из города незамеченным.

читать дальшеЗа окном темнеет, когда Лаэрт заканчивает под чутким руководством Де Курсийона отмечать на карте тончайшей кистью места, пригодные для размещения лагерей. Хоть какая-то польза от сломанных ребер, утешает себя Лаэрт, вынужденный сидеть на месте. Отправляться в долгие путешествия верхом он не может, в караванах ему становится тошно и укачивает хуже, чем на корабле. Здравый смысл говорит, что нужно воспользоваться передышкой, чтобы восстановить силы? Но возвращаться к ленивой размеренной жизни после круговерти последних месяцев — все равно что расписаться в собственном бессилии. Поначалу он потянулся было к Константину, но тот каждый вечер находил дела. Лаэрт побродил по порту в компании Васко, проверил стражников вместе с Куртом, а больше и не знал, чем себя занять. Так он и оказался в кабинете Де Курсийона.
— Храбрость делает вам честь, но все же стоит относиться к себе бережнее, — замечает Де Курсийон.
— Я же подчинился докторам — сижу в городе, — оправдывается Лаэрт.
Де Курсийон только качает головой с полуулыбкой. Конечно, он ведь лучше всех помнит, как Лаэрт с самого детства голову готов был сложить за Константина, однажды даже с голыми руками бросился защищать его от стаи собак… Лаэрт выглядывает в окно. Сердце его сжимается.
— Я пойду, — торопливо говорит он. — Поздно уже… Закончим завтра…
Глаза он прячет. Не говорить же, что до смерти волнуется за Константина после недавних событий. Не признаваться же, что понял: Константин куда-то сбегает по вечерам без охраны. Неужели на свидания? Нет, Лаэрт не ревнует. По большому счету, он никогда не ревновал, потому что знал: с кем бы ни был Константин — они все равно остаются друг для друга на первом месте. Но сейчас Константин скрывается под покровом ночи за стенами города, растворяется в недружелюбной природе чужого острова, и Лаэрт решительно не может понять, к чему этот риск.
Он сбегает по лестнице вниз. Лишь бы не опоздать. Наугад идет в том направлении, которое приметил из окна, и походя спрашивает у стражника, куда повернул молодой человек в дорогом камзоле. Дорога ведет к воротам, и Лаэрт срывается на бег. Сердце стучит так сильно, что пульс отдается в ушах. Мгновенно приходит усталость вместе с болью, но он из упрямства мчится еще пару минут. Он останавливается на выходе из города, держась за горящую грудь, и тяжело дышит. Константина нигде нет. Шорох крон деревьев, шелест травы, вдалеке тлеет костерок. Еще раз глубоко вдохнув, Лаэрт распрямляется. И тут же его сносит словно вихрем в сторону. На миг он теряет равновесие — и сразу его впечатывают спиной в крепостную стену — достаточно бережно, чтобы не причинить боли.
Даже в темноте он мгновенно понимает, кто перед ним. И отблеска света не надо, чтобы узнать Константина, его цветочный запах, хватку его пальцев и ритм дыхания. Лаэрт облегченно улыбается. Он дотрагивается до щеки Константина ладонью.
— Следил за мной? — интересуется Константин как ни в чем не бывало.
— Пришлось. Ты же не рассказываешь, куда сбегаешь, — отвечает Лаэрт.
От обиды, звучащей в голосе, он морщится. Не так. По-другому нужно было. Чтобы Константин понял: он может довериться.
Вот только раньше он успевал все рассказать Лаэрту еще до того, как тот начнет сыпать вопросами. А теперь скрывает…
Константин ослабляет хватку, ладони его стекают с плеч Лаэрта. Он отступает на полшага назад, обхватывая себя руками, и опускает глаза.
— Прости, мой дорогой. Я все тебе расскажу, но позже. Просто доверься мне.
— И кто она? Или он? — уныло спрашивает Лаэрт. Лава медленно уходит из грудной клетки, но на ее место приходит что-то подобное осенней мороси, капелькам влаги в холодном тумане.
Определенно — еще года три назад Константин ему рассказывал обо всех своих пассиях задолго до свиданий, выкладывал подробный план по соблазнению и просил совета. Неужели они так сильно повзрослели?
— Та девушка, Эфра — она ведь влюблена в тебя, — говорит Константин, уходя от ответа.
— И что? — пожимает плечами Лаэрт.
Он прислоняется к стене и тоже обнимает себя руками. Зябко. Пот, выступивший на лбу от бега, высыхает. Только в груди все еще покалывает. Как же лекари рассердятся…
— Меня никто не ждет, — произносит Константин и поднимает на него взгляд. В свете луны, едва выглядывающей из-за облаков, его глаз почти не видно. — Не иди за мной. Все в порядке. Мой дорогой, поверь мне, прошу тебя.
Лаэрт угрюмо молчит. И как объяснишь ему?.. Константин же, трактуя его молчание по-своему, продолжает просить:
— Я вернусь к тебе к утру. Хорошо? Жди меня в своем доме. Как только начнет светать — я уже буду с тобой.
— Ты не понимаешь! — не выдерживает Лаэрт и делает к нему шаг, протягивая руку. Константин смотрит на нее, не догадываясь сжать. — Ты и представить себе не можешь, что я испытал, когда… — Он переводит дух. Проводит по лицу ладонями. И, выдохнув, продолжает: — Я шел по твоему следу. По пятнам крови. Я посмотрел в глаза каждому трупу, чтобы убедиться, что это не ты. Ты и представить не можешь, сколько мертвецов я перевернул, сколько проломленных черепов увидел. И замирал каждый раз: вдруг ты? Поверить не мог, что живым тебя нашел. Что успел.
Махнув рукой, Лаэрт отворачивается и идет к городу. Снова начинает ныть колено, на которое так неудачно упал в схватке с Винбарром, и он прихрамывает, сутулится, держась за ребра. И все же решимости не хватает, чтобы так просто взять и уйти. Развернувшись, Лаэрт смотрит на Константина. Тот стоит как изваяние, как вырезанный из дерева идол. Протягивает к Лаэрту руки и молит:
— Просто доверься мне. Я обещаю, что со мной все будет в порядке. Тебе больше не придется так переживать.
— Переживать, — криво усмехается Лаэрт. Слово совсем не подходит к тому, через что он прошел. Сходить с ума — уже ближе. — Ты не передумаешь, — с тяжелым сердцем произносит он. — Ты уйдешь.
Константин кивает. Он повторяет:
— Как только начнет светать — я вернусь к тебе. Постарайся заснуть.
Он быстро отворачивается и уходит прочь, словно ему больно смотреть на Лаэрта.
— Постой!
Константин послушно замирает. Лаэрт приближается к нему, встречается с его умоляющим взглядом — прекрати меня мучить, пожалуйста, прекрати — и целует, обхватив лицо ладонями.
Уже плевать. Пропало давно стеснение, сгорел стыд. Лаэрт держит его изъеденное шрамами лицо и прижимается к губам — нежным и мягким. И чувствует, как Константин кладет руки поверх его. На мгновение кажется — разрешит пойти с ним. Или согласится вернуться в город. Но Константин мягко отстраняет его и, касаясь плеч и шеи, тихо говорит:
— Возвращайся.
А сам уходит по дороге вглубь леса.
Лаэрт смотрит на него, напрягая зрение, пока Константин не смешивается с тенями. А потом тоже разворачивается и плетется в город. Он сделал все, чтобы удержать Константина. И будь это возможно — Константин послушался бы и остался. Теперь же остается только ждать, когда он исполнит свое обещание.
До рассвета, кажется, целая вечность.

Константин выполняет обещание и приходит к нему с рассветом,
Название: Из-за тебя
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 900 слов
Саммари: Константин выполняет обещание.

