Просто признай это
Размер: ~6к слов
Пейринги и персонажи: Дориан/Максвелл
Жанр: колледж!АУ
Рейтинг: NC-17
Описание: Дориан полагал, что соблазнит первокурсника и забудет его. Но в его планы вмешалась влюбленность.

Примечания: печально получилось, честно сказать, и ООС во все края полез; поначалу я хотел написать что-то легкое и милое со стесняшкой-Максвеллом и коварным неотразимым Дорианом, а потом Максвелл оброс колючками, а Дориан - моралфагсвом мудростью. и у всех есть повод погрустить. даже начал писать отдельно фичок про Максвелла, потому что он оброс солидной историей в моей голове, но бросил. тогда уж надо и этот фик расписывать на 20к минимум. так что оставим его просто незатейливым рассказом про потрахушки.

читать

— Просто признай, что твой радар сломался, — сказала Сэра, пока Дориан провожал взглядом коротко стриженного парня, идущего под ручку с девушкой.
— Никогда, — ответил Дориан. — Максимум, на что я могу согласиться, — он бисексуал.
— Бедный Дориан, — ехидно заявила Сэра. — Не смог уложить в постель мальчика.
Дориан фыркнул и встал из-за пустого стола. Сэра незамедлительно последовала за ним. Протолкавшись мимо студентов к выходу, Дориан в последний раз обернулся, но уже не нашел макушку Максвелла глазами — тот затерялся в толпе.
Максвелла он заметил еще три месяца назад, когда тот вместе со остальными первокурсниками пытался вести себя естественно, но, как и многие до него, выглядел наивной ромашкой. Кажется, Дориан даже собирался заключить спор с Сэрой, потому что Максвелл, угловатый, с движениями уличной шпаны, с выступающими скулами, неправдоподобно яркими темно-розовыми губами, ему понравился с первого взгляда. Хорошо, что язык вовремя прикусил, иначе Сэра до сих пор упивалась бы своей победой, или, что будет вернее, поражением Дориана. В день посвящения первокурсников в братство студентов Дориан принял самое активное участие во всем действе. Выступил с уже ставшей для него традиционной речью на официальной части, вывел молодняк ночью голыми купаться в фонтане, торжественно объявил в сопровождении других старшекурсников, что теперь новички могут считать себя полноправными членами их дружного коллектива. Затем началась вечеринка. Дориан собирался соблазнить приглянувшегося юношу, затащить в темную комнату, полюбовно разойтись на утро — но не смог. Лишь обменялся с ним парой слов, посмотрел ему в глаза и понял, что не станет с ним так поступать. Тогда он ураганом пронесся по всему этажу, выпивая все, что глаза видели, и удалился по зигзагообразной траектории восвояси.
Что помешало ему получить желаемое — он так и не понял.
Странно это было, непривычно, и вызывало легкую тоску, зуд под кожей. Он не отступился от Максвелла, так и находился рядом. Поначалу курировал его поток, потом передал это бремя более обязательным однокурсникам, а сам все чаще присаживался рядом с Максвеллом за столом в библиотеке, стал ходить с ним в секцию по шахматам и даже пригласил на репетицию театра, где Дориан изо всех сил перетягивал на себя режиссерское одеяло. От присутствия Максвелла он растерял остатки спокойствия, накричал на всех, кто был плохо готов, а затем и вовсе сказал, что не станет работать над постановкой, раз никому, кроме него, ничего не нужно… Вскоре его не слишком вежливо попросили отказаться от театральной деятельности, и он ушел с гордо поднятой головой, сделав вид, что ему ничуть не жаль.

Позади остались теплые осенние дни, когда он почти каждый вечер проводил на газоне, прислонившись спиной к коренастому дубу, и в руках его порхал карандаш. Еще не так давно он, сидя под раскидистой кроной, демонстрировал Максвеллу, как легкими линиями можно изобразить что угодно, и зачем-то цитировал полузабытое стихотворение про кедр ливанский, смоляные сосны, а Максвелл, внимательно слушая, следил, как на листе бумаги появляются греческие статуи вперемешку с деревьями. Печально, что с наступлением холодов уже не посидишь вот так — рядом, в легкой одежде, почти соприкасаясь плечами. Дориан в задумчивости остановился у своего любимого места, Сэра налетела на него сзади. Пряча руки в карманах куртки, она возмутилась:
— Ну ты еще усядься здесь и жопу отморозь! Не будет он с тобой больше зависать, у него появилась дама сердца!
— С чего ты взяла? — с резко нахлынувшим раздражением Дориан повернулся к ней. — Может, это сестра!
— А фамилии у них почему разные? — мигом расплылась в насмешке Сэра.
— Или кузина. Просто подруга. Мало ли вариантов!
Дориан упрямо направился к своему дубу, ступая по пожухлой мягкой листве. Сэра осталась на асфальтовой дорожке и выкрикнула вслед:
— Просто признай уже, что тебе ничего не светит!
Дориан стиснул челюсти, стараясь удержаться от глупой ругани. Под ногами хлюпнули размякшие, превратившиеся в кашу осенние листья.
Выводило из себя, что по всем объективным параметрам Сэра была права. Максвелл не делал попыток сближения, держался с Дорианом на дружеском расстоянии, отшатывался, когда Дориан касался его — снимал ли невидимую пылинку с плеча, убирал ли ресницу, упавшую на щеку. И да, у Максвелла была девушка из того же захолустья, что и он, Дориан узнал это еще месяц назад. Девушка не вешалась на Максвелла, не облизывала его прилюдно, но они жили вместе, устроив хитрый многоэтапный обмен кроватями и соседями. А Максвелл начал избегать Дориана, руша их едва начавшуюся дружбу. Из-за этого и стали донимать воспоминания о славных днях, словно какого-то подагрического старика в кресле-качалке.
