Пощечины
персонажи: Федор\Андрей
рейтинг: NC-17
размер: 2.800 слов
саммари: нездоровые отношения, начавшиеся с желанной обоими пощечины.
читать дальшеПервая пощечина оставляет между ними звонкий след. Андрей, мигом замолкнув, смотрит округлившимися глазами. Его щека едва порозовела, удар получился слабый, Федор и не хотел его бить, просто так вышло — Андрей, пьяный и болтливый, вывел из себя, и ладонь сама взмахнула, рассекла воздух, чтобы легко шлепнуть по лицу, словно истеричную барышню. Но как только опускается на комнату тишина, блаженная тишина после долгой ругани, становится не по себе.
Придется драться, думает Федор.
— А сильнее можешь? — вдруг спрашивает Андрей, и в его голосе хрипотца, а его зрачки затягивают в себя черной дырой.
— С ума сошел? — отвечает Федор одними губами.
Ладонь горит, словно он обжегся. Андрей дотрагивается кончиками пальцев до щеки. Нервно улыбается:
— Забей.
Он сворачивает истерику, становясь почти нормальным человеком, и перед выступлением напивается не так сильно, как обычно.
*
Вторая пощечина застает их в гримерке, у всех на виду. Андрей тянет время и скачет по крошечной комнате, роняет стаканы. Игнорирует слова Влада, что пора начинать мит. У Андрея дела поважнее: догнаться.
Федор смотрит, как Андрей тянется к бутылке, и хватает его запястье.
— Пусти! — рявкает Андрей и пытается вырвать руку, а Федор ловит вторую его ладонь, цепко держит. — Сука.
Он выпаливает это, совсем не думая, Федор уверен. Взгляд Андрея прикован только к бутылке, он пьян в хламину, пьян настолько, что движения его раскоординированы, и вырваться он не может, хоть и сучит руками. Федор стискивает его запястья железной хваткой и толкает в сторону стены. Только тогда Андрей переводит на него взгляд.
— Еще раз меня так назовешь… — тихо говорит Федор, отпуская его руки.
— Как? — спрашивает Андрей, и по его губам скользит улыбка. — Сукой?
Федор не задумываясь замахивается. Влад орет, чтобы они прекратили, маячит за спиной. Пощечина получается настоящей. Мотнув головой, Андрей на миг замирает, а потом отступает на шаг, прижимает ладонь к лицу. Губа начинает опухать. Он переводит взгляд на Федора и кажется, что он все еще улыбается. Никто не видит этого, потому что Федор стоит к нему впритык, закрывая его своим телом от чужих взглядов.
В следующий миг Андрей пихает его в плечо и как ни в чем не бывало говорит:
— Ладно, пошли чекнемся — и на мит.
Ни Влад, ни орг концерта не понимают, что произошло. Федор и сам не в курсе. Но его жжет желание сжать снова запястья Андрея, скрутить его и объяснить правила поведения.
*
Андрей облизывает окровавленные губы.
— Я же говорил, — шепчет он. — Надо было бить сильнее.
Федор уже не помнит, что говорил Андрей. Как ухитрился вывести из себя. Все, что осталось, — удар кулаком в насмешливый рот. И вот Андрей стоит перед ним, довольно облизываясь, и Федор чувствует металлический вкус крови почти по-настоящему. Он пропускает ответный тычок намеренно. Андрей бьет его кулаком под ребра, и воздух вышибает из легких. Федор сгибается, пытается вдохнуть. По заслугам. В гостиничном номере им тесно вдвоем, им противопоказано быть вдвоем.
Выпрямившись, он смотрит в глаза Андрею. Выравнивает дыхание. Переводит взгляд на разбитые губы, на еще не успевшую свернуться кровь. Андрей скользит по лопнувшей нижней губе языком.
— Федь, — выдыхает Андрей не своим голосом. — Тебе же тоже понравилось.
Доходит, что с его голосом не так. Он возбужден до чертиков. Федор прикрывает глаза, вдыхает горечь, и на его губах оказывается настоящий вкус металла, а вместе с ним — тихое “ай” Андрея от прикосновения языка к ранам.