читать дальшеХуже ночи не придумаешь: лежать без сна и укорять себя за поцелуй, оставшийся безответным. Не спасает даже мысль, что он вовсе ни на что не рассчитывал. Просто во второй раз за последние дни показалось правильным дотронуться до губ Константина, показать ему свои тревоги именно так. Лаэрт пытается найти оправдание своим поступкам, словно от него потребуют отчитаться, но в глубине сердца знает: он поцеловал Константина, потому что всю жизнь об этом мечтал, а теперь стал бояться, что никогда не успеет этого сделать. Стал переживать, что с Константином случится плохое.
Лаэрт лежит в кровати, закрыв глаза. Пытается заснуть, как велел Константин. Ничего не выходит. Глупый мальчишка. Не целоваться надо было лезть, а схватить его в охапку и вернуть домой — во дворец ли, к себе ли — неважно. Где он сейчас? Жив ли он? Что, если на него нападут звери? Разбойники? Пистолет при нем, вспоминает Лаэрт. Но в барабане всего шесть патронов. Его нервы окончательно сдают, того гляди лопнут, как гитарные струны от грубой настройки, и Лаэрт рывком садится на постели и свешивает ноги. Все, он идет в лес. Идет в никуда. Будет кричать и звать. И выглядывать растерзанный труп…
Дверь внизу приотворяется почти без звука. Лаэрт машинально переводит взгляд к окну — небо едва начало светлеть.
Все-таки не соврал.
Вернулся с рассветом.
Лаэрт тихонько ложится обратно и закрывает глаза, притворяясь спящим. Весь обращается в слух.
Константин возится внизу — видимо, снимает обувь и камзол. Позвякивает что-то — ага, значит, положил пистолет сверху на одежду, задел дулом медные пуговицы. Щелчок — закрыл дверь на замок. Лаэрт не может сдержать улыбки. Константин так давно не оставался с ним. Там, в Старой Серене, не проходило и недели, чтобы они не закрылись в комнате на ночь, рассказывая друг другу о событиях дня, выплескивая эмоции, распивая вино. Здесь же один раз напились в таверне почти полгода назад — и все. Придавило работой. Ответственностью.
И все же сегодня Константин — здесь. Старается подниматься по лестнице неслышно, но ступеньки подводят, поскрипывают. Интересно, заметил ли он свой портрет на первом этаже? Наверняка. Такие мелочи он никогда не оставлял без внимания. Константин обходит кровать на цыпочках. Замирает, прислушиваясь, и Лаэрт старается дышать естественно. Он же обещал спать. Тем более что сказать Константину нечего — разве что вопросами завалить, но он не ответит. И, помедлив, Константин ложится к нему. Матрас чуть продавливается под его весом. Край одеяла скользит по плечу, и Константин укрывает их обоих. Прижимается со спины — голый…
Лаэрта бросает в жар. Константин кладет ладонь ему на живот, обнимает, притягивая к себе, и касается губами загривка.
— Ты хоть немного поспал, дорогой мой? — тихо спрашивает Константин.
Конечно, фальшиво-спокойное дыхание не обмануло его.
— Ни минуты, — признается Лаэрт.
— Я бы тоже в одежде не заснул.
Улыбка Константина щекочет шею.
Усмехнувшись, Лаэрт начинает расстегивать пуговицы рубашки.
— Я тебе помогу, — уверенно говорит Константин и откидывает одеяло в сторону.
Он садится на колени и дергает брюки Лаэрта за штанины вниз. В рассветных лучах он выглядит не человеком, а иным существом, демоническим, природным; эти шрамы, сделавшее некогда фарфоровое лицо серой маской; эти ветки, которые, кажется, проросли еще больше между прядей пепельных волос. Лаэрт невольно замирает, разглядывая. Грудь Константина — в таких же венах-жгутах, они бегут от ключиц вниз, стекают от живота за край нижнего белья. Выступают выпуклыми канатами на бедрах. Струятся по рукам…
Константин, устав ждать, тянется к его поясу и развязывает тесемки, и Лаэрт приподнимается на локтях. Вытряхнув его из брюк, Константин бережно снимает с его стоп носки — дорогущие носочки из хлопка, заказанные в Телеме еще, кажется, в прошлой жизни… Лаэрт торопливо сбрасывает с плеч рубашку и отправляет ее на пол.
Его и до того мучила бессонница, а теперь сон окончательно ушел.
Константин ныряет к нему, снова накидывает сверху одеяло, и Лаэрт тянется было его обнять, но морщится — не может на этот бок повернуться из-за ребер. Константин, мигом все уловив по его скривившемуся лицу, мягко говорит:
— Ложись, как тебе удобно. Я подстроюсь.
И что тогда, хочет спросить Лаэрт. Что будет дальше?
Но он молчит и перекатывается на другой бок. Прислоняется к груди Константина, тут же обнявшего его сзади.
Это не поможет, про себя говорит Лаэрт. Не докажут твои обжигающие объятия, что отныне ты стал осторожен, и переживать за тебя не надо.
Но вместо слов он закрывает глаза и растворяется в ощущениях.
В том, как прижимается к нему горячей грудью Константин. Как глубоко он дышит. Как его рука лежит на талии, и пальцы невесомо касаются живота.
У него ведь затечет другая рука, которая под подушкой, невпопад думает Лаэрт. И как только это случится, Константин тут же начнет возиться и громко жаловаться…
А пока — тесно обнимает и касается губами уха. Словно услышав мысли Лаэрта, Константин прикусывает его за кончик уха и тюкает смешным поцелуем чуть повыше, в коротко остриженные волосы.
Все словно исчезает. Остаются они, вечно шестнадцатилетние, когда уже пришло понимание о запретном, но и ограничивать себя еще не привыкли; когда-то они еще валялись голыми и не стеснялись так интимно обниматься трезвыми. Потом, конечно, стало неловко, появились рамки приличия…
Сейчас же все снова стерлось. Отчасти — от того, что они оказались вовсе не родственниками. Отчасти — потому что появился страх за жизнь друг друга.
Лаэрт берет ладонь Константина и целует его в костяшки. Прижимает его руку к сердцу.
Слышишь, как оно бешено бьется?
Из-за тебя всегда так.

Де Сарде нужно уехать на помощь соседям, ведь он обещал, но больше всего в мире хочется остаться

*крик обезумевшей чайки* СПАСИБО ВСЕМ, КТО ДОГОРЕЛ СО МНОЙ ДО РЕЙТИНГА

Название: В унисон с тобой дышу
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: R-NC-17 (в данном случае затрудняюсь найти ту грань, которая разделяет эти рейтинги)
Размер: 2200 слов
Саммари: Нужно уехать на помощь соседям, ведь он обещал, но больше всего в мире ему хочется остаться с Константином.

