хотя с надписью на картинке я не согласен
Аня, это спойлерно, не читайпригорело мне немножко от чтения заявок в заявочной у драгонаги, но пригорело не от того, что я собираюсь написать.
это, скорее, ввергло меня в недоумение.
просят додать хоукоандерсов, в которых Хоук простил ему взрыв или поддержал - пусть это будет дарк!Хоук.
да ладно? че это? поддерживаешь Андерса - и сразу дарк? или это мне взрыв с Эльтиной норм, потому что я себе проспойлерил взрыв еще до начала игры? как по мне, и дарком быть не надо, чтобы поддержать Андерса. ну... психанул. ну, взорвал. а по-другому ничего бы и не вышло. он долго пытался по-другому. и листовками, и разговорами, и вытаскивал мажонков через подземелья. здесь уже ничего не исправить, жги, Господь \с\ терроризм, конечно, но учитывая общий пиздец, который творится в Тедасе, это так, мелочи жизни. один Хоук за свое пребывание в Киркволле перебил кучу народу. и Андерса с собой таскал. а тут ушатали церковь и Эльтину и, может, пару служек (жаль, Себастьяна там не было в кульминационный момент). единственная церковь, которая дает свет, - это церковь, которая горит. \с\ или взрывается, да.
только в комментах не доказывайте мне, что я моральный урод и Андерс а-та-та, плохо поступил, все равно не соглашусь.

@темы: Картинки, Мысли, Dragon Age

Три года рабства
Персонажи: Адаар\Дориан
Рейтинг: NC-17
Жанр: hurt\comfort и немного страданий
Размер: ~6.000 слов
Саммари: АУ в условных реалиях канона. Дориан попадает в лапы коссита.
Предупреждения и примечания: немного насилия читать дальше(но оно нравится обеим сторонам). возможно, здесь есть стокгольмский синдром, но лично мне кажется, что все в ясном уме и прекрасно знают, чего хотят. даб-кона и вот этого всего, несмотря на слейв, нет, но есть легчайшие намеки на возможность возникновения таких ситуаций (чего, впрочем, не происходит).
честно говоря, я перечитывал этот фик несколько раз, между каждым прочтением проходило достаточно времени, но мне все равно очень сложно через него продираться, как будто написал не я. чисто из-за языка. а может, и из-за эмоций.

1 год

Адаар проводит языком по пояснице Дориана — проводит широко, слизывая горькую пленочку пота. Так он делает каждый раз, будто заменяя прощание. Дориан, расслабленный, до того уставший, что пролежал бы в постели еще несколько дней, находит все же в себе силы, и когда Адаар начинает выпрямляться, бьет его ногой наугад.
Реакция Адаара быстрее: он хватает Дориана за лодыжку. Толстые большие пальцы тискают самую узкую часть ноги, сжимают крепко, и на секунду Дориану кажется, что на этот раз Адаар точно выйдет из себя и сломает ему несколько костей. Но тот лишь аккуратно, чтобы не причинить боли, заставляет Дориана вытянуть ногу, касается губами мягкой, только сегодня тщательно вымытой и натертой маслами стопы и отпускает.
Дориан безвольно роняет ногу на постель. Хлопнувшая дверь извещает, что Адаар ушел. Как и всегда, без единого слова. Логично. Зачем прощаться, если Дориан всегда здесь, под боком, и Адаар может ворваться к нему и взять в любой момент все, что пожелает? Это был один из тех дней, когда наплывали мысли и видения о прошлой жизни.
Дориан перекатывается с живота на спину. В комнате висит духота, спертый воздух давит на виски, но встать и раскрыть окно все равно что совершить подвиг. Дориан поворачивает голову и смотрит на витражные стекла, что по утрам разбрасывают по стенам, простыням и по нему самому разноцветных солнечных зайчиков. Постепенно жар уходит. Пот высыхает. Хочется пить, и кувшин с водой стоит на тумбочке сбоку, только руку протяни, но и на такое короткое и простое движение Дориан неспособен. Адаар сегодня вымотал его полностью.
Позже Адаар расскажет, в чем была причина его сегодняшней неутомимости, но пока Дориану остается лишь гадать. Скорее всего, поход Адаара увенчался успехом, и его очередной противник, имевший наглость претендовать на земли Адаара и его рабов, погиб в мучениях. Дориану сегодня мерещилось, что от грубой кожи — даже не кожи, а шкуры, звериной шкуры — Адаара пахнет кровью и смертью, и в этом наваждении были крупицы правды — все-таки Дориан маг, и ему доступно то, что сокрыто от простого взгляда…
Да, Дориан совершенно в этом уверен: еще один коссит, ненавистный Адаару, мертв. Это влекло за собой, как тяжелые плуги, еще две мысли. Первая — никто больше в ближайшие месяцы не нарушит границ земли и не даст шанса на побег. Вторая — его хозяину ничего не угрожает.
Дориан переворачивается на бок, утыкается лицом в подушку и смеется. Его выворачивает наизнанку каждый раз, когда он называет Адаара хозяином. Ненавистное слово вцепилось в разум, как клещ, и от него уже не избавиться. Адаар — хозяин. Хозяин по определению, хотя Дориан за весь этот год так ни разу и не признал, что принадлежит ему. И четыре неудачных побега ничего не доказывают.
В такие дни, когда судьбоносный меч Адаара снимает с кого-то голову, как шляпу, приходят воспоминания.
Целый год, одними губами шепчет Дориан. Он здесь уже год зовет хозяином огромного получеловека-полузверя. Адаар владеет им безраздельно, играет с ним, будто ребенок с куклой. Делает все, что хочет.
Чаще всего, конечно, ему хочется, чтобы Дориан просто был красивым. Слуги готовят для него ванну так же часто, как и для самого Адаара, и пока Дориан нежится в горячей воде, они стригут и полируют ему ногти на руках и ногах, подравнивают волосы, натирают кожу маслами, чтобы она стала мягче, бреют везде и соскабливают огрубевшую кожу с пяток. Потом они приносят шелка. Ткани, от одного скольжения которых по телу зарождается возбуждение.
И Адаар знает об этом. Иногда он, уставший и воняющий потом и грязью, садится на чистые простыни комнаты-клетки Дориана и бесконечно долго завязывает шелковые платки в узлы на теле Дориана. Окольцовывает кожу дюйм за дюймом. Превращает Дориана в картину из искрящей ткани. И уходит, оставив его возбужденным, напоследок попросив не прикасаться к себе.
Дориан еще ни разу не выполнил его просьбы.
Но сегодня его больше мучает другое. Не эти милые извращения, которых у Адаара чересчур много для обычного кровожадного коссита.
Дориана мучают видения Минратоуса. Город, огромный, красивый, величественный. Где с ним здоровались на улицах. Он был никем, но благодаря отцу его знали и уважали. Точнее, боялись. Все возвращается сторицей. В Тевинтере Дориан играл с рабами в хорошего хозяина, не позволял обижать их, даже старался сделать их счастливее. А теперь он сам раб.
Та поездка, в которую его отправил Верховный Чародей, была самой настоящей западней. Дориан был слишком хорош для юноши своих лет, и все это знали. А значит, он мог занять место любого. Место отца в Магистериуме. Место Чародея. Мор их раздери, он мог бы стать Архонтом, даже Архонтом. Если бы не оказался настолько глуп, чтобы попасть на земли косситов под предлогом дипломатического визита. Сейчас, вдали от дома, Дориан забывал, как яро ненавидел закостеневший Тевинтер, его порядки и традиции, как хотел сбежать — не менее страстно, чем сейчас хочет сбежать из замка Адаара.
Первые дни на земле Адаара плохо ему помнились. Разрушенная повозка, убитые копьями лошади, едва не сожженные до костей ладони — саирабазы, даже если и были слабее его, значительно превосходили делегацию по численности. Из всех тридцати человек, включая рабов, выжил только Дориан. Скорее всего, его бы тоже убили, не окажись он магом.
Ведь иметь просто раба — не так уж и престижно. Рабы есть у всех. Иметь раба-мага… высокого положения… о, это показывает настоящую силу. Все равно что пригреть змею на груди. Тот коссит, который смог победить и подчинить магистра из Тевинтера, бесстрашен и могущественен. С Адааром и раньше считались, а теперь приемы в его замке превратились в поклонение ему. Восхищенные косситки так и кружат. Выгодная партия. Красивый мужчина.
Мужчина, который раз за разом возвращается к Дориану в спальню и отсасывает ему, заглатывая так глубоко, как никто другой не сможет, и вылизывает его яйца, и дает трахать себя. Но чаще Адаар раскладывает под собой Дориана.
Дориан засыпает под звон своих разбитых ожиданий — мог бы стать Архонтом, мог бы править всеми, мог бы все изменить… но теперь твое место здесь, в комнате-клетке, у ног хозяина-коссита, раб.

2 год

Приемы у Адаара никогда не нравились Дориану. Поэтому он и хотел на них присутствовать. Из чистого упрямства. Чтобы испортить ненавистное сборище. Адаар каждый раз ему отказывает. Пытается отговорить, запереть в комнате-клетке, не выпускать. Словно боится, что его украдут.
— Но ты должен продемонстрировать меня, — замечает Дориан. Приподнявшись на локтях, он будто случайно ведет бедром, и тонкое одеяло спадает с его колена. Его белый край едва прикрывает пах Дориана.
Адаар, поведясь на представление, смотрит на очертания члена, скрытые тканью, и на слова Дориана отвечает заторможено:
— Уверен, что хочешь выполнять функцию картины?
— Из меня выйдет отличная статуя, — Дориан перекатывается на живот. Одеяло окончательно спадает и оказывается в стороне. На его белом фоне солнечная кожа Дориана смотрится особенно сочно, и он использует это на все сто. Адаар, забыв о том, что собирался чистить виноград, разглядывает его и тянется рукой к ягодицам Дориана.
— Ты и секунды на месте не устоишь, — говорит он. Грубая ладонь скользит по коже Дориана, пальцы забираются между ягодиц и гладят узкую дырочку между ними.
— Именно поэтому ты не позволяешь мне присутствовать на приеме?
Дориан бьет его по руке и кивает на тарелку, напоминая о винограде.
Адаар смиренно возвращается к фруктам.
— Нет, — все-таки отвечает он после долгой паузы. — Я всего лишь не хочу, чтобы на тебя глазели. Ты знаешь, как используют красивых мужчин и женщин на приемах.
— Обряжают в самую откровенную одежду, ставят в красивые позы… хвастают ими…
— Да, — Адаар поднимает на него взгляд. Глаза у него светло-зеленые, словно прозрачные, совсем человеческие. — А еще их лапают. Иногда трахают прямо там. Иногда рвут до смерти и развлекаются остаток вечера с трупом, засовывая в него все, что под руку попадет. Еду, бутылки, вилки и ножи. Ты этого хочешь?
Он, так и не дочистив виноградину, сминает ее между пальцев и бросает на пол. Дориан плавно садится, берет целую виноградинку и в несколько ловких движений избавляет от шкурки. Кинув кожицу обратно в тарелку, он отправляет виноградину в рот. Адаар следит за этим действом так, словно умирает от голода.
Только съесть ему хочется далеко не виноград…
— Я просто хочу посмотреть, как ты будешь всем говорить, что одержал победу, и никто больше не посмеет покуситься на твои земли. И я хочу их подразнить, — Дориан усмехается. — Тебя ни капли не возбуждает, что ты можешь получить то, на что они могут лишь глазеть?
— Иногда я совсем тебя не понимаю, — признается Адаар. — Иди ко мне, — зовет он, и Дориан садится к нему на колени.
Адаар не дотрагивался до его задницы несколько дней, и мышцы отвыкли от его размеров, но Дориан слишком любит чувствовать его внутри себя, чтобы и дальше позволять Адаару беречь его. К тому же быть хрупкой вазой, над которой все трясутся, попросту раздражает. Все заканчивается тем, что Дориан медленно опускается на его член, сидя сверху. Он часто облизывает губы, но они все равно сохнут. Адаар распирает его изнутри, проходит медленно и неглубоко. Сегодня Дориан так и не принимает его до конца, двигается на головке и немного ниже. С усмешкой думает, что сам себя дразнит. Адаар, стиснув его бедра одной рукой, второй водит по основанию своего члена. Он смотрит на Дориана, не отрываясь, и в его глазах невозможно ничего прочесть.
Мелькает мысль, что Адаар ему откажет. Он, может, и привязан к Дориану, но вряд ли доверяет, к тому же у косситов не принято запрещать друг другу пользоваться рабами, а Адаар — собственник, и не будет им делиться. Раб у косситов — это даже не предмет личного пользования, это сувенир, который каждый может повертеть в руках, и, если вещь вернется к хозяину потрепанной, он просто приобретет новую — у него должно быть достаточно средств для этого, в противном случае он жалок и беден. Дориан ожидает, что Адаар скажет «нет».
Он заводит руку назад, стискивает яйца Адаара, и двигается все быстрее, с каждым рывком опускаясь немного ниже.
Каждый оргазм Адаара — словно взрыв, и Дориан никак не может привыкнуть к ним. Адаар сжимает его ягодицы, резко переносит ладони на ребра, будто пытаясь их сломать, и под конец хватает за шею, притягивая к себе. И все эти мгновения из него бьет сперма. Дориан падает на широкую грудь, потирается членом о живот Адаара, пока он почти в беспамятстве пытается отдышаться.
В итоге Адаар его удивляет. Открывает глаза и говорит, что для Дориана как раз успеют сшить одежду к приему.