*
Заломленная за спину рука Андрея дает пьянящее ощущение силы. Федор вжимает его в стену всем телом, и знает, что Андрею больно, но все равно прижимается грудью ближе, давя на локоть, и подобие стона срывается с губ Андрея.
Знаю. Знаю, что больно.
— Еще раз, — произносит Федор ему на ухо. — Пойдешь закладку искать в чужом городе — я за себя не ручаюсь. Ты понял?
— Тебя еще, блядь, не спрашивал, — зло отвечает Андрей.
Пытается пошевелиться, но Федор давит ему на руку сильнее, и Андрей вскрикивает.
— Ты мне плечо вывернешь!
Федор прикусывает мочку его уха, проводя языком по сережке-крестику, и медленно отпускает. Он отходит на пару шагов назад, а Андрей стекает на колени и пытается размять занемевшую руку.
Ночью Федор извиняется перед ним — может, и перегнул палку, а Андрей, извиваясь, стонет уже не от боли.
*
Устроившись полулежа на кровати, Федор хлопает по бедрам — и Андрей садится к нему на колени. Запрокидывает голову, демонстрируя цепочку темных следов. Федор проводит по его горлу, считывая каждый синяк. Андрей начинает дышать чаще. Утренний свет позволяет увидеть каждый оттенок гематомы. И Федор, выдавив на пальцы тональный крем, купленный в ближайшем Магнит Косметик, размазывает его по шее Андрея, пытаясь спрятать улики.
Андрей возится. Садится чуть выше. Федор легко шлепает его по заднице, но Андрей воспринимает это как одобрение. Елозит рядом с пахом и наконец устраивается так, как нужно. У Федора сердце бьется чаще. Он смотрит только на горло Андрея, наносит на него крем, словно краску на холст, но спрятать следы за слоем штукатурки не получается, все равно просвечивают. Ладони Андрея скользят под футболку, ложатся на грудь. Он проезжается по члену Федора, шепчет:
— Давай еще раз. Быстро.
— Нет времени. Если будешь хорошо вести себя…
Андрей опускает голову, тянется к губам с поцелуем. Федор легонько отталкивает его, мазнув по щеке испачканными в креме пальцами. Андрей разочарованно вздыхает. Он натянут струной. Ширинка топорщится. Опять завелся, как по щелчку. Федор сжимает его через джинсы.
— Пожалуйста. Федь. Авансом.
Андрей играет грязно. Покачивается на члене. Щекотными движениями ласкает живот и грудь. Сжимает сосок между двумя пальцами. Федор же чувствует жар его члена даже сквозь плотную ткань. Андрей старается завлечь его, сильно старается, и он сделает все, чтобы получить свое.
— Есть один вариант…
Федор прикидывается, будто сомневается. Но он уже все решил.
— Я согласен, — тут же говорит Андрей.
Больше всего Федор хочет отцепить от джинсов Андрея раздражающе позвякивающие цепочки и набросить их ему на шею, но тогда окажется, что все его старания замазать следы укусов и поцелуев были напрасными. Он велит Андрею принести ремень. Тот соскакивает с коленей в одно мгновение, возвращается еще через пару секунд.
— Развернись, — приказывает Федор.
Он крепко стягивает ремнем руки Андрея. Тот подрагивает от нетерпения.
Федор разрешает ему отсосать. Без рук Андрей не привык. А Федор хочет ощущать только его губы, только его язык. Он встает перед коленопреклоненным Андреем, кладет ладони ему на затылок и вбивается в рот, чуть приспустив штаны. Андрей хрипит, пытается отстраниться. Давит рефлекторный кашель. Из уголков глаз катятся слезы, щеки покраснели, и ничего красивее Федор в своей жизни не видел. Он натягивает Андрея горлом на свой член и кончает. Зажимает ему рот рукой. Глотай. Все глотай. Не вздумай сплюнуть. Андрей давится, смотрит на него блестящими, ясными от слез глазами, и все равно подчиняется.
Потом уходит в ванную умыться, привести себя в порядок. Никуда не торопится. Возвращается в комнату, присаживается на пол рядом с Андреем. Тот лежит на боку, подтянув колени к груди.