читать дальшеЛаэрт раскланялся с придворными лекарями и вышел из пропахшего снадобьями кабинета со смутным ощущением, что он обманул этих чересчур заботливых людей. Но нет, он честно признался, что ребра почти не беспокоят, и чувствует он себя замечательно… В ответ он получил разрешение отправляться в дорогу, если его позовут дела короны. И, оказавшись в холле дворца, Лаэрт с удивлением посмотрел вслед двум дамам, едва ли не наперегонки поднимавшимся по лестнице вверх, к тронному залу.
Он последовал за ними, машинально отметив пыльные от долгой скачки на лошадях плащи, на одной — одежду, свойственную жителям Телемы, и представителям Хикмета — на другой. Когда он вошел в зал, женщины уже говорили, перебивая друг друга, а Константин, подперев кулаком подбородок, внимал им. Он, похоже, не заметил, как Лаэрт встал возле дверей, прислушиваясь, но, стоило женщинам изложить свои просьбы, тут же устремил на него взгляд. Лаэрт, повинуясь молчаливому указанию, приблизился. Константин заговорил:
— После недавнего мятежа у нас тоже нехватка стражи. И, раз на вас напали, то и нам, полагаю, следует ждать атаки. Ума не приложу, чем помочь вам, — с сожалением ответил он, но глаза его остались холодными.
Лаэрт не выдержал:
— Я могу хотя бы постараться понять, в чем дело. Что случилось с животными, раз они стали нападать на города.
— Исключено, — категорично сказал Константин, нахмурившись. — Твоя жизнь — самое важное, что у меня есть и было, и подвергать себя опасности…
— Константин, — перебил его Лаэрт, украдкой глянув на посланниц соседей. Не хватало еще, чтобы он в своем экзальтированном состоянии наговорил лишнего… — Со мной будет Курт. Уж он-то проследит, чтобы ничего не случилось. Я ничем не занят, — добавил он. — Разве что ты хотел принять мою помощь в своих делах за городом…
Константин держал лицо отлично. Никак не показал, что Лаэрт его уязвил.
— Что ж, — вздохнул он, — поступай как знаешь, дорогой.
— Только скорее, пожалуйста, — взмолилась женщина из Телемы.
— Отдохните с дороги, — распорядился Константин. — Мне нужно переговорить с кузеном…
И он махнул рукой, веля страже и придворным покинуть зал.
Лаэрт не двинулся с места, сверля взглядом Константина. Он дождался, пока они останутся наедине, и произнес с тяжелым сердцем:
— Я не узнаю тебя. Секреты… ладно. У каждого есть право на маленькие тайны. Но отказ в помощи? У нас мало стражи?
Константин встал с трона и, скрестив руки на груди, отошел к окну. Лаэрт проследил за ним взглядом.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось! — голос Константина взвился вверх. Он резко повернулся к Лаэрту. Весь он будто горел от гнева. Зло выговаривал: — Если эти звери перебили половину их стражников, то что можешь сделать ты в одиночку? Нет, не надо напоминать мне про Курта. Как ты не поймешь, что ты, я, каждый из нас — пылинки, и будь я хоть трижды наместником, мне не хватит власти, чтобы защитить самое дорогое…
— О, теперь ты понимаешь, что чувствую я, когда ты гуляешь ночами по горам, — криво усмехнулся Лаэрт.
Возмущение Константина пропало. Он разом смягчился и тихо спросил:
— Ты мне доверяешь?
Он задал этот вопрос так тихо, что Лаэрт подумал, что сейчас секрет раскроется. Он приблизился к Константину.
— Абсолютно. И верю, что заслуживаю такого же доверия в ответ.
Константин положил ладони ему на плечи и в одно движение повернулся на сто восемьдесят, прижав Лаэрта спиной к стене. После ритуала его глаза, некогда теплого оттенка, стали будто выцветать. Радужка белела. И все же это был его Константин. Истерзанный, нервный, но такой же родной.
— Хотел бы я, чтобы это произошло по-другому, — пробормотал Константин и вдруг поцеловал Лаэрта.
Не так целомудренно, как Лаэрт целовал его дважды за последние недели.
Не так скромно, как сам Константин изредка касался его щеки или шеи при объятиях.
Нет, по-другому… И Лаэрта пробрала дрожь, а за ней сразу же обдало жаром. Он вцепился в плечи Константина, как за единственную опору, а Константин, обхватив его лицо ладонями, целовал его в губы мокро, жадно, словно в первый и последний раз. Его язык скользнул в рот. Вся тяжесть скатилась с сердца вниз, и ощущать ее стало приятно… Лаэрт невольно подался к Константину бедрами. Тут же одна рука Константина соскользнула к нему на талию, плотно обнимая, и Лаэрт ощутил ответное желание, эту упругую твердость, изредка касавшуюся его по утрам, когда они засыпали вместе.
Грудь Константина часто вздымалась. Он гладил Лаэрта по лицу, по волосам, словно никак не мог насладиться прикосновениями. Губы его оставили влажный след на щеке. На шее. Лаэрт судорожно выдохнул. Он стиснул пряди Константина в кулак, запрокидывая его голову назад, и провел языком по его горлу, по ставшей неровной от выпуклых зеленоватых вен коже. И Константин прижался к нему пахом крепче. Лаэрт, как загипнотизированный, уставился на его приоткрытые губы.
— Дорогой мой, — выдохнул Константин.
В голове вдруг что-то щелкнуло. Лаэрт тихо спросил:
— Ты… ты это делаешь, чтобы удержать меня? Отвлечь?
Константин поник. Он словно даже стал меньше ростом. Вновь обхватив лицо Лаэрта ладонями, он взволнованно проговорил:
— Как ты мог такое подумать? Ты прав. Уезжай. Никто, кроме тебя, не сможет им помочь. Но я должен с тобой проститься.
— И уйти от ответа о своих тайнах, — укорил Лаэрт.
Не так-то просто было спокойно говорить, пока внутри все горело, и Константин, взбудораженный, разгоряченный, ловил воздух ртом перед ним. Не это ли его целью было — заставить Лаэрта прекратить вопросы? Если так, то ход подлый…
Но все же Лаэрт усомнился, что Константин стал бы играть на его чувствах. Он ведь терзается тем же самым. И подлецом он никогда не был. Значит, действительно дал волю эмоциям.
— Пойдем в кабинет, — пробормотал Константин и потянул Лаэрта за талию. Сам стал пятиться назад, не отрывая зачарованного взгляда от кузена. — Я расскажу тебе все. Потом. Когда придет время. Я весь тебе откроюсь. Только не бросай меня сейчас — так…
Он задом толкнул двери, втянул Лаэрта следом, и от его едва заметно надломившегося голоса сердце разбилось на осколки. Лаэрт захлопнул кабинет за собой, провернул вставленный в замок ключ и нежно взял Константина за ворот.
— Я никогда тебя не брошу, слышишь? — сказал он. — Что бы ни случилось. Никогда.
И взгляд Константина, полный благодарности и любви, был в точности таким, как и тысячи раз до этого. Он вновь приник губами к Лаэрту, целуя медленно, и поцелуи его стекали по лицу, будто воск со свечи. Подушечками пальцев он провел зигзаг по метке на подбородке. Лаэрт впервые дотронулся до ветвей на голове Константина, до того, что скрыто волосами… И ощутил, как дерево смыкается с теплой, живой кожей, как их пронизывают одни и те же капилляры. За что, почему так с ним?.. Ответа на этот вопрос не было. Не найдется никогда. Просто не повезло. Лаэрт провел ладонями по груди Константина, по его бокам и потянул его бедро — к себе, между ног… Сдавленно выдохнул от того, как сладко, как хорошо к его обжигающей, до боли твердой плоти прижался ногой Константин.
— Мой хороший, — прошептал Константин, ласково скользя пальцами по его волосам. — Зачем мы столько времени потеряли?..
— Ради этого мига, — тихо ответил Лаэрт.
Да. Именно ради того, чтобы сейчас сгорать от нежности, от желания, от близости друг друга. Когда не мешает даже одежда, когда время перестает существовать как явление, когда они обнажены друг перед другом настолько, насколько это возможно.
Константин чуть двинул бедром, с губ Лаэрта сорвался тихий стон. Запустив ладони Константину под камзол, Лаэрт обнял его, практически повис на нем. Столько раз представлял, как подтолкнет его к кровати, как заставит кричать, доведет до исступления… А на деле это он плавится от самых простых прикосновений и ничего не может поделать. Константин, прикусив мочку его уха, скользнул одной рукой к поясу Лаэрта, а второй — под мышку, за спину, чтобы поддержать, ведь почувствовал его дрожь в коленях… Лаэрт уткнулся лбом ему в шею. Он, весь податливый, обессилевший, отдался прикосновениям Константина. Его пальцы костяшками проехали по тяжелому члену, пока Константин стаскивал штаны Лаэрта вниз. И уже от этого случайного движения все тело прошило вспышкой. Лаэрт стиснул зубы на беззащитной шее Константина, и тот охнул. Обхватив член Лаэрта, он прижался губами к его виску, шепча:
— Дорогой мой… хороший… — Кольцом из пальцев он начал — быстро, почти нервно, словно и сам не мог поверить, что решился, что между ними наконец это происходит. — Любимый…
Он повторял эти три слова бессвязно, вряд ли сам отдавал себе отчет, что говорит. Лаэрт, едва держась на ногах, слушал его голос, как музыку. Чувствовал виском движение его губ. Чувствовал нежную кожу его рук… Суховато, но так правильно, так необходимо ему сейчас, и всегда было необходимо, как он только справлялся без близости этого тела, этого запаха цветочного мыла и розового масла, этого жара, исходящего от него… Лаэрт целовал его шею беспорядочно, то кусая, то зализывая, проводя языком до тонкого, чувствительного местечка за ухом. И в нем росло, горело пламя. Он весь напрягся, превратился в струну. Сжался — и стиснул Константина так крепко, что дышать стало сложно. Выломался — и вылился ему в руку. Мгновение превратилось в вечность — оглушающую, белоснежную. И Лаэрт обессиленно откинулся спиной назад, прижался к двери затылком и замутненным взором посмотрел на Константина.
Все, что он видел перед собой, — лишь его огромные, широко распахнутые глаза и алый мазок губ. И ничего более красивого Лаэрт не знал в своей жизни. Он провел подрагивающей рукой по волосам Константина и опустился — а по сути, сполз спиной по двери и упал — на колени. Так и глядя вверх, на Константина, прижался щекой к его паху, путаясь пальцами в завязках пояса. Потерся о его член, и рот тут же наполнился слюной. Столько мечтал об этом. Мечтал о Константине.
Константин дотронулся до его щеки — пальцы в сперме… и скользнул к губам. Он протолкнул указательный в приоткрытый рот Лаэрта, неотрывно глядя на него. И Лаэрт облизал его руку, обвел языком каждый палец, считывая суставы, целуя напоследок костяшки. Он стащил вместе с бельем штаны Константина к коленям под его громкий, возбужденный выдох. Отходил уже на второй план собственный оргазм, забывался, и все сконцентрировалось на Константине. На его члене, покачивающемся перед лицом. Лаэрт сглотнул. Широко провел снизу вверх языком — до темно-розовой головки — и обхватил ее губами. Константин уперся локтем в дверь перед собой, прижался к ней лбом и скосил взгляд вниз. Его бедра едва заметно подрагивали, словно он изо всех сил сдерживался, чтобы не толкнуться вперед, в горло Лаэрта.
И Лаэрт не стал его мучить, и себя он тоже не мог больше истязать. Он плавно скользнул губами по его члену, взял наполовину — не смог глубже. Но Константин громко, совершенно пошло простонал, одобряя все его действия, и Лаэрт не глядя взял его за руку, так и касавшуюся лица, и переплел с ним пальцы. Константин был именно таким, как представлял Лаэрт. Приятной тяжестью скользил по языку, оставляя солоноватый вкус… Константин крепче сжал его ладонь. По его стонам, все чаще срывавшимся с губ, по бедрам, ставшим дергаться навстречу, стало ясно, что и он долго не продержится, слишком остро все в первый раз, слишком ярко. Лаэрт подтянул его руку к своему затылку и отпустил — давай, покажи, как тебе хочется… Константин коснулся его головы мягко, не сразу решаясь направить… но выпрямил локоть другой, опорной руки, становясь прямо, и Лаэрт поднял глаза, встречаясь с ним взглядом. Губы Константина шевельнулись. Прочитать по ним не составило никакого труда: люб-лю-те-бя, люб-лю.
Лаэрт положил ладонь ему на бедро, вторую — на ягодицы. Качнул головой назад, упираясь затылком в руку Константина, но не выпуская изо рта его член. Смелее. Смелее, мой милый.
И Константин, точно прочитав его мысли, двинул бедрами вперед, упираясь головкой в щеку изнутри. Его движения, дерганные, быстрые, стали хаотичными. От его напора Лаэрт всю голову бы разбил о дверь, не удерживай ее Константин своей ладонью. И от его нестерпимого желания, помноженного на осторожность — глубже, чем брал сам Лаэрт, он ни разу не толкнулся, — самому хотелось стонать, стонать с ним в унисон. Константин напоследок совсем быстро пару раз проник — и замер. Лаэрт плавно взял чуть глубже, протянул язык — и даже раньше, чем пряное семя, успел ощутить биение у основания его члена. Константин выдохнул так, словно был на краю истерики. Он хотел было отстраниться, но Лаэрт положил руки ему на бедра и не отпускал, пока не почувствовал, что все — можно выпустить обмякший член из теплого влажного рта.
Константин, непослушными пальцами натягивая штаны, опустился на пол рядом с ним. Откинулся спиной, расставив согнутые в коленях ноги, и поманил Лаэрта. Тот опустился на него сверху, опираясь на локти. Тепло поглаживая Лаэрта по пояснице, Константин с несвойственной ему спокойной задумчивостью сказал, глядя в глаза:
— Теперь ты сам не захочешь уехать.
— Больше всего мне хочется остаться, — признался Лаэрт. — Но я же обещал им…
Он едва сдержал тяжелый вздох. Лег щекой на грудь Константина. Тот продолжал мягко гладить его — по плечам и спине, по взмокшим волосам… И с ним было так хорошо, как никогда. И не приходило в голову, что надо было сделать это раньше; и не было сожалений. Им нужно было касаться друг друга — так. Им нужно было дойти до этого пункта. Рано или поздно они бы оказались раздетые, переплетенные друг с другом. И все воспринималось так же, как их объятия, как ночи на одной кровати, как долгие разговоры и взгляды глаза в глаза. Как само собой разумеющееся.
— Береги себя, — попросил Константин.
Нехотя Лаэрт приподнялся, сел ему на бедра. Провел ладонью по такому любимому, красивому лицу. Он должен был уйти.