***

Одежда — шелк и газовый, полупрозрачный муслин, кожа и что-то легкое, удивительное, словно накидка самой Тени. Облачившись с помощью слуг, Дориан долго смотрит в зеркало. Открытых участков кожи не так уж много: шея, одно плечо, полоска бедра, колено и щиколотка. Все ассиметрично, логики в плетении наряда не прослеживается, но глаз так и цепляется за каждый слой. Ткани сбегают вниз, сменяя одна другую, и прикрывают его тело то дымкой, то плотным туманом. Дориан не может оторвать взгляда от своего отражения. За спиной появляется Адаар. Он смотрит так, словно сейчас же хочет сорвать все это. Дориан, повернувшись к нему, улыбается. Адаару придется оставить свои желания при себе. Иначе до приема им не дойти.
В зале, обычно сумрачном, горят все факелы, все лампы. Дориан проходит в сопровождении Адаара между столов. Он и раньше видел, как много слуги готовят для гостей, но сегодня впервые узрел, как торжественный ужин выглядит нетронутым. Сколько же времени и продуктов уходит на все это?.. Адаар, не отпуская его локоть, тащит его дальше и останавливается у помоста. Дориан, уставившись на него, спрашивает:
— Так ты воспринял мои слова о статуе всерьез?
— Здесь до тебя хотя бы не дотянутся, — бурчит Адаар. Он пытается помочь Дориану взобраться, подает руку, но Дориан его игнорирует. Он вспархивает на высокий, до середины бедра помост из белого мрамора и застывает, оглядывая зал.
Идея присутствовать на приеме, а не провести его, как всегда, в комнате-клетке или на кухне, уже не кажется ему такой блистательной.
Постепенно начинают прибывать гости. Дориан, выставив бедро, стоит провокационно. Он спрашивает себя, какую игру затеял, но ответа не находит. По разным углам устроились мужчины и женщины, в основном люди, но несколько эльфов тоже скучают. Почти все они одеты в нижнее белье, больше напоминающее порванную ткань. Официанты снуют мышами, пригибая голову. Зал заполняют косситы, их смех и громовой голос возносятся под потолок. Поначалу все проходит спокойно. Адаар берет слово. Его речь короткая, с виду мирная, но на деле — полная угроз. Под ее конец он неожиданно благодарит отца. Дориан распахивает глаза. Коссит с сединой в толстой косе, идущей до середины спины, поднимается с противоположного конца стола и кивает Адаару.
Дориан никак не демонстрирует удивления, хотя поражен так, что едва не открывает рот. Он все эти два года считал Адаара сиротой. Тот ни разу не упоминал ни отца, ни мать, словно у него никого не было, и среди портретов в его кабинете не присутствовали лица родственников. Лишь сам Адаар и один из полководцев, которым он восхищается.
Дориан переменяет позу. Он начинает уставать, но веселье только начинается, и он напоминает себе, что сам на это подписался и сам себе право вот так стоять выторговал. Насытившиеся и изрядно выпившие косситы уже разбились на небольшие группы. Одну из эльфиек, похоже, они собрались оприходовать втроем, и она, стоявшая неподалеку от Дориана, уходит с ними, пряча испуг за глупым хихиканьем. Дориан никак не может отыскать глазами Адаара. Тот как сквозь землю провалился.
Он продолжает наслаждаться своими одеждами, воздухом, пробегающим по паху, свободному от нижнего белья. Краем глаза он замечает, что его наряд заинтересовал и других. Два коссита. Похожи на братьев, но, по большому счету, все они для Дориана на одно лицо и одни рога, кроме Адаара. Он остается неподвижен и никак не подает виду, что в курсе открывшейся на него охоты.
Здесь так принято, напоминает он себе. Он сам читал книги об этикете. Раб безмолвен и безотказен, особенно выставленный напоказ раб, и ему стоит помалкивать.
Беда в том, что Дориан редко соблюдает правила.
Косситы приближаются к нему, переговариваясь и глядя исподлобья. С ним беседовать они даже не собираются, один просто тянет руку к колену Дориана. Он делает шаг назад и строго произносит:
— Смотреть, но не трогать.
Фраза выводит косситов из себя на раз.
— Какой болтливый раб, — хрипло произносит один из них и резко дергает за полоску шелка, обхватывающую голень Дориана. Ткань рвется и остается в огромной лапе.
— Ему стоит отрезать язык, — добавляет второй. — После того, как он хорошо им поработает.
Дориан тонко улыбается:
— Мне всегда говорили, что Создатель наградил меня даром красноречия.
По позвоночнику у него словно искры бегут, и он запоздало понимает, что весь напрягся, а в стиснутом кулаке искрят молнии. Это замечают и косситы. Один из них кивком указывает другому на Дориана, а тот плавно вынимает клинок, болтавшийся в ножнах на поясе.
— Я думаю, — уже безо всяких интонаций говорит второй коссит, — что ему просто нужно снять голову.
Пока на них не смотрят, но Дориан взмахивает рукой, и коссита с клинком сносит с ног разрядом электричества. Он с грохотом валится на пол, дергаясь в судорогах. Второй коссит с рыком бросается вперед, в одно движение вспрыгивая на помост. Дориан, на секунду потеряв равновесие, падает, погребенный под тяжелым телом. В тот же миг он концентрирует разум на сфере, и волна отрицания подбрасывает коссита. Дориан быстро отползает к стене, прижимается к ней и собирается с духом. Он позволяет косситу встать и почувствовать себя сильным. А сам в это время стягивает к себе из Тени ниточки магии, чтобы на этот раз его удар вышел смертельным.
— ХВАТИТ! — рык доносится до него как издалека. — Дориан!
Он быстро кидает взгляд на Адаара, торопливо движущегося к нему из другого конца зала, и все-таки не сдерживается: бросает в нависшего над ним коссита огонь, прямо в его налитые кровью глаза, и прием превращается в небольшой пожар.
В суматохе достается всем. Дориан больше не дерется. Идея сбежать, в седьмой раз сбежать выкристаллизовывается неожиданно, но ясно. Он ускользает, сеет вокруг себя энтропию, путает всех. Хватает чей-то китель и торопливо надевает его. Ноги, опутанные слоями ткани, остаются почти голыми — его одежды разваливаются от резких движений. Дориан оказывается во дворе, ветер щекочет его и забирается в самые укромные места. С нервной ухмылкой Дориан думает, что верхом он точно не поедет — для этого ему понадобятся хотя бы трусы. Он припускает бегом — мимо чужих колесниц и лошадей, мимо устрашающего вида драконолисок. И после ворот он оказывается на дороге, пересекающей лес, по которой едва проезжают повозки. Узкая. По ней точно шныряют волки и медведи.
Лишь сделав несколько шагов, Дориан осознает, что он сбежал без обуви. Чужой китель болтается до середины бедра, ступни больно при каждом шаге — хвоя, мелкие камни и просто грязь угнетают его даже больше, чем посягательства на честь и жизнь.
В итоге Дориан проходит совсем немного: его ловит охрана, расставленная по случаю приема по всему периметру, в том числе и в лесу.
До утра он мерзнет в каморке у конюшен. Она заперта на щеколду. Руки у него скованны за спиной. Вдалеке слышится грохот, крики, потом все смолкает, и Дориан гадает, кто же победил. Инстинкт бежать сработал против него. Он подставил Адаара.
Но Дориан понимает, что для Адаара исход оказался удачным, когда каморка отворяется, а Дориана тащат смывать грязь и залечивать мелкие занозы и царапины на ногах. Он пытается отвязаться от лекаря, но тот молча делает свою работу, не обращая внимания на подначки и дерзость Дориана.
Адаар приходит только вечером, когда Дориан уже потерял всякую надежду его увидеть. Запертый в своей комнате-клетке, он не может себе найти места, и когда Адаар отворяет дверь, Дориан подскакивает с кровати. Он хочет накинуться на Адаара с обвинениями, сказать, что тот бросил его в неведении, но осекается. Делает несколько шагов назад и плюхается на кровать.
— Отец обвинил меня в том, что раб мне дороже друзей семьи, — тихо произносит Адаар и закрывает за собой дверь. Он неторопливо подходит к Дориану и останавливается перед ним, пряча руки в карманах широких штанов. — Мне нечего было возразить. Это, — он склоняет голову левым рогом к Дориану, — означает, что я отвернулся от одной ветви семьи. Отца.
Дориан отводит взгляд, но Адаар резко хватает его за подбородок и рявкает:
— Смотри! Знаешь, что это еще означает? Знаешь?
Сдавшись, Дориан глядит на левый рог, отпиленный наполовину. Он тянется было к нему, но тут же отдергивает руку. Он не знает, больно Адаару или нет. Не знает, как его лишили половины рога. Встали в круг и смотрели, как его отсекают? Или это сделали его воины по его же приказу? Дориан задает тысячу вопросов, но ни один не произносит вслух. Он смотрит на рог. Место среза будто запаяно тусклой золотой пластиной, и ее края сбегают вниз еще на дюйм. Адаар наконец отпускает его челюсть. Призрак прикосновения, словно вмятины от жестких пальцев, еще ощущается, но говорить не мешают.
— Это означает, что теперь сочетаться с тобой браком — позор, потому что ты предал родных, и новую семью тоже предашь, — произносит Дориан и переводит взгляд, уставившись в глаза Адаару. — Это означает, что ты свободен от уз супружества и обязательств.
— И что у меня появилось несколько новых врагов, — Адаар суживает глаза.
Дориан никак не может понять, что сейчас последует. Адаар ударит его? Выбросит в лес, чтобы Дориан в очередной раз попытался сбежать, и на этот раз погиб? Или Адаар возьмется за его казнь сам, убьет своими руками?
Последний вариант кажется наиболее вероятным. Дориан наконец-то смог доставить хозяину огромные неприятности. Все его побеги — ничто по сравнению со вчерашним.
— После изготовления наконечника осталось немного золота, — тихо говорит Адаар. — Я приготовил кое-что для тебя.
— Подарок? — настороженно спрашивает Дориан. — После всего, что я натворил?
— Ты наверняка привык к роскоши. К дарам. А я ничем тебя не радую, и поэтому ты постоянно сбегаешь, — едва ли Адаар его слышит. Он проходит к изголовью кровати.
Дориан вскакивает и идет за ним следом.
— Тебе лучше лечь, — без малейших эмоций говорит Адаар.
— Что ты собираешься делать? — Дориан топчется за его спиной, пытаясь выглядеть, что Адаар достает из карманов.
Тот резко разворачивается и сносит Дориана к стене. Ударившись лопатками, Дориан пытается вырваться, но Адаар крепко держит его за горло. В глазах на долю мгновения меркнет свет. Правильно давит, думает Дориан ускользающим сознанием. Не душит, но лишает воли.
В пальцах Адаара мелькает игла. Он рвет рубашку Дориана, оголяет его грудь. Голос доносится как издалека:
— Не шевелись. Иначе будет хуже.
В пальцах скапливается сила — неохотно, недоверчиво, потому что не станет бить добрую до того руку… и Дориан безвольно обмякает. Ровно до тех пор, пока его сосок не прошивает болью. Взвыв, Дориан весь словно становится эпицентром взрыва, и вокруг него летят вещи в стороны, а потом боль снова настигает — уже второй сосок. Дориан откидывает Адаара, как какую-то мелочь, почти ничего не видит, и в комнате воет ветер, носится ураганом.
— Я еще не закончил! — взбешено орет Адаар, преодолевая силу стихии.
Дориан опускает взгляд. Перед размытым взором — кровь, двумя струйками стекающая от сосков вниз. Адаар, воспользовавшись его кратким замешательством, грубо бросает его на кровать и придавливает сверху своим весом.
— Вот тебе подарки… Украшения… — как безумный, ревет Адаар.
— Уйди… — Дориан возится, но спихнуть с себя неприподъемного коссита не может. — Уйди!
Адаар завершает начатое: вставляет в каждый сосок по маленькому золотому кольцу. Боль раздражающая, не такая уж сильная, но выводит из себя.
— Окольцевал? — хрипит Дориан, придавленный Адааром, как гранитной плитой. — Вместо жены? Мстишь за рог?
Адаар, стиснув его челюсть пальцами, заставляет посмотреть на себя.
— Все это — ничто. И виноват в моем отлучении от семьи не ты. Это за побег.
Дориан постепенно затихает, а Адаар откатывается в сторону. Он стирает одеялом кровь с груди и живота Дориана, дует на припухшие соски. Жалеет, что не дарил раньше украшений, ведь золото Дориану так идет… Он, запинаясь, просит прощения, но Дориан его не винит. Зверь разбушевался. Такое случается. Ему бы стоило просто предложить вставить в соски кольца… и Дориан не отказал бы. Их сегодняшний секс больше похож на милостыню — они оба жалеют друг друга.
Адаар рассказывает ему, что отец ушел из семьи, когда Адаару было двенадцать. Ушел к любовнице. Мать покончила с собой, а Адаар стал отвоевывать замок, на который тут же накинулись бывшие друзья отца. Отношения между ним и отцом потом худо-бедно наладились, но отдавали лицемерием. Так что сегодняшнее шоу с показательным отсеканием рога должно было случиться давным-давно.
Дориан гладит его по широкой спине. Он ощущает смутное удовлетворение. Не потому, что Адаар окончательно порвал со своей семьей. А потому, что теперь он никогда не сочетается браком с чужой женщиной, оставив его в положении прислуги. Но к себе Адаар тоже его не зовет. Привычно уходит, лизнув на прощание, хотя от ночи остались какие-то крохи.