За спиной послышались шаги — Сэра старалась ступать по следам Дориана, чтобы не запачкать ярко-розовые кроссовки. Приблизившись, она обхватила Дориана за талию, положила подбородок ему на плечо и проворковала обманчиво-сочувствующим тоном:
— Бедный Дориан. Впервые влюбился, а тут такой облом. Узнал, каково простым смертным?
Дориан мстительно двинул плечом, чтобы шерстяное пальто оцарапало Сэре подбородок, и бросил:
— Я не влюбляюсь. И каково смертным, понятия не имею.
— Да ладно? — хихикнула Сэра, схватив его за руку. — Ты посмотри на меня, бессмертный! Посмотри мне в глаза и повтори все!
Дориан действительно посмотрел на нее, наклонив голову. Сэра бесстыже улыбалась, купаясь в своей правоте и превосходстве.
— Он через неделю будет в моей постели, если ты так хочешь этого, — сгоряча сказал Дориан, сыграла свою роль старая привычка — сколько таких споров они заключали то в шутку, то всерьез?
— Спорим? — азартно поинтересовалась Сэра, крепче сжимая руку Дориана.
Он уже пожалел, но отступать было некуда. Пускай так!.. Пускай он проспорит и будет выполнять безумные желания Сэры.
— Спорим, — согласился он, крепко пожимая ее ладонь.
В который раз он ввязывается в авантюры этой девчонки? Почему до сих пор ведется на ее провокации? И почему он спорит именно на Максвелла — к которому, кажется, всерьез неравнодушен.

Сессия была закрыта еще день назад, студенты собирались на каникулы, за кем-то уже приехали родители, и потекли по асфальтовым дорожкам молодые люди, тащащие сумки и чемоданы. Дориан давно уже упаковал свои учебные рисунки с прошлого года и отправил их в отчий дом. Едва ли кто посмотрит на его работы, но он ощущал мрачное удовлетворение, когда представлял крики отца, получившего очередную, по его словам, мазню. За студентами, отбывающими домой, Дориан следил не из праздного любопытства. Он уже просмотрел списки и выяснил, что девушка Максвелла уезжает на все рождественские выходные, а вот сам Максвелл остается. Не то чтобы он собирался выигрывать спор с Сэрой. Но неделя, отведенная ему, истекала, и он должен был хотя бы сделать вид, что пытается победить, а не собирать осколки своей гордости.
Проводив взглядом последнюю студентку, спешившую прочь из alma mater, Дориан поднялся с лавки, вздернул ворот пальто и направился в библиотеку. По его подсчетам, именно там он найдет Максвелла. Тот был тихим, даже замкнутым, выглядел, как малолетний преступник со своей короткой стрижкой и угрюмым взглядом, и его можно было бы счесть социопатом-затворником, не расцветай Максвелл доверчивой улыбкой, когда к нему обращались по поводу и без. Он придерживался такого четкого распорядка дня, что Дориан почти всегда точно знал, где находится Максвелл и чем занят. Его учебное расписание давно висело в заметках смартфона Дориана, а остальные его привычки Дориан хранил в памяти.
Он оказался прав: в читальном зале, у окна, где вместо столов и стульев лежали кресла-груши, Максвелл сидел, углубившись в книгу. Дориан подошел к нему неслышно, чтобы успеть посмотреть на обложку, и был приятно удивлен. Максвелл все же заметил его и вскинул взгляд, одновременно убирая книгу так, чтобы невозможно было подглядеть, но не понял, что опоздал. Дориан рухнул в кресло напротив него, сохраняя подобие дистанции. Максвеллу пришлось подтянуть ноги к себе, чтобы не сталкиваться с Дорианом голенями и ступнями.
— Отдыхаешь? Не поедешь домой? — дежурно поинтересовался Дориан.
— Решил остаться, — застенчиво улыбнулся Максвелл. Дориану захотелось протянуть к нему руку, провести пальцами по коротко выбритым вискам и коснуться нежной кожи щеки. Он часто ловил себя на жажде прикосновений, но научился игнорировать эти желания.
Может быть, Сэра права. Может, он влюбился. И даже, возможно, безответно. Максвелл смотрел на него, явно мучительно ища тему для разговора, но не находил. Дориан помог ему:
— Я тоже остаюсь, ни на одни зимние каникулы не уезжал домой. Никто не рад будет меня там видеть, знаешь ли. Отец считает мой выбор профессии недостойным, а стиль жизни — и вовсе позорным, так что лучше я побуду в этих стенах, чем в родительском доме.
— Почему позорным? — спросил Максвелл.
— О, он считает, что я регулярно принимаю участие в оргиях, — охотно пояснил Дориан, с удовольствием наблюдая, как на скулах Максвелла проступает румянец. — И что самое ужасное — гомосексуальных оргиях. Другие бы он мог пережить, особенно будь я экономистом или кем-то в этом роде, но вот ориентация моя не дает старику покоя.
Максвелл смешался. Он выдавил что-то среднее между «оу» и «да» и окончательно замкнулся. Вывести его на разговор было непросто, однако Дориан уже привык к этому. Ему требовалось не так много времени, чтобы помочь Максвеллу разговориться, но он подозревал, что тот теряет дар речи лишь в присутствии Дориана, будто стесняется его. Однако это ничуть не мешало и дальше маячить в поле зрения Максвелла. В конце концов, в шахматы он играл замечательно, а молчаливых собеседников Дориан ценил гораздо больше неуемных болтунов.
— Ты так легко говоришь об этом, — наконец произнес Максвелл.
— А почему бы и нет? Это весьма забавно.
Дориан кривил душой. Первое время он обходил тему размолвки с родителями, фыркал в ответ на вопросы, почему он не проводит День благодарения с семьей, а потом уже научился отшучиваться. И стало легче.