ПРОДОЛЖЕНИЕ В НОВОМ ПОСТЕ

запись создана: 20.10.2019 в 14:11

на второе прохождение грдфлл меня настигла биполярочка: поставил би-мод на Курта и решил не делать его квесты, чтобы посмотреть на измену

в общем, да. сцена с изменой - просто пиздец. очень красивая, очень крутая, очень недосказанная. хитро выкрутились разработчики, вложив Константину в уста фразу "ответ на вопрос, почему он предал нас, он унес с собой в могилу, мы никогда уже не узнаем". ну спасиб))0))0
мне тут пришла в голову мысль, что Котичка, более эмоционально уязвимый, чем Де Сарде, и болезненнее отреагировал на измену Курта, у него было такое лицо, словно весь мир для него перевернулся, и ярче стал отрицать, что Курт для них был близок. так, где Де Сарде сокрушается - он же наш учитель, наставник, столько лет с нами, Котичка очень категоричен.

но, ребята, я внезапно заметил параллель стража/Котичка. все про стражу сказали: они дорвались до власти, вот и сошли с ума.
не то же ли самое создатели решили сказать про Котичку? учитывая отсутствие других обоснуев, это явно их основная мысль. власть развращает. прям любого. хоть главаря стражи, хоть нежного сопереживательного мальчика.

к слову, квест с изменой я помнил по-другому. я даже особо не вспомнил, что надо было делать выбор между городами. слишком был впечатлен предыдущими известиями о Котичке, видимо.
не знаю теперь, то ли назад все отыгрывать, чтобы Курт остался, то ли забить и пойти к максимально фиговой концовке. хотя наличие Курта-то на нее не влияет, а его еще можно заромансить, если Васко опять меня сольет... ладно. решим потом. пока что времени не будет в ближайшие дни на игрушечку.

кстати! вопрос знатокам об облегчении страданий Константина. что будет, если пойти к ученым Хикмета или священнику Телемы?
я в прошлый раз сразу побежал к Катасаху, потому что был взволнован и в рот ебал всех этих придворных интриганов. если я к ним пойду, будет ли это тратой моего времени? или стоит поглядеть, что предложат?

а еще я научился записывать видео из игры. скоро я просто запишу все важные кат-сцены с моим предыдущим, наиболее любимым Де Сарде, и мне не надо будет перепроходить игру десять раз

не закончил зарисовки с предыдущим, дипломатичным Де Сарде, но уже слегка загорелся от нового, немного ублюдочного, агрессора. понять и простить. оч тяжело писать нцу, дописал только до р, ниасилил все эти уздечки, головки и прочее.