— Подрочи мне хоть, — шипит Андрей.
Плечи его дергаются, но руки освободить он не может — Федор научился связывать его крепко, чтобы не вырвался. Федор обводит его яркие губы. Андрей резко кусает его за палец. В ответ получает звонкий шлепок по щеке. Кажется, немного обижается.
— Сначала надо спрашивать, что я хочу предложить, а потом соглашаться, — размеренно говорит Федор.
Не может отказать себе в удовольствии и гладит лицо Андрея кончиками пальцев. Андрей молчит — понял, что любое лишнее слово может рассердить Федора.
— Переворачивайся на спину, — наконец сжаливается Федор.
Андрей перекатывается. Даже не ноет, что со связанными руками неудобно. Федор расстегивает его ширинку, кладет ладонь на напряженный член. Застонав, Андрей тянется пахом к нему. Федор завороженно смотрит на его зажмуренные глаза, прикушенную губу и легко касается его через нижнее белье, а Андрей извивается, пытаясь получить больше.
— Федь, — не выдерживает он. Почти скулит: — Ну Федя…
Они играют так не в первый раз. Федора сводят с ума его мольбы.
— Авансом, — тихо говорит Федор одновременно с парой резких движений кулаком по члену Андрея. Все еще через тонкую ткань. — Ты обещал сегодня хорошо вести себя. Ты помнишь?
— Да, — стонет Андрей. — Я буду хорошо… Федя… Хорошо… Так хорошо…
Федор так и не дотрагивается до его кожи, а Андрей кончает, дрожа всем телом.
Он ведет себя плохо. Конечно же, он ведет себя плохо. И Федор наказывает его ночью, а Андрей упивается его грубостью.
*
Федор считает, что все контролирует, но контроль — не в том, чтобы ограничить доступ кислорода, а в том, чтобы не попросить перекрыть дыхание насовсем. Андрей едва дышит, но бьется в голове еще мысль, что сильнее — нельзя. Федор, выпрямив руки, давит ему на горло двумя ладонями, каждый его палец будто свинцовый, и через трахею сочится воздух с сипом, с огромным усилием. Перед глазами плывут разноцветные круги. Губы пересохли давным-давно. Федор зияет черными дырами глаз.
Андрей дотрагивается до себя, уверенный, что ничего не почувствует — ведь он задыхается, в последние мгновения — или минуты? — он сосредоточен только на том, чтобы сделать еще один слабый вдох. И все же кровь, почти покинувшая голову, льется вниз живота, и он ощущает сладкую судорогу, которая почти как агония, только не так сильна. Федор на миг убирает руку, чтобы поправить ногу Андрея, сползающую с его плеча, и кислород врывается в легкие широким потоком, Андрей с хрипом вдыхает, забыв про член, забыв про спадающее возбуждение, ничего более волнующего, чем дыхание полной грудью, он не испытывал.
И тут же Федор вновь запрещает ему дышать. Его движения все быстрее, он вбивается в Андрея рвано. Смотрит не отрываясь, и его лицо расплывается перед глазами. Андрей устает сопротивляться. Губы расслабляются и разъезжаются в улыбку. Он больше не видит Федора.
...Обжигает пощечина — хлесткая, ровная, точно по щеке, такие надо учиться раздавать, чтобы не оставить синяка под глазом и не разбить губы, чтобы лицо не повредить. Андрей со вдохом выныривает из мягкой неги, пытается отстраниться, но его хватают — за плечо, за подбородок.
— Ты почему не сказал? — твердит Федор. — Ты обещал. Ты обещал сказать, если слишком сильно.
Андрей фокусирует на нем взгляд. Каждый вдох царапает горло. Он дотрагивается до шеи, морщится.
— Было хорошо, — хрипло отвечает он.
Федор, выругавшись, оставляет его в покое. Андрей пытается принять сидячее положение. Голова болит. Хорошо, что есть еще неделя до следующего города. Успеет голос восстановить.
Федор возвращается. Приносит чай. Пахнет медом. Он сидит напротив, пока Андрей, дуя в кружку, пьет. Федора гложет вина, это очевидно. Ему всегда стыдно смотреть на то, что он сделал, на следы, которые оставил, он терзается болью, которую причинил, и никак не поймет, что неправильного в этом ничего нет, пока обоим приятно.