Максвелл же лишь покачал головой — недоверчиво, будто бы с удивлением. Расслабившись, он сел удобнее, и нога его скользнула вперед. Дориан сделал вид, что не заметил, как соприкоснулись их лодыжки — его, с оголенной щиколоткой из-за кроя брюк, и Максвелла — в закатанных на модный манер джинсах. Это продолжалось буквально несколько секунд, Максвелл отдавал свое тепло озябшему Дориану, и что-то екнуло в груди, словно происходящее не было случайностью. Максвелл, опомнившись, торопливо подтянул ногу к себе. Дориан перешел в наступление, пытаясь скрыть досаду:
— Интересная книжка? Что читаешь?
Максвелл хлопнул глазами:
— Да так, ерунда…
— «Дневник вора», верно? — спросил Дориан. В глазах Максвелла промелькнул страх, и Дориан с удовлетворением продолжил: — Я тоже ее на первом курсе читал, пришлось заказывать по почте, ее ведь и сейчас нет в библиотеке? Все эти сладострастные описания мужчин, конечно, очаровывают…
— Я не… — Максвелл глубоко вдохнул. — Мне посоветовали ее.
— Так она тебе нравится? — повторил свой вопрос Дориан, в упор уставившись на Максвелла.
Что же он ответит? «Дневник вора» в свое время изрядно взволновал Дориана, он почти слился с героем, вместе с ним ощущал влечение к мужчинам, про отношения с которыми тот рассказывал, — мужчинам крепким, агрессивным, с животной сексуальностью. И он опять соврал: он прочитал эту книгу еще в школе.
— Скажу, когда дочитаю, — пробормотал Максвелл.
Он все же отвел взгляд. Уши у него тоже покраснели — просвечивали розовым из-за белого света, бьющего ему в спину. Дориан подавил тяжелый вздох. Он был уверен, что переспит с Максвеллом, едва его увидев. Он был немного угловатым, стройным, даже чуть худощавым; но уже через пару лет — Дориан это ясно видел — он заматереет, лишится этой юношеской легкости, невесомо окутывавшей его, и худоба уйдет. А темные волосы, сейчас длиной едва ли больше сантиметра, он отрастит в симпатичную стрижку. Впрочем, форма черепа у него так хороша, что ему можно и наголо бриться. И все же хорошо, что он этого не делает… Интересно, а соски у него такие же розовые, как губы? Дориан отвернулся к окну. Начав думать о Максвелле, он уже не мог остановиться.
Он не может увлечься никем новым, пока его тревожит Максвелл. Он должен отпустить все, что чувствует, и снова стать свободным. А значит, пора идти напролом.
— Твоя девушка уехала ведь? — бросил Дориан, вновь посмотрев на Максвелла. Тот кивнул. — Приходи сегодня вечером ко мне, — велел Дориан, но, сжалившись, поправился: — Вернее, завтра. Часов в семь. С меня — хороший фильм. С тебя — закуски.
— Рановато для празднования Рождества, — заметил Максвелл.
— Кто сказал, что мы будем его праздновать? — удивился Дориан. — Не пытайся отказаться. Ты сливал мои приглашения уже раз десять. Начинаю думать, что ты просто не хочешь со мной общаться.
— Я хочу, — возразил Максвелл. — Просто… ну, во сколько мне приходить?
— К семи, — сказал Дориан и посмотрел на часы. Не дав возможности Максвеллу придумать отговорку, он произнес: — Мне нужно идти, я обещал помочь Сэре с переездом. А завтра — жду тебя.
Он поднялся, легко оттолкнувшись от кресла, улыбнулся Максвеллу напоследок и ушел. Врать о чем-то стало привычным делом. Какой переезд, при чем тут Сэра… С первого же дня в колледже — и вот уже идет четвертый год — Дориан учился подавать себя, словно был актером, и прирос к придуманной шкуре, но лишь рядом с Максвеллом замечал, что его ничего не значащие слова, предлоги к тому, чтобы уйти или отказаться от чего-то, — на самом деле ложь. Возможно ли, что этот юноша делает его лучше? Нет, исключено. Просто под его взглядом хочется быть честнее и откровеннее.
Скорее всего, он не придет. Дориан уже пытался навести мосты. Говорил, что здорово будет вместе посмотреть фильм. Или поиграть в настолку. Да что угодно сделать, лишь бы Максвелл оказался наедине с ним в приватной обстановке. Но тот всегда находил убедительные причины для отказа, и Дориан продолжал проводить с ним время в библиотеке, в классах, на улице — где угодно, но не тет-а-тет.
На следующий день Дориан постоянно проверял уведомления на смартфоне. Ожидал, что Максвелл напишет — к сожалению, прийти не получится… Но стрелки часов подбирались к семи, а неправдоподобных отмазок все еще не было.
Неужели придет? Откровенно говоря, этот вариант развития событий был столь маловероятен, что Дориан не озаботился выбором фильма, а в наличии у него были только тупые боевики Сэры — она, видите ли, хотела смотреть все в исключительном качестве, а у нее в трэп-хаусе, как она называла свою комнату, был лишь старый ноутбук… Да, мало кто мог похвастать целой съемной квартирой, как Дориан, но Сэра, определенно, злоупотребляла их дружбой. Дориан все же порылся в ее дисках и остановился на «Без лица» — исключительно из-за Джона Траволты и Николаса Кейджа в главных ролях, хоть и подозревал, что этот фильм его не порадует, как и все остальное, что предпочитала смотреть Сэра.
Видимо, он придет. Иначе с присущей ему педантичностью написал бы, что у него возник форс-мажор, и он вынужден быть где угодно, только не наедине с Дорианом. Если он такой правильный, то зачем поддерживает иллюзию дружбы? Если у него есть девушка, и он такой гетеросексуальный, как пытается показаться, то что могло его заинтересовать в книге, насквозь пропитанной гомоэротизмом? Почему бы не сказать напрямик, что он видит привязанность Дориана, но не собирается ему отвечать взаимностью?