Название: Девятый вал
Персонажи: Де Сарде, Константин
Рейтинг: R
Размер: 2200 слов
Саммари: На корабле качка, но Константин, оседлав бедра Рема, покачивается совсем не в такт.

читать дальшеКонстантин раскраснелся от трех бокалов бренди, но еще не пьян. Рем сидит напротив него на перевернутом ящике с бутылкой в руке и усмехается: ну и каюта досталась. Единственное ее украшение — сияющие глаза Константина, горящие рыжим огнем в свете масляной лампы. Мутный бокал он сжимает пальцами элегантно, будто хрусталь, на дне переливается янтарем алкоголь. Качка начинает действовать на нервы. Душно.
Рем приподнимает бутылку и говорит:
— За тебя.
Он отхлебывает из горла и морщится. Какая же дрянь… Неспроста юнги, которых хотел угостить щедрый Константин, отказались. А может, их остановил от приема дармового пойла строгий взгляд капитана.
Константин, удобнее устраиваясь на кровати Рема, осушает бокал и восторженно произносит:
— Нет, если тост — то исключительно за тебя, за твой великолепный бой с чудовищем навтов, Реми!
Рем с укором смотрит на Константина, но лишь потому, что тот опять сократил его имя до собачьей клички. Князь называл его Ромулом, как и мама. А остальные — коротко, как угрожающий рык; и только Константин додумался звать его нелепым Реми.
А вот похвала за бой с чудовищем, вырвавшимся из трюма корабля навтов, приятно грела душу. Да, зверюга была покалеченная, измученная. Но вполне могла размазать Константина одним ударом корявой лапы. Да и Рема едва не зашибла, к счастью, успел откатиться… Но синяк на ребрах остался. Недавние драки уже кажутся далекими, будто из другой жизни.
— Я еще твоих похитителей покромсал, — припоминает Рем. — Твое пение им так понравилось, что они решили тебя наградить кулаками.
Константин радостно смеется и нетерпеливо тянет пустой бокал к Рему — мол, не забывай ухаживать, бутылка-то у тебя. Рем наливает ему медленно, потому что и его рука, и ладонь Константина мотаются из стороны в сторону, качаются вместе с каютой и треклятой лодкой. Константин вдруг задумчиво говорит:
— Неужели ты всерьез думаешь, что они могли бы?.. Я бы показал им все, чему Курт научил меня!
Рем смотрит на него исподлобья и делает еще один глоток бренди. Константин же, потеряв браваду, прижимает бокал к подбородку и глядит куда-то в пустоту за плечом Рема. Видимо, прикидывает свои шансы на успех, не вызволи его Рем.
Да, про себя отвечает Рем. Они могли бы. Могли бы избить до полусмерти, затолкать тебе кляп или что похуже в глотку. Они головорезы. Им плевать, кто ты, что из себя представляешь. И ты бы, одинокий, уставший, полураздетый, не смог бы дать троим ублюдкам отпор. Тем более что урокам Курта ты предпочитал танцы и литературу.
— Ну хватит, — резко велит Константин и переводит взгляд на Рема.
— Я ничего не сказал, — оправдывается Рем.
Но от настырного Константина не так-то просто скрыться. Рем отводит глаза. Никогда не умел прятать мысли от него. Даже самые потаенные. Тот слишком хорошо его знал. Читал, как свои любимые романы с первооткрывателями земель и покорителями моря.
— Мой защитник! — восклицает Константин и, поставив бокал на тумбочку — еще один перевернутый ящик, — наклоняется вперед.
Рем протягивает к его щеке ладонь. Константин, прильнув к его грубым, мозолистым от частых упражнений с мечом пальцам, кладет свою руку поверх его.
Вот и все, что они себе позволяют. Странные прикосновения — не как у братьев, но и не такие же, как у любовников. Рем ласкает его нежную кожу едва заметными движениями пальцев, а хочет — губами. Языком. Его жжет эта страсть лет десять. И если он находил спасение в тренировках на мечах, то Константин — в пьяном угаре, в безрассудных саморазрушительных выходках.
И вот они с каждой минутой оказываются все дальше от дома. Там, где больше не будет тренировок с Куртом, а начнется работа. Там, где Константину придется принять ответственность и взять в узду свой развеселый нрав.
И все же Константин лукаво улыбается и шепчет:
— Я люблю, когда ты становишься таким грустным и задумчивым, Реми.
— Можно подумать, любым другим ты меня не любишь, — машинально отзывается Рем.
Константин чуть прикрывает глаза. Он словно хочет что-то сказать, но вдруг каюта заваливается набок, скользит по полу бокал, звякает, падает, и проливается на пол бренди. В одно движение Рем крепко хватает Константина повыше локтей, но удержать равновесие не удается: их тут же бросает в другую сторону, и Рем первым летит со своего ящика под заливистый смех Константина. Грохнувшись на спину, так и держит его за руки.
— Я зафиксирую тебя! — объявляет Константин и седлает его бедра. — Пока шторм не прекратится…
Но, похоже, волны стихают, девятый вал остается позади, и корабль покачивается в уже ставшим привычном режиме. И Константин. Константин тоже покачивается. Рем смотрит в его широко распахнутые глаза.
— Ты не в такт это делаешь, — тихо говорит он Константину.
Тот ерзает, устраиваясь удобнее, и член Рема твердеет.
— Тогда подскажи правильный ритм, — все еще придуривается Константин.
Хочется одновременно поцеловать его и дать затрещину. Он ведь не пьяный даже. Впрочем… Рем разом все осознает. Легко было бы напиться и сделать вид, что все получилось случайно. И требуется определенная смелость, чтобы сделать этот шаг трезвым — нелепый, но все-таки решительный шаг. Стоило только оставить позади отчий дом…
Рем дергает Константина на себя, и тот с готовностью ложится ему на грудь. Дыхание его опаляет губы. Ноют ребра, пострадавшие после боя с чудовищем, но эту плату Рем готов отдать за близость Константина. Травянистый, горьковатый запах забивается в ноздри, и Рем вдыхает глубже.
— Вот так, — шепчет он и кладет одну ладонь Константину на затылок, а вторую — на ягодицы.
И обеими надавливает.
Губы Константина такие же нежные, как и его кожа, как и он сам. И Рем целует их почти с религиозным трепетом. Он всем телом ощущает ответную дрожь — и Константин вжимается членом ему в пах, выгнувшись в пояснице. Шелк его волос ласкает пальцы.
— Хочу… хочу раздеть тебя, — бормочет Константин.
— Тоже, — коротко говорит Рем — на большее его не хватает.
Он запускает руку под камзол Константина. Отпускать его не хочет. Да и не может. Не оторваться от него теперь. Константин так и возится на нем, елозит по телу, пытаясь избавиться от одежды. Потрепанный в многочисленных гулянках камзол, рубашка… Коснувшись на прощание губ Рема, Константин выпрямляется. Рем рывком садится, обхватывает его за талию, чтобы удержать на бедрах. Похоже на подростковые игры, когда они, устав от деревянных мечей, кидались друг на друга в рукопашную, и Рем поддавался, чтобы увидеть, как радуется наивный кузен. Только на этот раз никто из них не краснеет и не пытается оказаться в другой стороне комнаты как можно скорее. Константин медленно поджимает колени, придвигается ближе. Смотрит чуть сверху. Сверкает в желтом свете — сверкает от счастья. Рем прекрасно знает этот восторженный взгляд. Вот только к нему еще добавляется нежность, и Константин хватает ртом воздух, будто задыхается от нее.