3 год

Еще один год, еще одно предложение украдкой от эльфа, работающего на кухне. Замок Адаара огромен, за всем не уследить, и эльфы и люди, взятые в рабство, находят одну лазейку за другой. На мили вокруг замка раскинулись непроходимые леса и болота, и дорога, что раньше была оживленной, заросла — Адаар окончательно стал отшельником. Дикие животные раздирают друг друга, иногда нападают на охотников Адаара и на случайных разбойников, зашедших поживиться. Дориан знает не понаслышке о том, что творится в лесу. Если бы не целители Адаара, то он был бы весь в шрамах от предыдущих побегов.
Конечно же, он соглашается. Ни один раб не сможет сбежать без его помощи, без его магии. Его недолюбливают из-за особых условий — из-за личной комнаты, из-за подарков. Но перед ним едва ли не ползают на коленях, потому что знают: обидеть Дориана — все равно что плюнуть в лицо Адаару. А он не стерпит подобного. Живьем кожу сдерет. Зубами.
Всю неделю Дориан готовится. Прячет хлеб, крадет бурдюк для воды. Пока Адаар спит, Дориан обшаривает его вещи и находит нож, прятавшийся в голенище сапога. Потом он, словно избавляя себя от подозрений, будит Адаара минетом, облизывает крупную головку и старательно работает рукой. Он устраивается между его ног, соблазнительно изогнувшись, и думает о том, как продажно ведет себя. Как актер. Как лжец. От этих мыслей он закрывает глаза и старается взять огромный член Адаара еще глубже, постанывая от удовольствия.
Адаар недавно рассказал ему, что избавился от последнего врага и от отца. Больше никто из косситов не нарушит их покой. Больше никто ненароком не поспособствует побегу, про себя добавляет Дориан. Он вытягивается в струнку под боком Адаара, закидывает ногу ему на бедра. Пальцы Адаара тут же оказываются между его ягодиц, тычут в разработанные мышцы, проникая внутрь, и Дориан стонет, цепляясь за плечи Адаара в состоянии, близком к экстазу.
На следующий вечер Дориан ускользает. Через подземный проход, через сточные воды он идет самым первым, освещая путь украденным посохом. За ним бредут три эльфа и четыре человека, все мужчины. Женщины либо слишком слабы для побега, либо достаточно осмотрительны и умны. Дориан склоняется ко второму варианту. Никому еще не удавалось уйти живым из владений Адаара против его воли.
Дориан морщится и едва не задыхается от вони, но спустя несколько часов ему удается вывести людей в пещеру, а из нее — наружу, за границы замка. Беглецы подпрыгивают от счастья, обнимаются. Даже тот парень, который поскользнулся и упал в нечистоты.
— Путь еще не окончен, — портит им всю радость Дориан.
Посох он бросает тут же, рядом. Идти лучше налегке. С неба бросает мертвенный свет луна. Осенний холод пробирает до самых костей. Закутавшись в плащ, Дориан упрямо идет вперед. Его то и дело обвиняют в ошибках, говорят, что это не та дорога, на которую они рассчитывали. Обернувшись к особо назойливому эльфу, Дориан зло выговаривает, что ему лучше знать, где пройти.
— Потому что все твои девять побегов закончились неудачей? — скалится эльф.
— Может, он нас всех разыгрывает, — поддерживает его второй, — и ведет прямо в пыточную.
Дориан обводит всех взглядом.
— По-вашему, я рисковал всю неделю, чтобы просто потешить Адаара? Крал у хозяина, чтобы он наказал вас? Ему не нужен повод, чтобы бросить кого-то из вас в карцер. Хватит и простого желания.
Он сбалтывает последнее слово машинально, не задумываясь, и за него хватаются, как собаки за кость.
— О, — шипит эльф, главный зачинщик. — Ты ведь все знаешь о его желаниях, правда? Расскажешь по пути? По тому пути, который наметили мы, — уточняет он.
Дориан сужает глаза. Он все еще пытается быть дружелюбным, но получается это из рук вон плохо.
— Болото, — он указывает рукой в сторону. — За ним — волчье логово. Его ведь не было ни на каких картах?
Он договаривает, уже понимая, что эльф ему не верит.
Препираются они недолго. Все уходят за эльфом, бросая на Дориана неприязненные взгляды. Он бурчит, что не для того шел несколько часов по колено в дерьме, чтобы теперь быть растерзанным волками, и избирает свой путь. Там, где меньше всего зверей.
Постепенно нарастает лес. Ветки, которые он забывает придерживать, хлестко бьют его по лицу. Где-то вдалеке слышен вой, но Дориан не может понять, волки это радуются добыче, или беглецы рыдают от того, что их уже поймали. У него заплетаются от усталости ноги, и всюду разит сыростью, руки превратились в лед. Но он продолжает брести.
Кто знает, может, на этот раз он преодолеет лес, и вырвется на свободу?.. У него за пазухой припрятано немного еды. Он может собрать травы и продержаться на них какое-то время, пока не выйдет к морю. Может, ему улыбнется удача, и он найдет лодку… Под ногой раздается треск, ломается сухая ветка, и земля мягко проминается.
Дориан холодеет. Не совершая резких движений, он пытается сделать шаг назад, но поздно: покрывало прогнивших сучков и листьев рушится под ним, уходит вниз. Его затягивает в болото, еще одно болото, спрятавшееся в темноте. Дориан на него ни разу не натыкался. Он заносит его в мысленную карту, судорожно пытаясь понять, как спастись. Он знает, что утонет еще быстрее, если будет дергаться, и поэтому не двигается. Его затягивает по пояс. До ноздрей добирается запах прелой травы.
Резко втянув воздух, Дориан пытается пошевелить ногами, сделать шаг так, как если бы пошел по суше, и проваливается еще ниже. Вода, вязкая, колышущаяся, как жир, обхватывает его по горло.
Дориан закрывает глаза.
Да где же он?.. Где Адаар?.. Он всегда появлялся в последний момент, вытаскивал и заковывал в цепи. Где саирабазы?
— Ты же всегда следишь за мной! — в отчаянии кричит Дориан, задирая лицо. На подбородке остается след болотной тины. Он концентрируется на дыхании. Ему нужно постараться протянуть как можно дольше. — Самое время, чтобы схватить меня! Где все твои рабы?
А может, ножом пронзает мысль, на этот раз Адаар решил отпустить его? Может, этот его побег, десятый, юбилейный — удачный, и он больше не вернется в клетку?
Горячая слеза скатывается из уголка глаза.
— Спаси меня, — шепчет Дориан. — Я буду твоим рабом. Я и есть твой раб.
Толща воды заковывает его, и Дориан чувствует ладонь смерти у себя в горле. Она проталкивается дальше, стискивает легкие, и он перестает дышать.