А это отрезвило бы? Отвратили бы эти слова от Максвелла? Кто знает. Стоило бы проверить.
Времени было шесть. Дориан положил диск перед широким экраном телевизора, поставил на низкий стеклянный столик бутылку вина и два бокала, оглядел комнату — словно бы он стал прибираться, будь что не так, — и ушел в ванную. Принять душ — просто ради удовольствия. Нет смысла рассчитывать на что-то. Ах да, спор… Он же собирался затащить Максвелла в постель. А что? Напоить, соблазнить. Что ему мешает поступить именно так? Он с легкостью опустится до подобного, благородства в нем нет. Переспит — и до конца учебы будет избегать Максвелла, как и тот — его. Зато избавится от навязчивого желания и тоски.

— До чего ужасный фильм, — счастливо улыбался Максвелл. Счастливым его, видимо, сделало вино. Принесенную им закуску — масляный тортик — Дориан спрятал с глаз долой. — И Кейдж постоянно такой грустный был, что смотреть больно…
Дориан, закинув ладонь на спинку дивана, скосил на Максвелла взгляд. Тот созерцал бегущие титры. За весь фильм Дориан подобрался к нему на расстояние вытянутой руки, но так и не дотронулся, не попытался ничего сделать. Любовался Максвеллом в голубых отсветах с экрана и поражался, как можно увлечься древним боевиком. Да, Сэра оценила бы этого парня, они бы быстро сошлись, не запрети он ей строго-настрого даже приближаться к Максвеллу… Дориан подогнул под себя одну ногу и сел полубоком, чтобы смотреть на Максвелла в упор. Подпер щеку кулаком, перестав подбираться ладонью к его плечу.
— А тебе не понравилось, — вдруг сказал Максвелл и тоже повернулся к нему.
— С чего ты взял?
— Я же вижу. Можно было другое что-нибудь включить…
— Мне достаточно того, что тебе было интересно, — медленно произнес Дориан.
— Да?..
И вновь он заметил, как Максвелл, было разговорившийся под действием вина, опять замыкается и пытается уйти в себя. А вскоре он и вовсе пробормочет, что ему пора, и постарается как можно быстрее сбежать. Он будто лишь сейчас понял, как близко они сидят, и заерзал в попытке отодвинуться подальше.
Дориан ощутил глухое отчаяние. Картинка не складывалась. Он не понимал, нравится Максвеллу или нет. Не понимал, как тот воспринимает его. Обычно ему становилось сразу ясно, будет у него что-то с понравившимся мужчиной или нет, теперь же — терялся в догадках. Устав от неизвестности, Дориан не глядя взял пульт со стола и выключил телевизор. Комната погрузилась в темноту, глаза не различали даже очертаний предметов, и все казалось одновременно далеким и близким.
— Я сейчас кое-что спрошу, — негромко сказал Дориан, — а ты ответь мне. Тебе будет проще в темноте, правда? Я тебя совсем не вижу. Только чувствую рядом.
— Что ты хочешь? — почти шепотом спросил Максвелл.
Дориан машинально протянул руку вперед, чтобы коснуться его, и на этот раз не стал себя останавливать. Он безошибочно положил ладонь на лицо Максвелла, большим пальцем дотронулся до его губ, призывая к молчанию, а другие распластал по шее, по щеке. Максвелл замер, словно прикосновение Дориана обратило его в лед.
— Ты догадываешься, что между нами что-то происходит? — вкрадчиво спросил Дориан. Он вдруг пожалел о своем решении погрузить комнату в темноту. Он многое бы отдал, чтобы посмотреть, как изменится выражение лица Максвелла. — Нет, подожди, я договорю, — добавил он и погладил приоткрывшиеся губы Максвелла. Он ощутил его дыхание, тепло его рта, и невольно надавил на нижнюю его губу, почти проникая внутрь. — Между нами не дружба. Ты знаешь, кто я, и ты знаешь, что мне нравятся мужчины. И знаешь, что почти все свое свободное время я провожу с тобой. Как долго, по-твоему, это может длиться? Скажи мне — только да или нет — скажи, хочешь ли ты, чтобы мы переступили черту?
— Дориан… — прошептал Максвелл. Он шумно сглотнул. Дориан опустил руку, все еще ощущая ладонью тепло его кожи.
— Да — или нет? — повторил Дориан.
Впрочем, ответ он уже знал.
Он потянулся вперед, к Максвеллу, и дотронулся до него губами — до щеки, провел полуоткрытым ртом выше, к скуле. Он перенес вес тела вперед, опершись рукой за спиной Максвелла о подлокотник, и скользнул кончиком языка по его уху, обводя раковину.
— Да или нет? — прошептал он, чувствуя, как подрагивает Максвелл, как теряет опору и изо всех сил пытается не упасть спиной назад.
— Да, — чуть слышно шепнул Максвелл. — Да…
Он сполз по спинке дивана вниз, и Дориан опустился сверху. Голова Максвелла свесилась с подлокотника. Дориан дотронулся губами до его шеи — открывшейся, беззащитной. Он положил ладонь на колено Максвелла, подтянул его ногу выше. Мгновенно догадавшись, Максвелл закинул на него обе ноги, и прижался вплотную. Его твердый член оказался напротив живота Дориана. От близости снесло голову. Сколько раз Дориану снилось перед рассветом, что Максвелл вот так вжимается в него, просит не останавливаться, стонет? И не сосчитать… Он подхватил голову Максвелла, взяв его затылок в ладонь, как в чашу, и поцеловал в губы. Скользнул языком в его приоткрытый рот, ощущая привкус вина — а ведь Максвелл весь вечер тянул один бокал, словно надеялся сохранить трезвую голову и не совершить ничего, о чем придется пожалеть. Дориан упивался его жаром, его податливостью, и все тело Максвелла льнуло к нему, точно в последнем объятии.