Мешая друг другу, они все-таки отправляют на пол и одежду Рема. Он чуть отползает назад и прислоняется к стене, а Константин пользуется этим, чтобы приподняться на коленях и спустить брюки. Рем зачарованно смотрит на него. Не то чтобы он не видел… Но еще ни разу ему не было дозволено дотронуться до крепких бедер Константина, провести ладонями вверх, ставя дыбом золотистые волоски, и оставить руки по линии нижнего белья. Рем приподнимает взгляд. Константин краснеет, словно и не кичился всегда своей искушенностью.
— Реми…
И от тихого, чуть дрогнувшего голоса совсем сносит голову. Рем ураганом подхватывает его, бросает на кровать — деревянные ножки жалобно скрипят, но выдерживает. Торопливо спускает брюки и наваливается сверху, между распластанных ног, — и тут же горячие ладони оказываются на его спине, губы — снова окунаются в поцелуй. Рем целует его жадно, отыгрываясь за все годы, которые мог об этом лишь мечтать. Сграбастав волосы Константина в кулак, другой рукой Рем проводит по его телу — стройному, крепкому, по талии, по бедру. А Константин скользит ладонью между их животами.
Дыхание перехватывает. Рем чуть приподнимается на локте, и Константин касается его напряженного члена. Руки у него — тоже мягкие, тоже нежные… Рем рычит ему в губы. Прикусывает. Константин тут же проводит ногтями по его спине в ответ. Он одновременно борется и поддается: разводит шире ноги, чтобы Рему было удобнее вклиниться, и смыкает зубы на плече. Сдерживаться становится тяжелее. Рем кусает его за шею — оттягивает тонкую кожу под сдавленный выдох Константина — и по-звериному зализывает. Предвкушает, как завтра увидит на этом месте цепочку темных пятен, если оттянет шейный платок. Константин едва слышно стонет. Он обхватывает член Рема, проводит по нему кулаком быстро, напористо.
Нет. Этого мало. Хочется его видеть.
Рем поднимается на выпрямленной руке, а свободной ладонью ведет от шеи Константина до паха. Любуется. От лампы толку почти нет, он загородил ее своею спиной, широкими плечами. Но все равно внутри что-то сводит от того, как красив Константин. Особенно сейчас. Блестящий от пота, взбудораженный. С потемневшими глазами — зрачок огромный, впитывает в себя весь доступный свет. И скулы горят румянцем.
Именно о таком Константине Рем мечтал ночами. Об этом нетерпеливом, умоляющем взгляде. Об этих приоткрытых искусанных губах, растрепанных волосах, об этих ласковых прикосновениях — пальцы Константина как бабочки летают по телу Рема, то по груди, то по бедру дразнят щекотным прикосновением. Рем отвечает ему тем же — дотрагивается до живота и ниже, ниже, чувствуя, как каменеют мышцы. Константина вдруг прорывает на откровенность, он начинает говорить, захлебываясь:
— Я же ждал всю… всю жизнь ждал этого, Реми, постоянно, думал — ты откажешь, ты же просто кремень, соляной столб! Дразнил тебя и думал — сейчас все-таки врежешь…
Он сбивается, стоит только Рему коснуться его члена.
— Я ждал, когда ты решишь, — отвечает Рем и больше не отвлекается: хочет увидеть, как кончит Константин.
И все равно текут мысли: да, он ждал. Знал, что однажды они перестанут соблюдать приличия и делать вид, что вовсе не мечтают обладать друг другом, любить друг друга во всех доступных смыслах, раствориться друг в друге до самого конца.
Он ласкает Константина, не отрывая взгляда от его лица. Константин тянется было к нему, но руки его падают вдоль тела. Комкает в кулаках простыню. Грудь вздымается вверх часто, и розовые соски такие твердые, острые… Рем наклоняется и прикусывает один под короткий стон.
Пальцы Константина обхватывают его плечо, смыкаются на вздувшемся бицепсе опорной руки; и Рем чувствует, как Константину приятно касаться его. Знает его насквозь. Всегда замечал его восхищенные взгляды, стоило только поиграть мышцами. Это щекотало нервы, это подталкивало к необдуманным поступкам, но Рем умел осадить себя. Кто он такой, чтобы предлагать эту связь наследнику князя. И, разворачивая к себе спиной едва знакомых людей и трахая их, неизменно представлял одну и ту же светлую голову, гибкую спину, бледную кожу.
Он ощущает, как близок Константин. Стоны чаще срываются с его губ, бедра подрагивают, телом он так и рвется навстречу, но Рем должен, должен увидеть. Он видел слезы и радость Константина, гнев и милосердие, он изучил его в каждом проявлении; кроме одного. Константин почти вскрикивает, выгибается, запрокидывая голову назад, и обнажает горло. Рем наклоняется и быстро целует его в шею, слизывает горький пот. Обмякнув, Константин обвивает его руками, скрещивает на пояснице лодыжки и притягивает к себе. Прижимаясь членом к его животу, Рем проводит носом по его скуле, по виску. Обнимает в ответ. Его с ума сводит нагое тело. Константин под ним едва дышит под ним. Шепчет:
— Пусти.
Рем перекатывается на бок, отчасти готовый к такому исходу. Может охватить стыд. Но ничего, они переживут эту неловкость. Однако Константин, вопреки его ожиданиям, не тянется за одеждой, а стекает на пол и становится на колени.
— Не вздумай! — ошарашенно говорит Рем.
— Не указывай мне, — отвечает Константин.
Положив ладонь на колено Рема, тянет его к себе. В голове не остается ни единой мысли. Рем подчиняется ему, садится спиной к стене, как совсем недавно сидел с бокалом бренди Константин, и зачарованно смотрит на него сверху вниз. Константин мягко проводит по его бедрам ладонью и как-то ловко, словно всегда так делал, насаживается ртом на член. Рем прошивает от кончиков пальцев ног до макушки. Он даже не решается притронуться к Константину, хотя рука так и тянется сгрести его волосы в кулак и насадить глубже… Губы Константина алеют. Он выпускает член до самой головки и поднимает взгляд — хитрый, довольный.
Нет, церемониться с ним нечего, он же нарывается… И Рем, положив ладонь ему на затылок, направляет Константина обратно. Рот его — обжигающий, нежный, и хочется толкнуться по самую глотку, ощутить, как он сглотнет, а в уголках глаз сверкнут слезы с непривычки… Нет, сдерживаться. Константин старается. Берет неглубоко, а по-другому и не надо — голову сносит уже от самого его коленопреклонного вида. От кольца ярких губ. От дрогнувших ресниц. Внутри Рема полыхает, вырастает солнце, и напоследок он все же позволяет себе вольность: держа Константина за волосы, толкается бедрами к нему, и тогда его окончательно затапливает. Он кончает ему в рот, в последний миг рефлекторно закрыв глаза. А когда открывает, то видит, как Константин сглатывает и смотрит на него неотрывно.
Подтянув его к себе, Рем прикрывает их одеялом. Константин прижимается щекой к его груди. Не сразу, но все же заговаривает:
— Ты не сердишься. Не сомневаешься. Будто все как должное.
— А разве нет? — Рем целует прядь его волос.
Константин недовольно возится, бурчит себе под нос, что ему, вообще-то, годы потребовались, чтобы решиться.
— И потренироваться, — подхватывает Рем.
Константин тычет его кулаком в ребра — туда, где синяк. Может, не специально. И все же смеется. Рем, взяв его за подбородок, заставляет посмотреть на себя. Константин мигом становится серьезным.
— Я люблю тебя, понимаешь? — зачем-то говорит ему Рем. — За тебя тысячу чудовищ убью. Хоть целый мир. Плевать, что было до и будет после.
— И эта кровожадность меня порой пугает, — замечает Константин.
Рем улыбается.
Нет, не пугает, он знает точно.
Знает, что Константина это лишь больше влечет.