Но Андрей молчит. Скоро Федор начнет извиняться. Ему нравится, как просит прощения Федор, как заставляет себя смотреть в глаза, как искренне сожалеет.
Так же искренне он рычит, что Андрей — сука и не заслуживает другого отношения.
Так же искренне говорит, что это не так, он не думает так на самом деле.
И его так разрывает от несоответствия того, что он хочет и что может позволить себе. Того, какой личностью он себя представляет и что делает, стоит подарить ему иллюзию контроля.
Андрей пьет чай. Слезы уже давно высохли, глотать почти не больно. Немного неприятно. Федор смотрит на него. Федор несчастен.
Опустив кружку на пол, Андрей улыбается.
— Иди ко мне, — просит он.
Федор опускает глаза на секунду, но подчиняется. Подбирается ближе, садится рядом. Кладет ладонь на затылок и начинает было:
— Я не…
Андрей кладет палец ему на губы.
Тихо.
Сегодня можешь не извиняться. Ты ни в чем не виноват. Ты поймешь.
Федор качает головой. Тянется и целует.
— Ты сумасшедший, — шепчет он.
Он уже понимает.
*
В Питере нет тепла ни на улицах, ни в квартирах, ни тем более в объятиях Федора. Он едва касается Андрея после двух недель разлуки и тут же отстраняется. Оказывается за барной стойкой вместо того, чтобы взять с собой и уйти. Делает заказ — сет из шести разноцветных шотов. Андрей предпочитает лонг. Захлестывает ощущение неправильности происходящего, будто Федор наказывает его.
— Я же извинился, — тихо говорит Андрей. — Я тысячу раз сказал, что…
Федор отмахивается:
— Ты о чем вообще? Забыли.
И Андрей верит, что они забыли и ссору, и случайные поцелуи с фанатками, и откровенно хуевое выступление. Но что хуже — они забыли, что между ними было что-то большее, чем переписка и войсы с организационными моментами. Они остались каждый в своей норе, каждый пишет свой альбом, и их вместе словно бы не существовало.
Андрей гадает, зачем же Федор принял его приглашение выпить.
Тот опрокидывает первый шот, скулы его чуть розовеют, но ему далеко до опьянения, он почти и не бывает пьяным. Андрей тянет коктейль через трубочку. Они так и пьют в молчании, будто бы в одиночестве; гуляет под потолком музыка и чужие голоса.
— Не желаешь ко мне? — тихо спрашивает Андрей.
Федор качает головой.
— Тогда зачем?
Вопрос повисает в воздухе. Федор вертит в руках пустую рюмку.
— Не знаю, — говорит он. — Просто захотел.
Захотел выпить? Увидеться? Убедиться, что Андрей все еще так же нуждается в нем? Больше всего хочется прижаться лицом к его плечу, разгоряченным лбом к грубой ткани его куртки, и ждать, пока он, схватив за волосы, заставит поднять голову. Так бывало, и не раз. Он до боли сжимал пряди в кулак, выговаривал, что Андрей опять пьян, Андрей опять подвел всех. Андрей, прикрыв глаза, дышит этими воспоминаниями.
Они выходят из бара. Пить не хочется. Андрей напрашивается в гости, но Федор непреклонен: на кой хер ты мне сдался?
— Хорошо, тогда ко мне, — говорит Андрей. — Такси сейчас вызову. Да постой, Федь, ну хватит!
Он, поймав Федора за руку, дергает на себя, тащит в сторону. В подворотне никого, только сверху, с какого-то из балконов, слышатся тихие голоса. Пятно света лежит дальше, а они прячутся в темноте.
— Андрей, я тебе русским языком говорю: нет. Ни к тебе, ни ко мне. Ты мне все нервы истрепал. С меня хватит.
— Я исправлюсь. Вот увидишь, — обещает Андрей.