***

Позже он понимает, что пробыл под водой считанные мгновения. Его выловили, кинули на носилки и потащили в замок. Свесившись, Дориан заходился в кашле, долго и мучительно.
Адаар так и не появился.
Слуги, три крепких мужлана и один юноша, загоняют его к стене и окатывают водой из ведра раз за разом. Прижавшись к кирпичной стенке лбом, Дориан только вздрагивает. Знает, что это необходимо. Ему и самому хочется отмыться. Но на этот раз с ним держатся грубо.
— Развернись, — приказывает один из мужланов, и Дориан подчиняется.
Он не знает, какие приказы дал им Адаар. В этот раз за неповиновение его может постичь кара. И то, что он стерпел бы от Адаара… от этих отбросов он не вынесет. Если они попытаются его ударить, то он поджарит их, и будь что будет.
Но его не трогают. Как следует исхлестав его водой, мужланы подталкивают его к центру камеры. Схватив за запястья, тянут его руки вверх. Все они одеты, и только Дориан обнажен, весь в стекающей воде. Он давно отучился стесняться наготы. Он уверен, что голым мог бы драться не хуже, чем в доспехе. Но само присутствие чужих людей возле тела его нервирует.
К счастью, мужланы быстро отстраняются. Они подвешивают его за руки к потолку, регулируют длину цепи. Оставляют так, что Дориан может стоять лишь на цыпочках. Мышцы начинают ныть, словно грозя порваться, стоит ему только расслабиться.
Юноша, стоявший до этого в стороне, приближается с губкой и мылом. Он шепчет, что Адаар потребовал, чтобы Дориана приготовили к встрече. И на этот раз ему не сойдет с рук неповиновение. А его дружков, кинувших его у замка, уже поймали и вздернули. Юноша говорит это, опускаясь перед Дорианом на колени и обмывая его ноги. На его губах гуляет такая мерзкая улыбка, что Дориан бьет его коленом в нос. Юноша, отшатнувшись, рушится на задницу. Улыбку исчезает. С перекошенным лицом юноша обещает, что Дориан за это поплатится. Он встает, подхватывает губку с ведром и заходит Дориану за спину.
— Адаар убьет тебя, — произносит Дориан. Его голос спокоен, хотя внутри бушует гнев и отвращение. Пальцы юноши стискивают его за одну ягодицу. — Если он только узнает, что ты притрагивался ко мне… а он узнает… он трахнет тебя своим мечом. Разорвет тебя пополам. Но ты не сразу умрешь. Ты почувствуешь, как сталь рассечет твою плоскую задницу, порвет кишечник и вспорет живот.
— Я бы на твоем месте опасался сейчас за собственную задницу, — юноша, несмотря на свои слова, не решается прикоснуться более интимно.
— Он отрубит пальцы, которыми ты трогал меня, и заставит их сожрать, — спокойно обещает Дориан.
Рука юноши вздрагивает, и одновременно по камере разносится низкий голос:
— Я скормлю тебе твою руку по локоть, а кость из нее засуну в зад.
Юноша отскакивает. Дориан, обернувшись, довольно раздвигает губы в улыбке, показывая зубы — жест, подхваченный у его зверя. Адаар приближается и походя, как будто не замечая слугу, ударяет его по лицу. Выходит так сильно, что юноша летит на пол.
— Пошел вон, — кидает Адаар.
Дориан не сомневается, что за дверью юношу ждут стражники, и в ближайшие несколько дней ему светит карцер и сухая голодовка. Адаар, огромный, с длинным золотым наконечником на отпиленном роге, с почти безмятежным лицом, нагибается, чтобы поднять опрокинутое ведро. В нем все еще есть немного воды. Он заканчивает начатое юношей: зачерпнув мыльной пены, он распределяет ее между ягодиц Дориана, сгребает скользкой ладонью его яйца.
— Я мог бы сделать это сам, — говорит Дориан. Адаар все стоит за его спиной, и Дориан устает выворачивать шею, чтобы увидеть его. Он по-прежнему держится на цыпочках. Запястья в кандалах начинают саднить.
— Вряд ли. У тебя ведь скованны руки.
Дориан позволяет себе смешок. Адаар, взяв одной рукой его за бок, второй касается члена, трет, водит вверх-вниз, но без малейшего эротизма. Моет. Ага, кивает сам себе Дориан. Он не сомневается, что больше всего Адаару сейчас хочется насадить его на себя, или подставиться самому, но он сдерживается.
Адаар смывает с него мыло чистой водой. Он шуршит чем-то за спиной Дориана, наверно, что-то достает из карманов свободных штанов.
— Значит, ты опять попытался сбежать, — медленно говорит Адаар. Он подходит вплотную, и обнаженной кожей ягодиц Дориан чувствует упругую твердость за мешковатой тканью. Он чуть отступает на цыпочках назад, как только позволяет цепь, и прижимается ближе.
— А ты ожидал, что я буду сидеть в твоей клетке? Извини, но я вольная птица, и ты меня здесь не удержишь.
Голос его звучит так, будто сам верит в свои слова.
— И ты совсем не хотел… — Адаар касается губами его шеи. Дориан, коротко выдохнув, склоняет голову на бок, чтобы предоставить Адаару арену для действий. — Совсем не хотел, чтобы я вытащил тебя из болота и вернул домой.
Дориан едва заметно вздрагивает.
Домой.
Адаар впервые называет свой замок, комнату-клетку Дориана домом, и внутри ничто не отзывается несогласием, наоборот, все поет — да, он дома, он принадлежит этому месту, здесь ему хорошо. Он не отвечает. Адаар и не ждет этого. Он отстраняется. Перед глазами Дориана вспышкой мелькают его большие ладони, и на глаза ложится плотный бархат, сложенный в несколько слоев.
— Зачем? — напрягается Дориан. Пытается вертеть головой, чтобы помешать Адаару, но тот завязывает узел, лишая Дориана возможности видеть.
— Затем, что я должен тебя наказать. Любого я убил бы после первого же побега. А ты едва не погиб в этом лесу в десятый раз.
Дориан весь обращается вслух. Повязка держится крепко, но не давит. Адаар обходит его кругом. Его шаги гулко отскакивают от стен.
— Знаешь, как я поступаю с ворами? — спрашивает Адаар, остановившись перед Дорианом. От его мерного дыхания кожа покрывается мурашками.
— Иссекаешь их хлыстом до кости, — Дориан сглатывает. — Ты прогневался, потому что я украл твой нож?
Адаар еще ни разу не применял к нему силу. Только в их первую встречу, когда его саирабазы едва не сожгли Дориану руки, лишая его возможности колдовать, но и тогда его сразу же вылечили, едва он потерял возможность сопротивляться. Это в какой-то степени даже было оправдано, и Дориан не в обиде: в аналогичной ситуации он бы сжег противника целиком.
После того момента Адаар ни разу не причинил ему боль — кроме проколотых сосков, но Дориан и думать об этом забыл, когда проколы зажили, и Адаар ласкал его языком, теребил колечки, и по всему телу расходились волны удовольствия. В их первый раз он довел Дориана до изнеможения своим ртом. Просто пришел и приказал раздеваться, жадно щупая глазами. А потом, когда Дориан не подчинился, сам сорвал с него одежду и подарил лучший в его жизни оргазм, не попросив ничего в ответ.
— Ты украл у меня нечто более важное, — выдыхает Адаар ему в губы, отгоняя воспоминания. — Чувствуешь, что это?
К соскам Дориана, разом ставшим твердыми, как бусины, притрагивается что-то прохладное, жесткое, но при этом гибкое.
— Хлыст, — едва слышно отвечает Дориан. — Это хлыст. Ты изобьешь меня?
Он быстро, будто это может его спасти, вспоминает, как сам впервые сел на Адаара сверху, насаживаясь на его член, потому что Адаар никогда бы не взял его против воли. Он вспоминает все, что было между ними, и ищет, где же просчитался. Если бы Дориан хоть на одну миллионную подозревал, что Адаар может его изнасиловать или убить, то сбежал бы с самого первого раза. Сбежал бы или погиб.
Хлыст касается его сосков, улегшись поперек груди, и от его прикосновений Дориан путается между реакциями тела и разума. Он подрагивает, переступая на цыпочках, член наливается тяжестью, реагируя на близость Адаара, а разум кричит, что от одного удара лопнет кожа, разойдутся мышцы, и хлыст поцелует белую кость лопатки.
— Ты едва не украл, — Адаар приближает к нему в лицо и говорит в ухо, касаясь мочки губами, — самое ценное. Свою жизнь.
Адаар резко отстраняется. Дориану сразу же становится холодно. Он слушает, как Адаар заходит ему за спину, и собственное сердце, застучавшее слишком громко, отдается эхом его шагов. С губ едва не срывается мольба, но вместо этого Дориан выплевывает:
— Тогда тебе лучше забить меня до смерти, потому что после этого все будет кончено. Я — не твоя вещь.
— Это ты говорил, когда тонул? Мне рассказывали другое.
Дориан стискивает зубы. Больше он ни слова не произнесет. Три года, проведенные вместе, не значили для Адаара ничего, раз он может запросто избить его плетью за неповиновение. Следовало давно догадаться. Зверь остается зверем.
Ожидание растягивается, и когда Дориан уже думает, что Адаар просто разыграл его, он слышит свист хлыста и вскрикивает даже раньше, чем он опускается на его спину.
Дориана прошивает будто молнией: это не хлыст, не один секущий удар. Нет. По его ягодицам рассыпается множеством укусов что-то другое.
— Это плетка! — выдыхает Дориан. — Ты… ах! — еще один удар приходится на левую ягодицу. Дориан расслабляется и безвольно повисает в воздухе, согнув колени. Пальцы ног царапают пол. Задница горит, но ему так хорошо, его затапливает огромное облегчение, и боль пропадает из рук, из мышц. С еще одним ударом он покачивается. Запрокидывает голову назад, приоткрыв губы, и изгибается в пояснице.
Адаар, ударив его еще раз, кидает плетку — Дориан слышит, как она падает на пол — и снова оказывается перед его лицом. Дориан ожидает, что тот снимет повязку с его глаз, но вместо этого дыхание Адаара соскальзывает вниз, от лица к паху, и его губы обхватывают твердый член, заглатывая сразу до самого основания.
Дориан толкается глубже, в его бездонную глотку. Он закидывает ноги на плечи Адаара, стискивает бедрами его шею, и давление на руки изменяется, ослабевая. Ягодицы полыхают, и внутри рта Адаара тоже словно плещется огонь, но эта стихия для Дориана родная, привычная, и он погружается в этот жар самозабвенно. Лишь жалеет, что не может схватить Адаара за рога и натянуть на себя.
Меньше всего Дориан ожидает, что Адаар, стиснув пальцы на его горящих ягодицах, медленно поднимется с колен. Не выпуская члена Дориана изо рта, он выпрямляется, и чувство невесомости, нарушаемое лишь кандалами, захватывает Дориана. Лишенный зрения, он словно повисает над бездной. Только влажный горячий рот Адаара удерживает его. Покачиваясь на цепи, Дориан короткими движениями вбивается глубже, готовый закричать. Адаар мнет его задницу пальцами, не позволяя жару потухнуть, и ласкает его с таким упоением, что Дориан все прощает ему.
В конце концов, он ведь тоже любит игры.
Он кончает Адаару в рот.
Дориан почти не запоминает, что происходит дальше. Замечает лишь, что Адаар мягко отстегивает его ладони от цепи, снимает кандалы и на руках несет в спальню. Осторожно, словно Дориан — самое дорогое и хрупкое, что у него есть, Адаар опускает его на кровать и укрывает одеялом.
Дориан ловит его за руку, безмолвно желая доброй ночи. Помедлив, Адаар опускается рядом с ним на одно колено и говорит:
— Слушай меня. Слушай внимательно. Дориан, — требовательно зовет он.
— Я всегда слушаю тебя, — Дориан, сонно моргая, проводит кончиками пальцев по щеке Адаара, по иссекающим ее шрамам.
— Ты — свободен. И если ты хочешь уйти… ты знаешь, где конюшня. Ты знаешь, как обойти охрану. Если ты хочешь уйти… — повторяет Адаар.
Его голос звучит твердо, но глаза выдают. В них столько боли, сколько Дориан в жизни не видел.
— Пока меня все устраивает, — бормочет Дориан. — Кроме одного.
Адаар смотрит на него, не моргая. Дориан осознает, что в этот момент может попросить все, что угодно. Абсолютно все, и Адаар ему не откажет.
— Я хочу спать с тобой в одной постели.
Адаар замирает. А в следующий миг он резко подхватывает Дориана, завернутого в одеяло, на руки и уносит в свои покои.
И с того дня Дориан всегда оставался рядом с ним.

КОНЕЦ

@темы: Мои фики, Dragon Age

@темы: Мысли

суть флешмоба: отмечаетесь в комментариях, и я даю вам персонажа, с которым вы у меня ассоциируетесь. затем 14 дней постите в своём дневнике в записи под заголовком “ни дня без” фото/кадры/арты с этим персонажем.
Герти мне дала Хоука.
в честь первого дня я запощу его одного, а дальше как получится.

читать дальше1 - очень стильный Хоук в надежде, что он смотривирует меня дописать маленькое модерн-ау
читать дальше

2 - Хоук для создания настроения пятницы-развратницы
читать дальше
бонус с Андерсомзолотые котики


3 - домашний и недовольный утром Хоук с котом Андерса
читать дальше
бонус с Андерсомуютности и милости я очень люблю их


4 - опасный Хоук
читать дальше
бонус с Андерсом
оба этих арта, кстати, авторства Aldrim, а еще ее кисточке принадлежит Хоук из второго дня. мне очень нравится, как она рисует.