Мы с Осенним сходили на концерт Тони Раута и Гарри Топора и меня просто разорвало медведь опять сел и сгорел
Невероятная энергия, очень жаркая атмосфера, парни очень красивые, особенно когда на сцене блестят от пота, а на шее вздуваются вены
После концерта парни вышли фотографироваться и давать автографы, и я получил то, за чем шел: обнимашки с Тони просто пиздец, как он умопомрачительно пахнет, к этой груди хочется прижаться навсегда
Ко всему прочему они оба ОЧЕНЬ горячи, и Гарри рассказывал, что в гримерке стоит красный диван, и он решил погладить на нем свою майку и испортил... Мы с Осенним переглянулись: дааааа, погладить майку да вы там друг друга на этом диване гладили
Вот мне вообще не стыдно Я не понимаю, как можно быть такими охуенно горячими друзьями и не трахаться
Короче, это убийственно было. Похожая бешеная атмосфера была на ПТВП много лет назад, но парни сделали еще хлеще.

я допрошел Гридфолл и ААААААААААААААААААААААААААААА
(Кая, Герти, я скоро пойду к вам некрокомментить)

о финалея хватанул спойлеры о Константине, конечно, но мои спойлеры были неполными. я не знал, что можно вместе с ним стать черным пластилином! блин, до чего же пробирает финальная сцена, когда Де Сарде решает, убить любимого кузена или нет, и вне зависимости от выбора, я верещал и прыгал на стуле. очень круто.
и конечно, в первый раз я выбрал связь с Константином, потому что У НАС И ТАК ГЛУБОКАЯ СВЯЗЬ, СДЕЛАЕМ ЖЕ ЕЕ ЕЩЕ ГЛУБЖЕ
верещу
кричу
просто
вот вообще!
конечно, становится очень неприятно и стыдно из-за того, что предаешь друзей, оставшихся сдерживать монстров, но просто взять и убить Константина - тоже несправедливо. не попытаться даже вырубить его, не попытаться вылечить... конечно, бредового больного нельзя переубедить и переубеждать, но блин, мне не хватило страданий и метаний Де Сарде. дерево сказало, что кузен поехал кукушкой и его надо убить? ок, ща наточу клинок и выезжаю. ну то есть я понимаю, что все это игровые условности, и кат-сцены с каждым спутником, помогающим тебе принять решение, не будет, но все равно...
все равно - какие красивые сцены в финале.
Де Сарде, который был так решительно настроен, который так старательно обустраивал жизнь на острове, не может причинить боль Константину и соглашается на связь с ним в надежде, что и его захватит безумие, и минует его боль из-за преданных друзей; либо Де Сарде, который не дает себе времени на сомнения (потому что знает, что промедление может привести к тому, что он на миг поверит, будто перед ним еще прежний, любимый Константин) и наносит один точный удар клинком, а потом обессиленный падает вместе с Константином на землю, словно его сердце тоже остановилось.
КАК. КРАСИВО. ВЕДЬ Я ТАК ЛЮБЛЮ ДРАМУ.

короче, я даже не знаю, что теперь стало моим основным хэдканоном. наверно, "плохая" концовка, потому что мой Де Сарде слишком сильно любит Константина.

об игре в целомв целом - очень плохой русский перевод, слушал, что говорят персонажи, поглядывая на русские субтитры, и регулярно возмущался неточностью. ну да пес с ними.

меня серьезно расстроила казнь Асили, на которой присутствовал Де Сарде. то есть я бегал-бегал по сюжету, понимал, что все идет к этому, но когда моего персонажа с возлюбленной Альфрой (не спрашивайте, так вышло) поставили перед сценой, где прилюдно решили обезглавить преступника... как-то это кринжово. дико. не, мой персонаж бы не пошел на смертную казнь смотреть. он бы настоял на заключении. вот в ДАИ хорошо было: посадить в тюрьму и пусть работает на благо Инквизиции. можно было выбрать, что делать с преступником. а тут... ладно, это другое государство, Де Сарде не может им приказывать, как поступать с осужденными, но блин, это было омерзительно.
то же самое с квестом, где надо было отдать чувака инквизиции на сожжение. рили?? то есть мы с этим Алонзо или как там его сначала поссорились, а потом предлагаем: я знаю, ты любишь жечь людей заживо, сожги еще одного по-братски??
что за дикость.
спасибо, что хотя бы кат-сцену с сожжением не сделали.
короче, понятно, что вариативность не такая богатая, как в ДАИ, и характер персонажа ты особо не отыграешь. но тем не менее: часто есть варианты ответов - убедить силой или дипломатией, применить харизму и мозги или включить быдло. и ты как бы строишь персонажа, исходя из этих вариантов, да и в принципе Де Сарде - аристократ, интеллигент, дипломат. поэтому и возникает такой сильный кринж, когда этот мягкий миролюбивый мальчик соглашается, что лучший способ избавиться от неугодного - сжечь его нахуй.

ладно, тему с этими кринжами закрываю, тут все понятно, игровая условность.

открываю другую тему: спутники.
вроде как каждого достаточно хорошо прописали, бэкграунд там, пара личных моментов (кроме Васко, про него, кажется, меньше всего известно). но эмоций не хватило. за романы спасибо, но они тоже кринжовые)00)00
с Васко я роман случайно проебал, поэтому посмотрю его на ютубе; опечалился и замутил роман с Альфрой. да, там они тоже рушатся на кровать в доспехах. скажите спасибо, что есть мод, убирающий шляпы, а то они бы еще в шапочках валялись под одеялом. до чего красиво и нежно было сделано в ДА2 - никто не раздевался, но как круто и эмоционально смотрелись прикроватные сцены. и все они попадали в характер персонажей. Андерс, Белла, Фенрис... не для галочки их всех укладывали в постель Хоука, а любовно показывали еще одну сторону персонажа.
но, в общем, мне грех жаловаться, потому что мой ЛИ - Константин, а уж с ним дофига нежных сцен и без постели.
в общем, я посмотрю романы на ютубе, или, может, найду у себя сохраненку, чтобы с Васко самому роман проиграть, а потом уже решу, все ли постельные сцены в Гридфолле кринжовые. подозреваю, что все.

соседи.
блядская Телема! ненавижу религиозных фанатиков, а тут они еще и людей жгут, и навязывают свое сектантство другим! короче, я решил, что знать не хочу этих людей, но все равно к концу ухитрился дружбу с ними получить. видимо, ее всем раздают после финальных квестов, чтобы не так сложно было топать к святилищу.
Хикмет - вообще дичка какая-то. я их толком не замечал, а когда подошел к финальному квесту, выхуел просто: мой Де Сарде начал предъявлять наместнику Хикмета за убийство островитянки, за то, что его самого разведчик Хикмета хотел убить, а я уж и забыл это. ну и что говорить о том, что эти мрази отравили Константина. светлого, доброго мальчика, который никому плохого никогда не сделал, который отзывался на каждую просьбу о помощи! и еще потом идти к этим уродам, чтобы просить их помочь грохнуть Константина вместе?? да проще этот город их грохнуть. и закричал царь: зачем я основал этот блядский город, как говорится.
просто пиздец.
охуенно повезло с соседями.
ну, хоть островитяне нормальные за редким исключением.

все, вроде выговорился.
мне, к слову, все равно как-то мало инфы, чтобы начать писать о Константине. а мысль для зарисовки вроде есть. а в характер как попасть - хз.

без спойлеров, я прошел только часть сюжета. но уже успел привыкнуть к навигации, хоть это было и непросто, и вызвало много гнева первые три раза, когда я садился играть, я по часу сначала злился, а потом уже втягивался.

но вот что я хочу сказать.
я, похоже, прохлопал роман с Васко и понял это только вчера, спустя стопицот наигранных часов после личных квестов Васко я не знаю, что ему не понравилось в моих ответах, но сердечек у меня не появилось. я думал, что надо пройти дальше по сюжету, но сердечки все равно не появлялись. и только когда вчера я, встретив Альфру, уже через два часа получил варианты диалога с сердечками от нее, я не выдержал и полез в гугл.
Егор, мы все проебали

ладно. все равно мне больше всех понравился Константин, с ним я и нахэдканоню близкие отношения

из огромных плюсов: я прошел, наверное, половину сюжетки, а пустых квестов, типа сбора баранов и отстрела волков, до сих пор не было. все квесты интересные, с историей, раскрывают детали мира. это очень круто. даже если на движке игры сэкономили, а графоний не дорисовали до третьей драгонаги, то вот лор проработали на отличненько, сюжет сделали с любовью и к игре, и к игрокам.
а еще мне нравится система прокачки навыков больше, чем во всех других рпг. и здорово, что можно обнулить персонажа в любой момент и перераспределить все навыки. понял, например, что магом скучно проходить - перековал в воина. но вообще для меня идеальный вариант - легкое оружие для ближнего боя и два-три магических навыка. с ловушками пробовал - не очень понравилось, но все равно применяю периодически. короче, мне прямо нравится. не воспламеняет так, как драгонага, но все равно очень и очень хорошо. может, попозже немного воспламенюсь. заканчиваю свой проникновенный спич, потому что начинаю повторяться. и вообще я не шибко сегодня красноречив.