Федор стоит, спрятав озябшие ладони в карманы, и смотрит исподлобья. Андрей кожей ощущает, как тает его сопротивление. Он встает почти вплотную. Федору отступать некуда — за ним стена, полуарка холодного мокрого камня. Он застывает, а Андрей касается ладонью его щеки, медленно ведет вниз, оттягивает шарф от шеи. Он скользит по груди, и наконец дотрагивается до ширинки.
— Хочешь прямо здесь? — едва слышно спрашивает Андрей.
Выстреливает в кровь адреналин. Конечно, здесь нельзя. Рядом людная улица. Можно в подъезде. На этаже под крышей. Только код подобрать. Можно там, вжимаясь щекой в холодную стену.
— Вот поэтому с меня хватит, — шепчет Федор. — У тебя стоп-слово есть?
— Ты. Ты мое стоп-слово.
Не попал, лихорадочно думает Андрей. Не угадал. Он не оставляет времени на раздумья, падает на колени в талую грязь, расстегивает ширинку Федора так быстро, что тот не успевает отпихнуть. Прижимается губами к члену, скрытому под нижним бельем. Кожа Федора над резинкой трусов мигом покрывается мурашками, и Андрей горячо дышит, обхватив губами член через ткань.
— Бля, — шипит Федор. — Отъебись, Андрей, блядь, отъебись!
Он даже толкает в плечо. Андрей, вцепившись ему в бедра, удерживается, сжимает губами сильнее, он уже не мягкий, еще не встал, но уже наливается кровью и тяжелеет. Андрей проводит языком, и ткань становится мокрой. У него слюна собирается во рту от желания, от острой жажды, чтобы Федор всхлипнул, прикусил кулак, давя стон, прямо здесь, и сдался, снова сдался. Андрей на миг отпускает его ногу, чтобы стянуть нижнее белье, зубами даже не пытается, жмется горящим лицом к паху безотрывно, чтобы Федор не замерз. Касается губами его кожи — и Федор все портит.
Хватает за плечи и отталкивает в сторону. Андрей, потеряв равновесие, падает на четвереньки, обдирая ладони об асфальт. Он резко поднимает голову, не торопясь вставать на ноги, и говорит, растягивая улыбку:
— Врежешь еще раз?
Федор стоит над ним. Уже застегнул ширинку, одернул куртку. Фонарь за его спиной обрисовывает силуэт, и вокруг головы у него золотой нимб. Андрей вдруг словно видит себя со стороны — стоит на коленях, упираясь ладонями в зимнюю химическую грязь, разгоряченный, растрепанный, и скалится, потому что другого не умеет, потому что ничего большего добиться не смог. Провоцирует вместо того, чтобы протянуть руки и сказать: ты сделал мне больно, и мне так не понравилось.
Федор, не догадываясь о его мыслях, выдыхает, отворачивается. Шарит по карманам в поисках сигарет. Щелкает зажигалка. Андрей вытирает руки о бедра и поднимается. Федор не глядя протягивает ему пачку, и Андрей не отказывается, выбивает сигарету. Прикурив, встает рядом с Федором, плечом к плечу.
Никому не нужно извиняться и объясняться. Ну, не получилось. Может, никогда больше не получится, раз Федор так решительно настроен. Он же первым пожалеет. Андрей врет себе, но иного выхода, кроме как утешаться самообманом, нет.
— Федь, — зовет он почти робко, — а хочешь, просто, ну, поиграть там, перса тебе прокачаем? Пошли?
Он все еще чувствует себя виноватым, потому что несколько недель назад Федор три часа подряд смотрел, как Андрей кошмарно флиртует и лижется со всеми подряд. Не то чтобы они что-то друг другу обещали, но Федору было неприятно, и именно поэтому Андрей продолжал.
А еще он скучает. Он скучает по присутствию Федора рядом. Чтобы чувствовать его локоть своим. Чтобы украдкой смотреть, как он улыбается.
Федор выпускает дым в холодный и пустой двор, переводит взгляд на Андрея. Чуть усмехается. От уголков его глаз бегут лучики, хотя он и намека на улыбку не допускает.
— Пошли, — отвечает он. — Сильно ударился?
Он сжимает на мгновение ладонь Андрея своей.
Тот качает головой, счастливый, и вся боль покидает его сердце.
@темы:
рурэп захвачен калеками,
Мои фики