Водолазку, так плотно обхватывающую его, — прочь. Дориан сдернул ее с Максвелла, бросил в сторону. В тысячный раз пожалел, что выключил свет. Ничего. У него еще будет возможность рассмотреть Максвелла. Он будет касаться его при ярко горящей лампе. При дрожащем огне свечей. При солнечном свете, падающем в открытое окно… Дориан стиснул ладонями его талию, провел губами от ямки меж ключиц до живота под сдавленный стон Максвелла. Бедра его дрогнули нетерпеливо. Дориан выпрямился. А сколько ему пришлось ждать? Теперь очередь Максвелла страдать от каждого промедления… Сердце билось гулко, быстро, глаза никак не могли привыкнуть к темноте. Ни крупицы света. Лишь ощущения — ладонями, губами, лишь звуки — дыхание, шорох одежды. Пальцы Максвелла вцепились в ширинку Дориана, скользнули за пояс джинсов — и Максвелл сжал его через нижнее белье. У Дориана перехватило дух. Он торопливо расстегнул пуговицы на своей рубашке.
А он, наивный, думал, что соблазнит юношу. В результате его трясет от возбуждения так, что он едва справляется с собственной одеждой.
Он все же вытряхнул Максвелла из джинсов. Снял с него носки, коротко сжал ступни, ощутив резкую, удушливую нежность, и провел по его ногам вверх. Поставил дыбом пушок на его бедрах. Коснулся паха через нижнее белье — плотно сидящие боксеры. Нет, не боксеры… Он подсунул ладони под ягодицы Максвелла, сжал их — обнаженные, лишь пояс трусов тянется поверх, и выдохнул:
— И тебе хватило наглости весь вечер сидеть так далеко от меня? В этом возмутительном белье?
— Я едва удержался, чтобы сразу же тебе его не показать, — сказал Максвелл.
— Незачем было себя сдерживать…
Дориан, устроившись между его ног, зубами подцепил край его белья, приспустил, щекой касаясь напряженного члена, но не стал снимать полностью. Зацепился одним пальцем за резинку, обхватывающую его тело над расселиной ягодиц, Дориан взял его член в рот — медленно, очень медленно, позволяя головке скользнуть по языку. Максвелл едва слышно простонал и, кажется, прикусил ладонь, чтобы не издавать лишних звуков. Он качнул бедрами, дернувшись вверх, и Дориан отпустил резинку. Та звонко щелкнула по коже. Уложив бедро Максвелла себе на плечо, Дориан глубже взял его член, дотронулся подушечкой пальца до отверстия между ягодицами, и Максвелла прошило дрожью.
Он отзывался на каждое прикосновение. Стоило коснуться его гладко выбритого лобка — и он извивался; шептал имя Дориана, когда тот ускорял темп и брал до горла; и давил стоны, когда Дориан проникал в него. Его скрутило спазмом удовольствия на пике — он схватил Дориана за волосы, надавил, пытаясь проникнуть глубже. Успокаивающе положив ладони ему на бедра, Дориан замер. Максвелл обмяк, распластался на диване, шумно и глубоко дыша. Дориан выпустил его член изо рта, сипло сказал:
— Подожди минуту, хорошо?
Он спустил ноги на пол. Голова чуть закружилась, словно это он кончил, а не Максвелл лежал, оглушенный оргазмом. На ходу снимая джинсы, он включил торшер в углу комнаты, чтобы не травмировать глаза ярким светом, и обернулся к Максвеллу. Тот свесил ногу с дивана, склонил голову набок и следил за Дорианом. Тело его поблескивало от пота, обмякающий член лежал на животе. Дориан, взяв из шкафа презервативы и флакон со смазкой, подошел к Максвеллу. Нагнувшись, он снял с него нижнее белье — как бы ему ни понравилось, оно было лишним. Максвелл притянул его к себе, обвив руками шею, и поцеловал — глубоко, не позволяя отстраниться. Поставив колено между его ног, Дориан приник к нему, вжался всем телом, скользнул по животу Максвелла напряженным членом.
Он хотел спросить, часто ли бывал Максвелл снизу, но не стал. Это бы все испортило. Ему дела не было до бывших Максвелла, важно было лишь то, что происходило здесь и сейчас. В этой комнате. Он касался его нежно, словно тот был его первым. Проникал в его узкое горячее тело постепенно, никуда не торопясь, хотя до боли желал взять его.
— Перевернись, — шепотом попросил Дориан, когда решил, что Максвелл уже готов.
Тот молча повиновался, стоило лишь тронуть его за талию. Поднявшись на колени, Максвелл развернулся к нему спиной и оперся локтями о спинку дивана. В слабом свете мелькнул шрам на спине — длинный, ровный… Дориан провел по нему подушечками пальцев.
— Расскажешь мне потом, — сказал он и склонился к уху Максвелла, прикусил его мочку.
— Это ерунда, — пробормотал Максвелл. Он выгнулся в пояснице, завел одну руку за спину и оттянул ягодицу в сторону. — Давай же…
Дориан направил в него член, ткнулся головкой в узкое, покрасневшее от растягивания пальцами отверстие. Он положил ладонь на бедро Максвелла, ощутил, как подрагивают его мышцы. Наклонив голову, он лизнул его соленое от пота плечо. Максвелл подался к нему навстречу, пока Дориан осторожничал, и прижался ягодицами к его лобку. Дориан обхватил его одной рукой поперек груди, а второй скользнул к поникшему было члену.
— Не торопись, — выдохнул в ухо ему Дориан. — Привыкни.
Грудь Максвелла ровно вздымалась под его предплечьем. Под пальцами — твердый сосок. Дориан сжал его, потер, и Максвелл откинул голову назад, выдохнул. Его коротко стриженный затылок уперся в плечо Дориану.
— Я уже привык.