а еще я принес скрины своего Де Сарде. у него нет имени, но я для удобства называю его Егор он очень красивый! я любуюсь им каждую кат-сцену
несколько скринов










просто кто-то бухает из огромной бутылки на заднем фоне


подождите, подождите, я только что придумал шутку, глядя на последний скрин!
прикиньте, если вот это "Де", написанное с большой буквы, - на самом деле имя, а не часть фамилии
...ладно, сам пошутил - сам посмеялся.

команда Ориджей сдеанонилась, ура! спасибо всем, кто голосовал за работы моей команды во второй раз играю и поражаюсь, как четко и своевременно все в команде делается. замечательнейшие люди руководят процессом. побегу играть еще, как только позовут.

я прнс две работы. сначала о любимой.

Искра - небольшая история о разрушенном мире, разрушенном руками людей, и постоянным вопросом: достойны ли они спасения? а нуждаются ли они в том, чтобы их спасали?
я поначалу вдохновился треком Сереженьки АТЛ "Искра", у нее вообще яркие миры будущего, которые можно развернуть в полноценный роман; потом, когда составил план повествования, решил, что все смахивает на Обитаемый Остров; а когда уж закончил, понял: не-а, это ближе к "Парню из Преисподней". получилось неосознанно. но вопросы, кажется, все те же. если взять этих несчастных, жестоких людей, пирующих на обломках цивилизации, и переместить в здоровый, полный гуманизма мир, - то приживутся ли они, научатся ли новым правилам? или продолжат продуцировать свою грязь и боль? в общем, не могу сказать, что я копнул глубоко, но вышло красиво.
наверное, позже перечитаю и немного перепишу: уберу слэш, он, по большому счету, нужен был, чтобы рейтинг натянуть.

вторая работа - У смерти твои глаза. совсем другая история. я задумал ее, кажется, полтора года назад, и год назад написал. думал, понесу на зимнюю битву, а команды ориджей-то и не было зимой...
задумка была хороша, а реализация подкачала, и я до сих пор не знаю, как сделать ее лучше. ко всему прочему я писал этот текст в период особенно глубокого увлечения Бродским (как будто сейчас этот период менее глубок), и у меня всюду его - вещи и люди нас окружают, всюду его цитаты.
это все тот же мир Альянса, что и в любимом, выстраданном "На привязи"; только в "На привязи" - расцвет Альянса, когда ему все дозволено, когда никто еще не видит, что эта структура должна быть разрушена. а здесь - зарождение Альянса. его создавали люди с сомнительными моральными качествами, используя дикие методы, и, разумеется, ничего хорошего из Альянса не вышло. однажды, видимо, я напишу про крах Альянса.
а что еще сказать по тексту... я крутил любимые типажи персонажей, не особо выходя из зоны комфорта; опустил шпионские подробности, о мире сказал мельком, потому что интерес был главным образом в любовной линии и в том, как человек живет после своего первого убийства. кто-то - спокойно, обыденно, будто выполнил рутинную работу. а кто-то - мигом ломается и не знает, как с этим существовать дальше, как продолжать коптить небо, если своими глазами увидел, как гаснут чужие глаза, своими руками почувствовал отдачу от выстрела, а самое главное - когда все твои близкие и далекие занимаются убийствами каждый день.
ну и да: всюду у меня невротики по одну сторону и стылые камни - по другую.

есть непреодолимое желание написать о работе, о жизни и всем таком.

в общем, в моей компании, как и во всех остальных, наверно, раз в полгода проходят конференции, где мы либо тренируемся играть с новой инфой (редко), либо (почти всегда) заучиваем новые маркетинговые компании по старой инфе по принципу "те же яйца, только в профиль". а перед этим наступает пора тестов, когда надо с первой попытки топово написать тестик и не посрамить честь региона. вопросов никаких для подготовки не дают, поэтому сидишь и учишь все подряд. а учить у нас дофига: цифры, ЦИФРЫ, исследования, ЦИФРЫ, ну и инструкции к препаратам не дословно, что фигня, гораздо хуже ЦИФРЫ, где-то через полчаса начинаешь понимать, что едва ли это тебе пригодится в работе, но выучить надо.
этим я сегодня и занимался.
дочитал все и понял, что нужно выпить.
выпил немного гранатового винишка - стало легче. и сразу захотелось писать в бложик, ага. хотя первоначально я открыл ноут с намерением набить тыщу слов в очередную нетленку. но увы! не в этот раз.

моя работа - классная. но у меня, как и у многих, постоянная паранойя: вдруг за мной следят. что это за машина, это мой менеджер за мной едет?? а, не, там девка какая-то за рулем... вот теперь точно следят. вдруг ко мне приедут проверять, как я работаю, а я еще только с кровати скатился. вдруг за мной по следовым визитам пойдут и спросят, о чем я говорил. вдруг спросят, показывал ли я на планшете движущиеся картинки. вдруг. вдруг. вдруг. и даже если ты все делаешь идеально, паранойя все равно не отпускает - вдруг найдется еще какой повод поругать тебя за косяк! при том, что мой руководитель супер-мега-адекватный и понимающий, у него ровно ноль (0) заскоков, о таких только мечтать. но все равно. все равно. в последнее время эта паранойя усилилась, потому что перед очередной конференцией я потерял цель и смысл, прихожу на очередной визит и не знаю, что говорить. потому что старую песню в пятый-шестой раз затянуть стыдно, можно словить вербального леща, а что еще-то делать, что делать-то?.. и поэтому ощущаешь, что делаешь что-то не так, и тебя за это настигнет кара.

может, это еще из-за моей тревоги, хотя эглонил сотворил чудеса - почти ничего не дергается, почти живу нормально.
а то последней каплей стал день, когда я ехал на работу, светило солнышко, у меня все было хорошо, и я начал горько плакать. одной рукой руль держал, другой слезы утирал. и, сидя в машине перед поликлиникой и рыдая, я понял, что так больше нельзя. тревога, панические атаки, боль, невралгия, нервные тики, эмоциональная лабильность. все просто в бездну глубиной с марианскую впадину собралось и поглотило меня. и я пошел в неврологине-психиаторке. отчасти я надеялся, что она скажет, что я все придумал, и посоветует попить магния. а она сказала, что магний пить поздно, и выдала два рецепта, каждый с треугольной печатью. я расстроился еще больше, меня плитой придавило от отчаяния и жалости к себе, но я начал пить таблеточки, и мне стало легче. а еще иррационально стало легче от того, что меня восприняли всерьез и сказали, что все происходящее с моей психикой и телом закономерно и нормально, так бывает.
забавно только, что сегодня матери говорил, что мне полегчало с таблеточек, и она даже не посчитала нужным держать лицо ровно, а состроила такую сострадающую маску, будто я о смертельном заболевании говорил.
мне ведь что надо? чтобы близкие люди не ранили меня обидными словами. чтобы меня похлопали по плечу и сказали: да, чувак, ты невротик, конечно. ну ничего, всякое бывает. то есть - чтобы они понимали, что все нормально. я нормальный вне зависимости от того, как меня опрокидывает. и особенно чтобы это понимала мать, а не возводила драму. от драматизирования все в разы хуже. может, в следующий раз удастся это донести до нее.

ладно. пошел я вбивать слова в нетленку. роман сам себя не напишет. надо же в этом году что-то в стол положить.