5 - дико западный Хоук с младшим братишкой
читать дальше
бонус с Андерсом

6 - Хоук и магия
читать дальше
порнобонус

7 - Хоук со сбитыми костяшками. наверно, это немного мой кинк...понеслась, потому что я очень, очень хорошо представляю, как Хоук приходит со сбитыми в кровь костяшками домой, раздевается и идет в спальню, садится на кровать. Андерс, опустившись между его ног, проводит по его ранам языком. щиплет, неприятно, а Андерс в ответ на это только улыбается. потому что Хоуку нравится, вопреки его словам. и Андерсу это прекрасно известно. он мягко скользит губами по пальцам Хоука, берет два в рот, указательный и средний. заглатывает до костяшек, израненных костяшек, и прикрывает глаза. Хоук уже не замечает мелкой, но досадной боли. он вздергивает Андерса на ноги, затаскивает к себе на колени, целует. постепенно они сползают на постель, и Андерс в эту ночь берет его почти грубо, давит ладонью на шею Хоуку, вжимая его щекой в простынь, и в тот миг, когда кончает в него, думает, что ненавидит, когда Хоук в одиночку с кем-то дерется. но за это же он его и любит.
читать дальше
бонус с голой попой Андерса

8 - Хоук с превосходным чутьем на драматические вступления и отличной прической
читать дальше

нежнота с Андерсом

9 - современный и очень красивый Хоук
читать дальше
горячие хоукоандерсы в этот до отвращения холодный день

10 - Хоук со шрамом не только на носу
читать дальше
страстные хоукоандерсы

11 - одно из самых любимых изображений Хоука
читать дальше
Андерс страдает, Хоук утешает

12 - Хоук-воин
читать дальше
Андерс-врач и Хоук-пациент

13 - и снова Хоук с братом
читать дальше
три хоукоандерса (смешнявочка и два рейтинга)






14 - последний Хоук. можно брать следующего персонажа на месяц

хоукоандерсы

@темы: Картинки, Dragon Age, Флэшмоб

дай бабе карандаш - она нарисует двух трахающихся мужиков \с\
хотел бы я рисовать сразу двух мужиков, но пока у меня не получается, и приходится рисовать по одному. с тех пор, как фотошоп стал у меня невыносимо тормозить, я начал больше рисовать руками, гораздо больше, чем раньше. полгода назад я хотел ради мотивации таскать все, что рисую, в дневник, но мне все равно было так стремно, потому что я вас всех знаю, и позориться не хочется, поэтому я ничего так и не приносил.
но вот недавно нарисовал два скетчика, и они вроде даже не кажутся мне настолько позорными, как раньше. а может, это мне просто глаза восторгом затмило. но, в общем...
я нарисовал Дориана. осторожно, обнаженка и член.
читать дальше
и нарисовал свою принцессу, точнее, здесь Тайлер не выглядит как принцесса. вот таким он и должен был быть - с нормальной мужской челюстью и подбородком. видимо, я не так хорошо орудую в редакторе персонажей, как мне хотелось бы.
читать дальше
вот.
не знаю, если честно, зачем я это выложил. если вдруг кто посмотрит - критику я приветствую, но только в очень мягкой форме, потому что в отношении рисования я пока фиалка

@темы: Художника обидеть может каждый

Золото
Персонажи: Максвелл\Дориан
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU и облизывание Дориана
Размер: ~3.000 слов
Саммари: Дориану начало казаться, что Макс уже не боготворит его так, как прежде.
Примечания: а это Макс и Дориан из «Хирурга», да. Этакий маленький сиквел. читать дальшеОбычно сиквелы от меня - это рассказ о том, как ХЭ от основной части быстро испарился и все стало плохо, а потом еще хуже, но здесь нет ни драмы, ни ангста. Я не знаю, какой это жанр; для PWP маловато порно, но весь сюжет сводится к сексу.
А еще я понял, что не могу писать порнушку с Дорианом так же легко и вдохновенно, как со всеми остальными. Он словно даже для этого слишком умный, и с ним тяжело держаться рядом. Слишком хорош. Слишком.

— Мне нужно завтра встать в пять, чтобы успеть на объект раньше всех, и оценить возможность установки этого изогнутого столба, черт бы его побрал, — бубнил Макс, уставившись в распечатки. В спальню он вошел не глядя. — Они уверяют меня, что это все вписывается в официальные размеры. Я специально завтра с рулеткой приду, чтобы их на вранье поймать, — продолжил он общаться со своими бумагами, — и буду смотреть, как они станут мести хвостами…
Дориан, не выдержав, раздраженно кинул:
— Я скучаю по тем временам, когда ты рядом со мной и слова сказать не мог.
Настроение испортилось, растаяло, как лед на солнце. Разозлившись, он соскользнул с кровати, и все лепестки белых роз, которые он фигурно раскладывал по своему телу, концентрируя их в строго определенных местах, слетели на пол. Макс, наконец подняв взгляд от листовок с замерами, уставился на него с открытым ртом.
А Дориан больше на него внимания не обращал. Он, как был — то есть полностью обнаженным, стряхнул оставшиеся лепестки с одеяла, затушил благовония (ладно этот идиот на него, такого красивого, не посмотрел, но как он мог не учуять вонь этих гребанных палок?!) и, ураганом приблизившись к Максу, толкнул его к двери.
— Дориан…
— Что «Дориан»? На диване спишь сегодня, раз со мной неинтересно!
Макс предпринял попытку сопротивления, и Дориану пришлось попыхтеть, чтобы хоть немного сдвинуть его с места. Он нехотя признал, что Макса без его воли из спальни не выдворишь.
— Послушай меня… Дориан, пожалуйста… — Макс положил ладони ему на плечи и подступил ближе. Чтобы смотреть ему в глаза, Дориан вынужден был вздернуть подбородок. Тяжесть рук Макса надежно прибивала его к полу.
Но он уже все равно начал успокаиваться. Гнев еще кипел в нем, но теперь его можно было сдержать, не дать ему пролиться, как лаве при извержении вулкана.
— Я очень люблю тебя… И очень хочу, ты сам знаешь… Но я спал всего четыре часа в последнюю ночь, и сегодня мне вставать уже через три, — Макс смотрел на него с мольбой.
Дориан почти капитулировал, но в последний момент кое-что вспомнил.
— Но на ужин с деловым партнером ты смог меня выволочь, — прошипел он. — Даже сном поступился.
— Ему я не мог отказать…
Макс поймал его за запястье и попытался подпихнуть к кровати. Плавали, знаем… Завалит, придавит собой, раздразнит поцелуями и отрубится. И делай с ним что хочешь, хоть трахай, пока он дрыхнет, все равно ничего не заметит. Дориан опять вышел из себя. Он собрал все силы и вытолкнул наглеца за дверь — Макс уже смирился с поражением и сам ступил за порог. Быстро закрыв дверь на ключ, Дориан мстительно добавил:
— Вот с партнером своим и трахайся. Хотя, погоди-ка, у нас и так секса две недели не было, видимо, ты и вправду с ним зажег, раз со мной не хочешь! — выкрикнул он.
Макс что-то пробасил, но Дориан не расслышал. Он плюхнулся на кровать, выключил свет и накрыл голову подушкой. Оправдания ему не нужны. Он точно знает, что у Макса никого нет. А партнер его — пятидесятилетний мужик с женой, младше его в два раза. С таким даже захочешь — не потрахаешься, он стопроцентный натурал.
Нет, Дориан не подозревает Макса в изменах. Он просто соскучился. Когда-то Макс обожествлял его, каждую секунду смотрел так, будто Дориан окружен светом и спустился с небес, чтобы поиграть с ним в порочного ангела… Впрочем, нет. Макс смотрел так, словно выиграл самый главный приз в жизни и не мог в это поверить. Подобная щенячья влюбленность была забавной, и Дориан относился к ней снисходительно… Но все же это было мило.
Теперь, когда у всех была новая интересная жизнь, Дориан грустил в одиночестве все чаще. Ему, разумеется, говорили, что писательство — одинокое занятие, но он уже закончил свою книгу и ждал, готовый к общению, пока начнутся предпродажные акции… До них было несколько месяцев, а он хотел внимания сейчас. Желательно — от своего парня. От парня, который приходит в последнее время домой в общей сложности часов на восемь, два из которых он ест, еще один — моется и бреется, и еще пять — спит. А сегодня и того меньше.
От подушки стало жарко, и Дориан ее сбросил. Прислушался.
Ну конечно! Дрыхнет уже!
Но раздражение давно утихло, ярость не возвращалась. Вздохнув, Дориан поднял с пола горсть лепестков. Он ведь старался. Макс, даром что архитектор, все равно художник. Визуал. Должен был оценить, как нежный сливочный цвет смотрится на загорелой коже Дориана. Должен был с горящим взором кинуть свои бумажки в сторону и наброситься на него.
А, ладно… Он и вправду устает. Глупой затеей было попытаться его соблазнить. На данный момент это под силу только подушке с одеялом…
Растерев один лепесток между пальцев, Дориан поднес их к лицу. Запах роз. Приятный. Опять горестно вздохнув, Дориан запустил руку под одеяло. Сегодня он был настолько красив в этих лепестках, что подрочит на самого себя.