Дориан мягко подтолкнул его вперед, чтобы Максвелл оперся о спинку дивана, и осторожно двинул бедрами. Он чувствовал, что Максвелл врет. Он прошелся кулаком по его члену, постепенно отстраняясь, и вновь толкнулся внутрь. Становилось все легче. Он поцеловал выступающие позвонки у основания шеи Максвелла. Его затопило нежностью, она заменила собой безудержную страсть, заняла место зудящего желания. Дориан вжался грудью в спину Максвелла, надеясь, что тот поймет глубину его чувства, сквозь ребра почует бешеное биение его сердца. Максвелл положил руку на руку Дориана, так и лежавшую на его груди, переплел пальцы, сцепился с ним до боли. Глухо простонал от очередного толчка внутрь, и Дориан поймал этот момент, этот наклон, чтобы повторить его. Он быстрее заскользил кулаком по члену Максвелла — долго ему не продержаться. И ощутил пульс подступающего оргазма — сначала Максвелла, сперма его брызнула на обшивку дивана, а затем — своего собственного. Дориан вбился в него, чувствуя, как сжимается Максвелл на его члене, и его поглотило огромное, белое, звеняще-оглушительное.

Теплый свет торшера золотил обычно такую белую кожу Максвелла. Дориан, улегшись на диван, затянул его спиной к себе на грудь, и теперь рассеянно касался губами его шеи, дотрагивался кончиками пальцев до рта. Отчаянно хотелось говорить, и он не отказывал себе в этом. Выбалтывал:
— …запомнил сразу же. С первого взгляда. Когда ты вошел на территорию, покрутил головой и направился ко мне. «Извините, а как пройти к четвертому общежитию»? — передразнил он.
— О, я подумал, что ты препод, — с досадой сказал Максвелл.
— Я такой старый? — оскорбился Дориан.
— Ты такой красивый, — невпопад ответил Максвелл. — Ты был самым красивым из всех, кто нас координировал.
Глубоко вдохнуть не получалось из-за веса Максвелла на груди. Дориан провел ладонью по его телу, по животу. Ему хотелось говорить, потому что тишина казалась напряженной, неестественной.
— Мне, наверно, пора идти, — сказал Максвелл.
— Оставайся до утра.
— Это… это будет что-то значить, — произнес Максвелл. Ухватившись ладонью за спинку дивана, он сел, растолкав ноги Дориана в стороны, и обернулся на него. — Давай не будем усложнять.
— Что может усложнить одно утро? — лениво поинтересовался Дориан.
Надеялся, что вышло лениво. Словно ему плевать. Но в груди пробежал холодок. Он рывком сел.
Максвелл отвел взгляд. Наклонился, зашарил рукой по полу в поисках своей одежды.
— Ну… знаешь, всё. На самом деле — абсолютно всё. Будто ты не понимаешь.
Он смешался, замолк. Дориан мог бы надавить на него, не дать собраться с мыслями, разбить, но промолчал. Пусть. Он опять закрывается, но пускай все же скажет то, что хочет. Максвелл глубоко вдохнул, подцепил свои носки и, не глядя на Дориана, сказал:
— Было круто. Но у меня есть девушка.
— А будет парень, — парировал Дориан. — И притормози, если хочешь сказать, что ты «не такой», — он взмахнул руками, изображая кавычки. — На девушку у тебя так же быстро и крепко встает? Трусы эти для кого надел сегодня?
Максвелл вспыхнул.
— Я просто хочу оставить все по-прежнему, — четко сказал он, вновь втянул ртом воздух и добавил: — Если ты пожелаешь.
— Нет, не пожелаю, — хмыкнул Дориан, сам себе удивившись. Но слова вылетали легко, внутри разгоралось пламя. Максвелл продолжал одеваться и прятать глаза. — Не думай, удерживать тебя и умолять о чем-то я не стану. Но мило чирикать с тобой тоже не собираюсь.
— Будто для тебя это что-то значит, — огрызнулся Максвелл и встал, застегивая ширинку на джинсах. — Будто через этот диван целая армия не прошла…
Дориан вскинул брови. Он пошел за Максвеллом в коридор как был — голым, но холодно не было. Наоборот — он горел.
— Так вот что про меня перваки друг другу рассказывают? Армия?
— А что, разве это не так? — Максвелл развернулся и посмотрел ему в глаза.
— Максимум — пара футбольных команд, — ответил Дориан, выдерживая его взгляд.
— Так я и думал, — кинул Максвелл, подергал дверь за ручку, догадался наконец повернуть ключ и ушел.
Дориан не стал его останавливать.
В голове было пусто. Что произошло? Он все сильнее злился. Все было слишком хорошо. Он размяк и растаял. А Максвелл выдумал что-то себе, пару раз огрызнулся и ушел. Хотелось схватить так и не допитую бутылку вина и бросить ее в окно. Или в телевизор. Дориан ограничился тем, что сцапал телефон, набрал номер отца и издевательски поздравил его с наступающим Рождеством в ответ на сонное «алло». Выслушивая поток ругани в ответ, он злорадно улыбался. И почему-то вспоминал длинный белый шрам на спине Максвелла. Его, а не их скоропалительную и глупую ссору.

Торт, оставленный вчера Максвеллом, обнаружила Сэра. Вооружившись ложкой, она пожирала его прямо из коробки, чавкала и болтала с набитым ртом, пока Дориан пытался сосредоточиться. Сидел перед монитором, заканчивал заказную иллюстрацию, и все никак не мог выбросить Максвелла из головы. Сэра о нем, как ни странно, до сих пор не заговорила. Только пересказав все свои успехи (а вернее, неудачи) в поиске новой комнаты, заметила:
— Ты почему не хвастаешься, что спор выиграл?
— С чего ты взяла? — спросил Дориан, не поворачиваясь к ней, но стилус в руке у него дрогнул, и монитор разрезала кривая линия.
— Ну я видела его сегодня. Точно что-то было. А ты не из тех, что поматросят и бросят. И вряд ли отступишься.
— А, так я из тех, кто насилует, — фыркнул Дориан.
— Этого я не говорила, — хихикнула Сэра. — Так что? Было? Было! — торжествующе выпалила она.
— Я победил, да, — скучающим тоном сказал Дориан. — Что и требовалось доказать.
— Проси, что хочешь.
— Чаем облей его, — раздраженно сказал Дориан, закрыл программу и выключил компьютер. — И торт этот гребанный выкинь.
— С собой возьму, — деловито сказала Сэра, — жрать-то нечего. А давай его на Рождество пригласим! — вскинулась она. — Буду я с Дагной, ты с ним…
— Хватит, — прервал ее Дориан. — Все, тема закрыта. Я получил, что хотел, мне больше неинтересно обсуждать малолеток.
Кажется, Сэра хотела что-то сказать, выдать очередную насмешку, но не стала.
Торт она забрала с собой.
Все потекло по-прежнему, за тем исключением, что Дориан перестал искать с Максвеллом встречи. Возвратились студенты с каникул, Дориан вернулся в театр, потому что никто, кроме него, не мог руководить созданием декораций и костюмов, а режиссер пошел на уступки и предложил ему вместе обсуждать концепцию спектакля. Дориан затаил обиду на труппу, справившуюся с новогодним концертом без него, но все же милостиво согласился вновь присутствовать на репетициях. Иногда он играл сам с собой шахматы в секции, но подбирал время так, чтобы не столкнуться с Максвеллом.
И жизнь в общем и целом наладилась — так он думал, пока не затащил на свой диван приятеля со второго курса. Разделся, раздел его — и щелкнуло что-то в голове, переменилось. Отстранившись, Дориан признался:
— Извини, ничего не выйдет.
Приятель все же попытался развести его на секс, и Дориан уважал его попытки, но был непреклонен. Он молча снес все упреки (а попросту — ругань) и закрыл за ним дверь. Он слишком хорошо помнил, как было с Максвеллом. Было бы проще смириться, будь ясна причина их размолвки, но Дориан не понимал, что произошло. Может быть, он сделал что-то не то? Причинил боль? Нет, не похоже. Завел разговор не о том? А что, если Максвелл подумал, что Дориан настроен на серьезные отношения, а для него это неприемлемо? Или, что хуже, он любит свою девушку? Вопросы сыпались, ответов не было.
Сэра все-таки облила Максвелла чаем в один из дней, и Дориан злорадно посмеялся над тем, как Максвелл с ошарашенным лицом молча вопрошает, за что это было. Его девушка верещала и тыкала в Сэру пальцем с длинным розовым ногтем, утверждала, что та сделала все специально, а Сэра невозмутимо говорила, что просто споткнулась. И ей можно было бы даже поверить, если бы только она не срывалась на издевательское хихиканье.
А потом стало опять грустно, и Дориан подсчитал, что прошло полтора месяца с той ночи — волшебной и ужасной одновременно.
Подспудно он ожидал, что Максвелл подойдет к нему с виноватой, обезоруживающей улыбкой и хотя бы попытается сказать что-то, похожее на извинения, или предложит двигаться дальше. Все-таки их дружба была дорога обоим. Но ничего не происходило. Завидев Дориана издалека, Максвелл сразу же сбегал, будто Дориан собирался приблизиться к нему и начать разговор. Они взаимно друг друга избегали.
Не судьба, наконец решил Дориан. Просто неудачное стечение обстоятельств. Месть ему за все разбитые сердца. Нельзя быть неотразимым и великолепным для всех, обязательно найдется какой-нибудь угрюмый тип, который сможет стойко противостоять твоим чарам.

Пролистывая посты в группе первокурсников (он вновь взял на себя часть обязанностей по курированию малышей), Дориан остановился. Писал Максвелл. Спрашивал, есть ли у кого конспекты по литературоведению. Но, добавлял он, используя исключительно прописные буквы, только разборчивые.
«У меня очень понятный почерк, — написал Дориан. — Приезжай, заберешь»
Отсутствие знаков препинания показалось ему веским и безапелляционным, после такого Максвелл никак не мог отказаться. К тому же предложение Дориана увидят все его однокурсники, и все они будут требовать, чтобы он взял конспекты и распечатал их на всю группу.
Но он не питал особых надежд на приезд Максвелла. С того станется явиться с его куклой. Или с кем-то из друзей. Если у него, конечно, есть друзья. И Дориан, мысленно отметив, что прошло два месяца после их размолвки, развалился на диване с книгой.
В результате, когда раздался звонок в дверь, он все еще был в старых спортивных штанах и мятой майке, совершенно не готовый к визитам гостей. Сердце пропустило удар — по крайней мере, холод, вспыхнувший на миг в сердце, был похож именно на это. Отложив книгу на столик, Дориан поднялся открывать.
Он посмотрел в глазок. Поднял брови. А его рассуждения оказались правильными. Максвелл накануне зачета по литературоведению не мог отказаться от конспектов на основании личной неприязни. И даже, кажется, он один. Дориан открыл дверь.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответил Максвелл, буравя взглядом пол.
Так и подмывало по старой памяти помочь ему начать диалог, заговорить, весело спросить: «Что, за конспектами? Как успехи? Кто у вас ведет этот семестр?», но Дориан молчал из упрямства. В конце концов, ему ничего не нужно было от Максвелла, точнее, ему нужно было то, что Максвелл дать ему отказался. А значит, он не обязан проявлять человеколюбие и вежливость.
— Я войду? — спросил Максвелл, так и не подняв глаз.
Дориан молча посторонился. Максвелл зашел в прихожую, закрыл за собой дверь и поднес было руки к вороту куртки, чтобы расстегнуть молнию, но остановился. Подняв голову на Дориана, он произнес:
— Извини. Я не думаю, что через твой диван армия прошла.
Дориан распахнул глаза:
— Так ты только за это хочешь прощения попросить?