*

Долгожданная пятница пришла спустя три дня. Три дня, за которые Макс появлялся дома в лучшем случае на десять часов в общей сложности. Дориан не собирался сидеть в пустой квартире до вечера. Нет уж, хватит. Андерс к нему всегда прибегал, пока был один, и портил свидания, теперь Дориан будет приходить к нему и портить ему отдых с мужем.
Он принял душ, как следует причесался, растягивая время. Еще только четыре вечера! Никто даже с работы не вернулся! А Андерс и вовсе на лекции, наверно… На лицо улыбка вылезла сама собой, едва Дориан представил своего великовозрастного долговязого друга среди первокурсников.
Наконец Дориан оделся. Было только пять часов, и он потратит час на дорогу, если пойдет пешком… Оставалось надеяться, что к тому времени у Хоуков кто-нибудь уже будет дома.
В замке зашевелился ключ. Сначала Дориан решил, что ему показалось, но дверь приоткрылась. Макс зашел внутрь почти с виноватым видом.
Дориан поднял бровь:
— Стыдно появляться так рано?
— Я… Да, — Макс кивнул. — Прости меня.
Он поставил пакет, который до того прятал за спиной, в угол и обнял Дориана. Принюхался.
— Только что из душа? — спросил он. Дориан, сменив гнев на милость, обнял его в ответ, положил подбородок на плечо, затянутое темно-синим пиджаком, и с интересом глянул на пакет. Черный, непроницаемый. Судя по размеру — там может быть все, что угодно.
— Да. Как ты догадался? Все-таки установил камеру слежения в ванную, как и обещал?
— Шампунем пахнет, — Макс поцеловал его в висок, провел носом по жесткой щетке волос и прикоснулся к губам Дориана.
На шум вышел Джас и втиснулся между их голеней. Хвост он закрутил вокруг ноги Дориана.
— Уйди, — Дориан попытался его оттолкнуть и вернуться к поцелую, но Макс уже радостно опустился на одно колено, принявшись наглаживать кота. Тот сразу заурчал.
Ага, понятно. В пакете подарочек для комка шерсти. Ну а на что тут можно было рассчитывать! Скривившись, Дориан ушел в комнату. Он берет бумажник и уходит, и пусть Макс с котом сегодня хоть ебется…
— Очень хорошо, что ты принял душ, — воодушевленно начал Макс, входя в комнату за ним, — потому что у меня большие планы на этот вечер.
Он ловко закрыл дверь, отрезая коту возможность проникнуть следом за ним.
Дориан, так и не повернувшись, делал вид, что увлечен разглядыванием столешницы. Ему резко подумалось, что долговременные отношения — то еще мучение, и надо было завязывать, пока не стало слишком поздно. А теперь… Теперь вроде бы жалко все рушить.
— Отбрось свою фальшивую бодрость и смирись с тем, что сегодня ты ночуешь наедине со своими планами, — отозвался Дориан по инерции — уходить расхотелось.
Черт побери, ему все-таки нужен этот человек. Черт бы побрал и его, и эту привязанность.
— Дориан, — Макс и вправду отбросил лживый тон, став самим собой. Он мягко приблизился со спины и положил большие ладони на плечи Дориана. От их тепла, с легкостью проникшего через тонкий шелк рубашки, по телу поползло тысячью муравьев предвкушение. — Прости меня. Я ведь не дурак, — Макс коснулся губами его шеи, делая паузу. Дориан продолжал стоять истуканом. Он не собирался вот так просто растекаться и сдаваться. В конце концов, он две недели приставал к Максу, а тот притворялся камнем. Очень уставшим и очень грустным камнем… — Я все понял. Тогда, с лепестками.
Макс прижался ближе, грудью к спине, и Дориан лопаткой почувствовал, как бьется его сердце. Ладонями Макс соскользнул ниже, на талию. И лишь тогда Дориан заметил свои руки — вцепившиеся в столешницу до побелевших костяшек. Он выдохнул, отпуская все, что накипело на душе. Макс уложил пальцы на бока Дориана, принявшись наглаживать едва выступающие тазовые косточки. Вечно к ним пристает — то вылизывает, то дыру в них протирает…
— И что же ты понял? — нарочито равнодушно спросил Дориан.
— Что любить тебя — искусство, — Макс провел губами линию вверх — от загривка до местечка за ухом. — Что любить тебя — значит боготворить. — Линия вниз — по челюсти, к подбородку. Дориан закрыл глаза. Губы сами собой приоткрылись в ожидании поцелуя. — И что я давным-давно перестал это делать… Прости меня, любовь моя.
— Ненавижу, когда ты так меня называешь… — пробормотал Дориан, хотя от последних слов Макса его словно окатило горячей волной. Он расслабился, откидываясь назад, опираясь о Макса. Тот стоял за ним кирпичной стеной, хоть всем весом навались — выдержит. Дориан плавно развернулся к нему лицом, словно в чересчур близком и откровенном танце, и прошептал: — Начинай боготворить.
— Уже, — Макс ответил ему безумно больным взглядом и поцеловал.
Дориан отдал всю инициативу ему — пусть расстегивает одну за другой пуговицы, пусть высвобождает запястья из манжет. Макс медленно скатил с его плеч рубашку, словно волной, лижущей песок, позволяя насладиться ласковыми, почти интимными прикосновениями шелка. Он опустился на одно колено. Целуя живот Дориана, облизывая его, будто сладость, Макс расстегнул ширинку его брюк. Дыхание перехватывало, тело напряглось в ожидании. Стало жарко от участившегося сердцебиения. Макс коснулся члена — тот уже встал — и сразу же убрал руку. Снял брюки, носки и нижнее белье, не переставая целовать пресс и бедра, прикусывать их с внутренней стороны, и остановился, оставив Дориана обнаженным.
Дориан опустил на него глаза. Да, это то, что он желал увидеть. Вожделение. Восторг. Макс смотрел на его тело, подтянутый пресс, широкие плечи и мускулистые бедра, ласкал взглядом член, почти прижавшийся головкой к животу. Он ожидал, что Макс наконец уже возьмет в рот… Но тот резко выдвинул из-за стола белое кожаное кресло и приказал:
— Садись.
Дориан изогнул в сомнении бровь.
— Может, ты уже…
— Искусство, — перебил его Макс. — Доверься мне. Прошу.
И он наклонил голову, прижав губы чуть выше колена Дориана, словно поклонялся ему, как какому-то богу порока и красоты.
Любопытство победило. Дориан, переступив через ногу Макса, опустился в кресло. Широко расставив колени (промежность будто щекотало ветром, хотя прохладный воздух комнаты оставался недвижим), он наблюдал, как Макс быстро вернулся к двери — ага, пакетик все-таки предназначался не коту! — и обернулся к нему, держа в руках… Дориан сощурился.
— Что это?
Макс приблизился и сел между его ног.
— Масло. Мне нужно, чтобы ты блестел.
— Моего внутреннего сияния тебе уже недостаточно?
Макс отвинтил крышечку у вытянутой пластиковой бутылки. Дориана коснулся легкий аромат ванили. Наверняка масло не простое, а из секс-шопа. И его точно можно использовать в качестве смазки. В этом Дориан ни капли не сомневался. Он сглотнул, к щекам прилила кровь, и возбуждение заструилось вверх, от копчика — по спине, до горла, захотелось всего сразу — отдаться, взять, ласкать ртом…
— О, я от него слепну с каждым днем все больше. Как только до сих пор что-то вижу, — пробурчал Макс, портя весь момент.
Дориан прищурился. Он приподнял ногу, согнув ее в колене и коснулся пальцами подбородка Макса, заставляя его вскинуть голову.
— Боготвори. А то я разгневаюсь.
Глаза Макса вспыхнули. Он наклонил голову, целуя стопу Дориана, проводя языком по сухожилиям, натянутым от лодыжки к пальцам.
— Я боготворю, — его тон упал на пол-октавы.
И он коснулся ладонью, полной масла, лодыжки Дориана.
…Лужицы и капли растекались по полу. Заляпывали брюки Макса и манжеты его светло-голубой рубашки. Ноги Дориан закинул ему на плечи, руками вцепился в подлокотники кресла, пока Макс ласкал его ртом. А ладонями он не забывал скользить по бедрам Дориана, размазывая масло все по всей его коже.
Он действительно блестел. Мерцал тысячами золотых чешуек, словно какая-то бесхвостая русалка. Все его ноги — от кончиков пальцев до бедер, до самых укромных мест и паховых складочек — были обласканы. Макс долго дразнил его, превращал в произведение искусства, но сам под конец не выдержал: член Дориана, крепкий, твердый, с влажной головкой оказался слишком близко к его лицу, и Макс обхватил его губами, пуская внутрь почти до горла. Его сильные пальцы мяли бедра, тискали ягодицы. Пропадали — и неизменно возвращались скользкими, принося с собой еще больше сияния. Блеска. Золота.
Дориан выгнулся, на руках приподнимаясь над креслом, и Макс юркнул между его ягодиц, провел между ними пальцем и толкнулся внутрь, растягивая мышцы.
— Я же и там буду золотым, — простонал Дориан. Макс, похоже, хотел что-то ответить, и пришлось сдавить бедрами ему шею, чтобы он не вздумал отрываться. Его язык закружил по члену, и Дориан расслабил ноги.
Макс тут же этим воспользовался и подался назад, выпуская член Дориана. После жара его рта обдало холодом даже от случайного выдоха. Он бессильно уронил ноги, распластав скользкие ступни по полу.
— Я еще не закончил, — хрипло бросил Макс, не отрывая взгляда от лица Дориана. Он, хватая воздух ртом, пытался понять, что сказал Макс. За звоном в ушах он попросту ничего не услышал.
— Ты садист.
Макс, снова с ладонями, полными масла, скользнул к нему и прижал их к ключицам. По груди неторопливо потекли вниз тонкие струйки золота.
— Но тебе это нравится.
— О да… — Дориан выпрямил спину, расправил плечи, и Макс провел ровные линии к его животу, размазывая масло.
Дориан сосредоточился на дыхании. Ему казалось, что он был в мгновении от оргазма, пока Макс не выпустил его член изо рта. Сердце билось, как заполошное, прыгало мячиком по грудной клетке. Макс нарочито медлил — водил ладонями по его телу, золотил… От плеч — до кончиков пальцев, задержался в локтевых сгибах, где кожа особенно тонкая и чувствительная к прикосновениям. Провел по горлу, разложив по нему пальцы, будто хотел задушить. Дориан прижался к Максу, чтобы тот покрыл сиянием и спину. Лопатки… Позвоночник… И — снова ягодицы. Уверенно, по-хозяйски Макс сжал их, опять провел по раскрытому, уже готовому к нему отверстию.
— Если ты сейчас же не…
— Еще немного. Почти готово.
Макс отстранился от него, отполз подальше, любуясь. Дориан откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники, восседая, словно король на своем троне. Макс смотрел тем самым взглядом — восхищенным, немым, жаждущим. Ради этого стоило терпеть…
— Я сначала хотел нарисовать тебя, — Макс рассматривал его, оценивал. Спускался глазами все ниже. — Потом понял, что не выдержу, не смогу так долго смотреть на тебя и не иметь возможности дотронуться. Но ты все равно должен увидеть, какой ты сейчас.
Не отрывая взгляда (Дориан, разведя ноги шире, закинул одну на подлокотник), Макс потянулся к пакету и вытащил фотоаппарат.
— О… А если эти снимки попадут не в те руки? — Дориан хищно улыбнулся.
Макс поднес видоискатель к лицу, и его взгляд пропал за объективом.
— Тогда кто-то озолотится.
Щелкнул затвор.
Дориан чуть оттянул нижнюю губу, прикусывая палец. Щелчок. Сел боком, прикрывая бедром член — вовсе не разврат, а искусство. Щелчок. Развернулся лицом и развел ноги, демонстрируя себя всего. Щелчок.
Щелчок. Щелчок. Щелчок.
Макс, подбираясь с каждым кадром все ближе, оказался наконец вплотную, отложил фотоаппарат и потянул Дориана, взяв за колени, на пол. За поцелуями, отпечатками золота на рубашке Макса, прикосновениями и шумным возбуждением, окутывавшим их все плотнее, они оказались почти друг в друге — Дориан, изогнувшись в коленно-локтевой, с заботливо подстеленной под ноги его одеждой, и Макс, так и не снявший ничего, только стянувший до бедер брюки.
Он вошел плавно, притираясь плотным хлопком брюк к голой коже бедер. У Дориана перехватило дыхание — первое движение задело правильные струны. Дориан почти вскрикнул, вжимаясь щекой в пол, а Макс крепче сжал его за скользкое бедро. Еще один толчок почти унес Дориана за границы этого мира. Качая бедрами все быстрее, Макс склонился, лег грудью ему на спину почти до удушья, до умопомрачительной тесности, прикусил за мочку уха. Пуговицы рубашки впились в спину, оставляя отметины, и при каждом толчке вбивались заново, словно головки гвоздей. Влажно целуя в шею, Макс уперся одним локтем возле головы Дориана. Что-то прошептал про любовь и потянулся к фотоаппарату.
Дориан заметил это лишь краем сознания. Он уже уплывал, и член попадал так точно, что от каждого толчка искры сыпались, золото вспыхивало, и сердце из груди выскакивало, и все это повторялось раз за разом, повторялось все быстрее и быстрее, неумолимо доходя до последних мгновений перед взрывом. Дориан, уложив голову себе на предплечье, провел языком по коже, слизывая сладковатое золото. Он хотел перенести сияние в поцелуй.
Макс все-таки дотянулся до фотоаппарата, развернул его объективом к их лицам.
— Замри, — шепнул он и, подсунув руку под шею Дориана, сжал его подбородок ладонью. Чуть склонив голову, Дориан обхватил большой палец Макса губами, и как воочию увидел свой взгляд — смазанный, на грани потери сознания от наслаждения.
Движения того стали совсем рваными, и каждый раз — ближе, ближе, ближе… быстрее, дыхание — в уши, шершавую подушечку пальца Макса — стиснуть зубами, изогнуться отчаянно, чтобы пробрало до самой глотки, и…
Щелчок — взрыв.
Дориан кончил одновременно с тем, как услышал звук затвора, кончил себе на живот, на пол без единого прикосновения. Сжался, весь пульсируя, и все вокруг для него пропало. Он сполз на пол, выпрямляя колени, пока Макс, втиснувшись лбом в изгиб Дорианова плеча, изливался внутрь него.
Распластавшись по полу, Дориан глубоко и мерно дышал, постепенно собирая себя из сияющих осколков. Вес Макса понемногу начинал ощущаться — большое разгоряченное тело, повторяющее все изгибы, легло сверху, и при каждом вдохе едва заметно приподнималось, давая возможность глотнуть кислорода. Дориан завозился, пытаясь его сбросить, но тот уже и сам откатился, напоследок мазнув губами по плечу. Поймал Дориана за запястье и облизал золотые пальцы, влажным языком щекоча перемычки между ними.
— Я люблю тебя.
Макс смотрел на него. Ждал. Дориан хотел было привычно фыркнуть и отшутиться, но вместо издевки получилось почему-то короткое:
— Я тоже.
Макс просиял — и без золотого масла, оказывается, можно вспыхивать и блестеть… Он начал расстегивать рубашку. Раздеваясь, он просил не злиться, обещал, что скоро внеурочная работа закончится, и он будет сидеть у ног Дориана каждый вечер ровно в шесть, а в выходные — и вовсе целыми сутками…
Дориан, перекатившись на спину, только отмахнулся. Не страшно. Он может и потерпеть, пока Макс разберется со своим авралом. Все-таки он начал долговременные отношения не для того, чтобы их закончить при первых же трудностях.

*

Блестки он смывал с себя около часа — яростно скребся мочалкой до тех пор, пока кожа не покраснела от раздражения. Пришлось мазать кремом. Золотые чешуйки следующие две недели находились везде: на полу, в кровати, на одежде, на коте. На члене Макса и даже на члене Дориана, хотя масло побывало внутри только одной задницы. Одним словом, золото стало настоящим бичом, и Дориан ультимативно потребовал убрать бутылочку и больше никогда не доставать ее обратно.
Но… Пересматривая получившиеся в тот день фотографии раз за разом (порой с Максом, а иногда в одиночестве), Дориан ничуть не жалел.

@темы: Мои фики, Dragon Age

Спн 11х02
читать дальше11х02: мы отправим вас с Дином в Пустоту, оттуда невозможно выбраться.
11х23: Сэм и Дин попадают в Пустоту
12х01: Сэм и Дин выбираются из Пустоты.
Раньше тур де франс включал в себя Ад, Рай, Чистилище и Землю, теперь у нас еще Пустота есть.

Кроули крут, очень крут, жжет и пепелит. И мне нравится, что он опять с Диншм немножко поработал
Кас наконец-то бадасс! Прямо арарар. Ханна только появилась в новом теле с красивыми темными выразительными глазами - и пропала. Эх, не живут женщины в спн... То же можно сказать и о Дженни. Милая девочка была. А Кас шикарен. Я уверен, что он во время пыток сдерживал в себе это проклятие, чтобы не взорваться и не растерзать ангелов на мелкие клочки, и вышел из себя только когда Ханну начали избивать. И, кстати! Невероятно, но факт - Кас воссоединился с Винтами не к концу сезона, а ко второй серии!
Сэм излечился теплом горящего масла... Риалли? Так просто? Эх, а когда-то масло было в дефиците... И кстати, эти его видения - прямое включение из Ада? Воспоминашки о Клетке? Майкл с Люцем поделились настроением? Вообще я не думаю, что это как-то относится к Клетке, но был бы этому очень рад.
Очень крутые саундтреки и очень крутая операторская работа к последней трети серии. До этого не очень нравилось, но в последней трети прямо очень здорово сделали, ух.
Дженсен очень красивый. Дин снова шутит

Вторая серия подряд хорошая. Боюсь надеяться, что и дальше хорошо пойдет.

ОБЗОРАМ[L]Ernst Wolff[/L] <a href="http://die-trane.diary.ru/p206312963.htm">смотрит</a> 11.02.

@темы: Супернатуралы

@темы: Мысли

эта картинка никогда не перестанет быть для меня смешной

@темы: Лол, Картинки, Dragon Age

Хирург

Бета: прекрасный Воктер
Персонажи: Хоук\Андерс, Дориан, Фенрис Лето
Размер: в целом ~72.000 слов, эти главы ~10.000
читать дальшеРейтинг: NC-17
Жанр: AU, экшн, криминальная драма
Предупреждения: немного мата
Саммари: Жизнь Андерса, подпольного врача, была вполне сносной ровно до тех пор, пока в его клинике не появился с простреленным плечом Хоук. И все перевернулось с ног на голову.
Примечания: 11 глава, по большому счету, переходная. 12 - уже интереснее... в определенном плане
(Главы 1 и 2, 3 и 4, 5 и 6, 7 и 8, 9 и 10)