Он круто развернулся, чтобы найти конспекты и бросить их в Максвелла, приказав убираться, но вдруг Максвелл поймал его за запястье, дернул на себя с неожиданной силой, и заговорил:
— И за остальное. Я не знаю, как тебе объяснить.
Дориан отнял у него ладонь и скрестил руки на груди.
— А ты придумай, как. Можно, например, объяснить все словами. Я подожду. Сними куртку, с нее течет.
Максвелл стянул кожанку, тонкую, совсем не по погоде, и оставил в руках. Растаявший снег капал водой на пол. Дориан, не выдержав, схватил ее и отнес в ванную. Пока он устраивал куртку на вешалке, Максвелл разулся и прошел за ним. Он застыл в дверях, неприкаянный, неловкий, и Дориан сжалился.
— Расскажи, как есть. Я нормально отреагирую.
Он уселся на стиральную машинку. Максвелл остался в проеме двери, прислонился к дверному косяк, набрал воздуха в грудь.
— Лекси… ну, девушка моя… она не девушка. Просто подруга.
Дориан подождал, но продолжения не было.
— И? — подбодрил он Максвелла. — Дальше что?
Тот нервно облизал губы. На улице было холодно, и он, наверно, шел от университета пешком, потому что щеки его горели румянцем, почти таким же ярким, как цвет его губ. Ресницы были влажными. Снегопад…
— Нет, не дальше… в общем, помнишь, ты про шрам меня спрашивал?
— Конечно, — мгновенно ответил Дориан. Тот шрам, пересекающий спину, впечатался ему в память.
— Это мать меня. Ремнем. Ухитрилась до мяса ударить. Она вообще строгая.
Он опять замолк. Дориан выжидал. Рассматривал, как подрагивают ресницы, и все гадал: поднимет взгляд или нет? Когда же он научится смотреть в лицо человеку, с которым разговаривает? Максвелла вдруг словно прорвало:
— Не все могут жить так свободно, как ты. Не все так легко о родителях говорят… и с ними тоже не всем делятся. Если моя мать узнает… Ей плевать будет, что ты, наверно, лучшее, что у меня в жизни было. — Он смолк, и Дориан подумал, что сердца у них сейчас одинаково бешено стучат. — Это Лекси предложила мне притвориться парой. Она догадалась, кто я, мы же в одну школу ходили, соседями были. Она сказала, что прикроет меня перед матерью. А потом сказала, что нужно съехаться и жить вместе, иначе неправдоподобно…
— А потом она скажет, что нужно пожениться и детей родить, — не удержался Дориан. — Иначе неправдоподобно. Почему ты считаешь, что всем, кроме тебя, легко?
Максвелл посмотрел на него исподлобья.
— Эта Лекси, — не унимался Дориан, вцепившись пальцами в край стиральной машинки, — она действительно просто прикрывает тебя? И ничего не хочет взамен?
Максвелл едва заметно пожал плечами. Видимо, и сам понимал, что желает от него девушка.
— У матери сердце не выдержит, если она узнает, — наконец произнес Максвелл.
— Она сказала?
— Нет. Она сказала что-то типа… ну, если я не оправдаю ее надежд, то она умрет.
Максвелл опять прикусил губу. Дориан вздохнул.
— Конечно, ты можешь постараться для нее. Притвориться. Завести семью. Будешь одним из тех голодных, несчастных папаш, которые сбегают, чтобы потрахаться с парнем на стороне. Ты хоть видел, какие они невротичные? Как они жалеют о своем выборе и ненавидят себя?
— Видел, — огрызнулся Максвелл. — Мой первый раз с таким был.
— Вот как? — приподнял брови Дориан.
Максвелл посмотрел на него уже спокойнее.
— Ага. Мы через интернет познакомились, встретились. На заднем сидении его машины. У него там, знаешь, детское кресло было, он его в багажник убрал. Больно было. С тобой лучше.
Они помолчали.
— У тебя всего одна жизнь, Макс, — негромко сказал Дориан. — Единственная. Не тестовая версия, после которой начнется настоящая. Может, мне действительно легче, потому что меня никто не лупил в детстве, и я всегда мог надерзить и отцу, и матери. А может, и не легче, семья со мной не общается — потому что мама умерла два года назад от рака, и отец считает, что это из-за меня он начал прогрессировать так быстро. Может, бог действительно есть, и наказывает меня за содомский грех. Ты не узнаешь, пока не умрешь. Но как обидно будет, если ничего не получишь за благопристойную жизнь. Как обидно, что не делал, что хотел.
— Я еще не собрался помирать, — поморщился Максвелл. — Какой еще содомский грех…
— Я просто оцениваю перспективу. Потому что сначала говоришь, что сперва окончишь школу, а потом начнешь жить по-настоящему, потом — получишь диплом, и уж точно вздохнешь полной грудью, потом — повышение… И все ждешь, что скоро будет настоящая жизнь, полная возможностей, а не эта бета-версия, полная ошибок. Сам решай, чего ты хочешь. Жить и любить тех, кого сам выбираешь, или жить с подругой, которая однажды заставит тебя любить ее.
— У меня в груди все разрывало эти два месяца, — не к месту сказал Максвелл. — Я думал — и до сих пор думаю — что потерял тебя навсегда.
— Просто признай это.
— Что признать?
— Что я тебе нравлюсь, — сказал Дориан и чуть растянул губы в улыбке, пытаясь сгладить все сказанное.
— Ты мне нравишься. Больше, чем нравишься. Гораздо больше.
Дориан протянул ему руку. И Максвелл, сделав шаг навстречу, прижался к нему лицом, обнял за талию, и ресницы его были влажными, хотя давно должны были высохнуть.


ОБЗОРАМ[L]Ernst Wolff[/L] <a href="http://die-trane.diary.ru/p214927212.htm">пишет</a> фик (Дориан/Максвелл, NC-17, колледж!АУ)