11 глава

11 глава

В назначенный день Андерс против воли нервничал. Хоук уперся и твердил, что он прекрасно справится в одиночку, но Андерс тоже умел быть упрямым. Заявив, что Карвер — его друг, он настоял на своем присутствии на встрече братьев. Хоук только шумно выдохнул и поджал губы, тщательно сдерживая гнев.
Неужели он всерьез думает, что Карвер способен причинить кому-то из них вред?
— Нет, не думаю, — сдался Хоук. — Но семейные сцены могут быть весьма нелицеприятными.
Андерс, потянувшись, застегнул на пиджаке Хоука пуговицы и положил ему во внутренний карман колоду карт — валяясь на кровати, они мозолили глаза. Хоук дернул плечом, раздражаясь от навязчивых Таро, но смирился. Андерс и сам не знал, почему так упорно возвращает Хоуку карты. Словно награждает его талисманом.
У отеля их ждал Лето — Хоук по-прежнему не купил себе машину. Серебристая пуля сверкала новыми стеклами и номерами, словно и не было никаких происшествий и погони. С удовольствием проведя ладонью по чистому, сверкающему боку автомобиля, Андерс забрался на заднее сиденье. Хоук влез следом, бурча про тачки для лилипутов. В зеркале заднего вида мелькнула усмешка тощего Лето.
Они ехали молча; Андерс больше не приставал к Хоуку. Думал, что они с Карвером совсем не похожи. Разительно отличаются и по внешности, и по характеру. Карвер, синеглазый и белокожий, всегда находил причины, чтобы расстроиться и, сев в углу клиники Андерса, пожаловаться на жизнь и на то, что Крейг до сих пор его не ценит и, похоже, даже не принимает за своего. Представить в подобном положении Хоука было проблематично. Раздумывая о братьях, Андерс пытался отвлечься. Пальцы отплясывали быстрый танец на колене, внутри все бесновалось, и Андерс не мог найти причину своему волнению. Он украдкой глянул на Хоука. Тот сидел с совершенно невозмутимым видом. Что ж, ему виднее. Он лучше знает своего брата, чем Андерс.
Но почему, почему кажется, что даже для собственной семьи Карвер остался непонятым и чуждым?
…Недостройка была точно такой, какой запомнил ее Андерс, впервые въехав в город, только исчезли краны и машины со строительными материалами. Притормозив возле края пустыря, Лето заглушил мотор. Андерс вылез наружу, оглядываясь. Он так и ожидал увидеть неповоротливые, толстые бетономешалки, но на мили вперед простиралось безжизненное пустое пространство.
Лето, подойдя к нему, процедил:
— Не вздумай наделать глупостей.
— Ты тоже, — огрызнулся Андерс.
Лето, словно не услышав его, заметил:
— Здесь такое месиво, что на машине не проехать. У Карвера не будет преимущества во времени, если он решит сбежать.
— По-моему, мы одни здесь на колесах, — пробормотал Андерс. — С чего Карверу сбегать?
— Смотри, — Лето указал изящной ладонью вперед, и Андерс впервые увидел на его безымянном пальце тонкое серебряное кольцо.
Поглядев, куда указывал Лето, Андерс смог различить крошечные точки автомобилей.
— Он не один, — заключил Лето.
Андерса опять кольнуло нехорошее предчувствие. Он разлепил губы, чтобы сказать об этом, пусть даже Лето его обсмеет и будет издеваться, но не успел: Хоук, подойдя со спины, увесисто хлопнул его по плечу и предложил идти.
При взгляде на его полное уверенности и даже предвкушения лицо, Андерс затолкал свои опасения поглубже.
Дожди прекратились, налетели первые заморозки, и месиво грязи и бетона под ногами стало больше похоже на застывшие твердые волны, чем на ровную дорогу. Андерс быстро продрог в своем пальто и пожалел, что не догадался надеть свитер, подумав, что им не придется долго идти. Хоук тоже растирал плечи — он и вовсе оставил куртку в машине и шел в одном пиджаке.
Они зашли в бетонную конструкцию. Задрав голову, Хоук присвистнул. Высокая винтовая лестница обвивала округлую шахту лифта, в которой не было кабины, и висел один только толстый стальной трос.
— Ну, полезли, — мрачно велел Хоук.
Подъем по ступеням показался Андерсу бесконечным, словно лестница была рассчитана на великанов. Зато они согрелись. Найдя хотя бы одну положительную сторону изнуряющего восхождения, Андерс попытался убедить себя в том, что наверняка у Карвера были какие-то причины назначить для встречи именно это место, а не простая придурь, гуляющая в башке… Насчет последнего он начал всерьез сомневаться. Если Карвер исчезает сразу же, едва прослышав о появлении старшего брата, то это говорит о чем-то нездоровом.
Забравшись на пятый этаж, они услышали негромкие голоса. Андерс прибавил ходу. Он задрал голову и увидел в проеме Карвера, кутавшегося в черную кожаную куртку, и Кассандру в длинном, до колен пальто. Ему вспомнилось, как Лето описывал ее. Да. Со спины она могла бы сойти за Карвера, если смотреть издалека.
— …просил же тебя, — негромко твердил Карвер, — одна. Приходи одна. Зачем ты позвала его? Касс, ты не знаешь, что за человек мой брат…
— Знаю. Поэтому и предложила тебе поехать со мной, чтобы ты не сбежал. Всего один разговор, Карвер. Надень перчатки.
Андерс улыбнулся себе под нос от проявления этой заботы. Хоук стал забираться по лестнице еще быстрее, наверняка не упустив из их разговора ни одного слова.
На седьмой этаж они взлетели почти одновременно. Кассандра с Карвером уже замолкли. Они стояли по другую сторону шахты лифта. Хоук, выступив вперед, подвинул Андерса плечом.
— Что, даже не обнимемся? — агрессивно спросил он, глядя лишь на Карвера. — Не скучал?
— Что тебе нужно? — мигом вспылил Карвер. — Лириум?
Хоук едва ощутимо напрягся. Не стоило Карверу сразу говорить о наркотике… Хоук и так на взводе из-за своей погони за лириумом, а теперь он наверняка станет подозревать родного брата. Но ведь тот за все время, проведенное в районе цепей, едва смог подняться выше самой жалкой шестерки.
Андерс смотрел на него во все глаза. Карвер осунулся и стал еще бледнее. Отросшие черные лохмы торчали во все стороны. В руках он нервно вертел мотоциклетные перчатки.
Кассандра, посмотрев на Андерса, едва заметно ему кивнула. Он успокоился. Раз она не сигнализирует об опасности, значит, все пройдет мирно. Он почувствовал, как Лето, стоявший по левую руку от него, весь подобрался, словно собравшись прыгнуть на Карвера через шахту лифта, если тот сделает хоть одно неверное движение.
Карвер, пытаясь успокоить нервы, начал натягивать перчатки и регулировать ремешок на заклепках. Видимо, он прятал глаза от Хоука. Стыдится своего побега?
Ветер завывал, проносясь по пустым этажам.
— Кишка тонка у тебя, чтобы обхитрить Крейга, — хмыкнул Хоук, словно не заметив переглядов и накалившейся обстановки. Карвер уязвленно вспыхнул. — Ты сбежал из дома, — Хоуку пришлось повысить голос. — Мама волнуется. Мог бы хотя бы Бетани позвонить. Она ждала.
— Она меня сдала! — воскликнул Карвер. — Тебе! Это хуже, чем предательство!
— Много ты о предательстве знаешь, — рыкнул Хоук. Он медленно двинулся вокруг шахты. Кассандра отступила назад, не мешая ему, а Карвер зеркально повторил его движения, добиваясь, чтобы шахта их разделяла по-прежнему. Хоук остановился.
— Разумеется, ведь это ты мастер лжи и обмана, — горько ответил Карвер. — Куда бы я ни отправился, ты всегда преследуешь меня, — обвинил он.
— Я присматриваю, чтобы с тобой ничего не случилось, — процедил Хоук.
— В следующий раз ты меня не найдешь.
— Следующего раза не будет! — Хоук сжал кулак и опять двинулся по кругу, но Карвер, отшатнувшись, вскрикнул:
— Не приближайся!
— А то что? — рявкнул Хоук, назло ему делая шаг вперед. Он остановился у самого края шахты лифта. — Боишься, что схвачу за ухо и потащу к мамочке? Имей совесть, Карвер. Ты знаешь, что это место не для тебя.
— Верно, — изменившимся голосом ответил Карвер. — Для таких, как ты. Ты наведешь порядок, правда, Гаррет? Спасибо, что защитил меня, — он почти кричал.
Его бледное лицо покраснело.
Андерс, грея руки одна о другую, не решался вставить ни слова. А ведь он ехал сюда, продумывая речь, которой будет увещевать Карвера и наставлять на путь истинный… Нет. Пацану это не надо. Он завелся от одного упоминания о брате, а при его появлении совсем слетел с катушек. У Гаррета ничего не выйдет. Пока младший не найдет способ самоутвердиться, его истерики не кончатся.
А ведь казался нормальным парнем, пока не было рядом старшего брата…
— Карвер, отец не этого хотел для тебя.
— Я не помню отца, — с вызовом произнес Карвер. — А ты его просто не знаешь.
Хоук озверел:
— Заканчиваем этот балаган. Пошли, — и он двинулся к Карверу.
Тот повысил голос, обходя шахту лифта по кругу и отдаляясь от Хоука:
— Я предупреждаю тебя… Я давно говорил, что ты мне не указ. И я не поступлюсь ничем…
— Мал еще, чтобы чем-то поступаться, — выплюнул Хоук, глядя на него с яростью.
Карвер порывисто вздохнул, взмахнул рукой… Как в замедленной съемке Андерс увидел, как он вытащил из кармана маленький пистолет и нажал на курок.
Он не успел ничего предпринять.
Одновременно с выстрелом раздался короткий вскрик Кассандры.
— Карвер! — она стремительно двинулась к нему, но он молниеносно прыгнул вперед — прямо в шахту. Вцепившись в трос, он ухнул вниз.
Краем глаза Андерс заметил тень слева от себя и, не думая, развернулся, бросившись к Лето с воплем:
— Нет! — он толкнул его, роняя на пол. Ладони до мяса сдерет ведь, если повторит трюк Карвера…
Андерс метнулся к Хоуку. Тот, покачнувшись, прижал руку к груди. На бесконечно долгое мгновение он будто сомневался, упасть или нет, и пошатнулся над шахтой, но, как только Андерс кинулся к нему, Хоук сделал неловкий шаг назад и, оступившись, рухнул на бетон.
Свист, сопровождавший полет Карвера, закончился глухим звуком и топотом ног — достигнув первого этажа, Карвер рванул прочь. Андерс, даже не поглядев вниз шахты, опустился возле Хоука. Кассандра, в два шага оказавшись рядом, сидела рядом с ним на корточках. По губам в вишневой помаде блуждала усмешка. Никто не кричал и не вызывал врачей, Лето демонстрировал удивительное равнодушие… А Кассандра протянула руку Хоуку, помогая приподняться. Андерс ничего не понимал. Хоук, без единой струйки крови, выглядящий абсолютно целым, оперся на локти и ошеломленно смотрел на трос, едва заметно покачивающийся.
— Ты ранен? — выпалил Андерс, касаясь груди Хоука. — Пуля попала в колоду карт? — наивно спросил он.
Хоук фыркнул:
— Святая простота. В бронежилет.
— Бронежилет?..
Андерса озарило. Вот почему Лето болтал с ним. Отвлекал, пока Хоук одевался. И вот почему теперь Лето стоит у края этажа и высматривает Карвера, а не кудахчет возле своего друга детства.
— Но Карв не знал, что он на мне.
Хоук оглянулся через плечо. Лето, пройдя мимо него, похлопал его по макушке и, встав на самый край этажа, сообщил:
— Бежит, как заяц, к машине. Вы приехали вместе, — он посмотрел на Кассандру. — Ты подсказала ему, как эффектно исчезнуть?
— Я, — ответила Касс, бесстрашно принимая его тяжелый взгляд. — Но о пистолете я не знала.
Вновь обратив внимание на Хоука, она наставительно произнесла:
— Не нужно было давить на мальчика. Тогда бы ничего не случилось.
— Ага, и он бы перестал быть психованным.
Хоук, ругнувшись себе под нос, поднялся. Андерс, не отходя от него, держал его за локоть. Его лишь сейчас накрыло липким ужасом. Если бы не бронежилет… Хоук потер грудь. Он распахнул пиджак, расстегнул несколько пуговиц на белоснежной рубашке и хмыкнул, посмотрев на застрявшую в бронежилете пулю.
— Хоть один приятный момент, — сказал он и вытащил из внутреннего кармана пиджака колоду карт, продырявленную пулей насквозь. — Могу избавиться от этого.
Замахнувшись, он швырнул колоду в шахту лифта. Карты, разлетевшись, падали, порхая как бабочки, и исчезали вдалеке, тая, как снег.
Издалека доносился рев мотора, постепенно затихая — Карвер уезжал. Вряд ли им когда-либо еще удастся его поймать.
Спускались молча. Кассандра, расправив плечи, пошла первой, цокая невысокими каблуками сапог, словно демонстрируя, что ничуть не жалеет о произошедшем. Андерс, так и не отпустив руку Хоука, сверлил ее спину взглядом. Он не сомневался, что она догадывалась о том, что, если нажать на Карвера посильнее, он не выдержит и совершит глупость. Но не предупредила. Понадеялась, что Хоук окажется благоразумным, и защитится? Или рассчитывала этой нехитрой комбинацией убрать его с доски?
Наконец-то оказавшись на земле, Андерс прижался ближе к Хоуку, но теплее не стало. Кассандра остановилась, подняла воротник и, спрятав руки в карманах черного пальто, произнесла:
— Я уезжаю. Меня больше ничто не держит в этом городе. Будь осторожен, Андерс.
— Для меня прощальных слов не найдется? — усмехнулся Хоук.
Смерив его взглядом, Кассандра церемонно протянула ему руку. Хоук пожал ее ладонь. Что ж, раз он не держит на нее зла и ни в чем не подозревает, то и Андерс не станет изобретать теории заговора. В конце концов, именно эта женщина помогала ему в первые годы удержаться на плаву и не свихнуться. Если бы не она, он лежал бы в канаве мертвым после неудачной попытки сбежать.
— Касс, — позвал Андерс. — Спасибо.
— Жаль, что все закончилось так, — черты ее лица словно заострились от холода, а лицо на фоне серого пейзажа казалось совсем меловым. — Прощайте.
Она зашагала к своей машине в другую сторону стройки.
— Замерз, — буркнул Лето, словно подводя итог. Вслед Кассандре никто не смотрел.
Оказавшись в машине, Гаррет снял бронежилет и натянул куртку. Поставив печку на максимум, Лето тронулся с места, не прогревая мотора.
— Что теперь? — тихо спросил Андерс. Не стесняясь Лето, он склонился вбок и положил голову Хоуку на плечо.
— Вернемся в отель и решим, — ответил Хоук. — Меня все еще передергивает от встречи с братишкой. Карвер не мог знать, что на мне бронежилет. Он на поражение стрелял. Неужели, — медленно сказал Хоук, будто сам себе не веря, — он меня настолько ненавидит?
Андерс осторожно заметил:
— Ты неласково с ним разговаривал.
— А что, мне потакать его придурям? — огрызнулся Хоук.
— Может, он думал, что пистолет заряжен холостыми…
— Он всегда был недалеким, но не настолько же! — Хоук явно хотел продолжить, но его прервал звонок телефона. Выудив трубку из кармана, он рявкнул: — Да? Что?..
Андерс подвинулся ближе, прижавшись ухом к его мобильному, чтобы лучше слышать.
— …я ведь правильно поняла, что ты не отступишься, Гаррет, — услышал он повеселевший голос Кассандры. — И это самое малое, что я могу сделать. Продолжишь поиски лириума — пожалеешь.
Звонок оборвался.
Хоук, зарычав, сжал мобильный в кулаке, явно борясь с желанием швырнуть его в лобовое стекло.
— Что? — Лето обеспокоенно глянул на него через зеркало заднего вида.
— Гаррет?..
Не слушая их, Хоук быстро набрал номер.
— Алло, девушка? Счет… — он назвал свои реквизиты и имя с последними цифрами паспорта. — Пусто? Нет… Благодарю, — гневно выплюнул он.
Андерс притих, переглянувшись с Лето.
Хоук методично обзвонил еще четыре банка и лишь после этого с холодной яростью произнес:
— Она опустошила все мои счета. Направила в благотворительный фонд помощи морским котикам, пострадавшим от нефтяных загрязнений. Юмористка. У меня больше нет денег.
Хоук поднял голову, уставившись на Андерса:
— В отеле сегодня обратятся к моему счету, чтобы снять плату за прошедшую неделю. У тебя есть что-нибудь ценное в номере?..
— Конечно, — Андерс округлил глаза.
— Тогда лучше поспешить, пока нас не хватились.
Лето прибавил газу.
Андерс попытался мысленно подсчитать, на сколько дней в помпезном Плаце хватит его сбережений. Выходило, что примерно часов на восемь. Интересно, а расплатиться за проживание трудом ему позволят?.. Он умеет убираться и мыть посуду, да и вообще на все руки мастер… Хорошо, если им получится улизнуть, но Андерс не мог прекратить просчитывать варианты в случае неудачи.
Главное, чтобы они не вызвали копов.
Он по-прежнему не хочет в тюрьму. Очень не хочет.
— Ненавижу полицию, — неожиданно для себя произнес он вслух. — Откатают мои пальцы — и все, пока, Андерс, жри жидкую баланду…
— Эй, — Хоук сжал его ладонь, — сейчас моя очередь жаловаться. Это у меня все деньги сперла ушлая дамочка. Никто ничего у тебя не откатает.
— Я ему язык откатаю, если не заткнется, — пробурчал Лето.
— Вот и порешили, — подытожил Хоук.
К Плацу они подъехали, согласившись, что лучшая стратегия — пройти мимо стойки администратора с каменными лицами. Лишь в последний миг, когда Лето припарковался, Андерс опомнился:
— Стой, — сказал он Хоуку. — Я один пойду. Целую делегацию они заметят.
Хоук хотел возразить, но Андерс выпорхнул из машины, заторопившись. Он почти не волновался: он уже как-то уходил из отеля с сумкой, и никто его не остановил. Значит, и в этот раз он без проблем пройдет мимо охранника.
Приветливо кивнув девушке за стойкой, он быстрым шагом прошел к лифту. В нем все еще было живо воспоминание о выстреле, от которого Хоук пугающе покачнулся над бездной, и по инерции мог рухнуть вниз. Все внутри Андерса похолодело. Он мотнул головой, пытаясь прогнать ужасающее видение.
В номере Андерс побросал в сумку вещи и смел все маленькие флакончики с шампунями и гелями, прихватил крошечные кусочки мыла в отдельных упаковках и взял бритвы. Недолго думая, он схватил и полотенца. Ничего, не обеднеют… а ему надо с чем-то в очередной раз начинать новую жизнь.
Сумка едва закрылась. Раздувшись, как шарик, она солидно прибавила в весе с прошлой попытки покинуть отель. Андерс уже коснулся ручки двери комнаты, как вспомнил кое про что. Оставив сумку у двери, он подошел к кровати и заглянул под нее. Вместо монстров и чего там еще воображают люди, он вытащил из-под нее только карту. Повешенный. Это не они с Хоуком. Все к лучшему. И даже то, что Кассандра лишила их средств к безбедному существованию. Теперь у Хоука не будет соблазна оставаться в районе цепей. Он нашел Карвера. И… несмотря ни на что, Андерсу казалось, что Хоук — человек честный, и вести жизнь мошенника он больше не захочет.
Порвав карту на несколько частей, Андерс смыл ее в унитаз.
Теперь его ничто не задерживало в прошлом жизни. Подхватив сумку, он покинул комнату, ставшую ему домом на недолгое, но странное время, полное волнения, причиной которому стали и любовь, и страх за свою жизнь и жизнь других.
С легким сердцем Андерс спустился и прошел к дверям.
— Простите, — послышался за его спиной голос, — господин… я так и не узнала вашу фамилию… — девушка-администратор робко пыталась хоть как-то его заинтересовать. Андерс не обратил бы на нее внимания, если бы не охранник, перегородивший ему проход.
Ладно.
Он не преуспел в своем побеге.
Развернувшись, Андерс улыбнулся:
— Да? Простите, я опаздываю на автобус, хотел к родителям съездить на день.
— Такая неловкая ситуация, — смущаясь, девушка настойчиво повела его к своей стойке, — платеж не проходит.
Андерс глянул на бейдж на ее белой блузке.
— Трейси, быть того не может, — со всей искренностью, на какую только был способен, выдал Андерс. — Проверьте еще раз.
— Я проверила трижды, — все так же стеснительно улыбаясь, продолжила Трейси.
— Не понимаю, — растерялся Андерс. — Вообще, если честно, мой рейс уже через полчаса, поэтому давайте вы попробуете еще раз, а я пока пойду.
— В таком случае, — мило прощебетала Трейси, — я вызываю полицию.
Андерс уставился на нее круглыми глазами.
А если попробовать резко развернуться и огреть охранника сумкой, а самому рвануть… Андерс обернулся, но сразу же обратил взор обратно на девушку. Охранник обладал угрожающей комплекцией, и удар спрессованными шмотками его не уложит на пол.
— Не надо полицию, — миролюбиво сказал Андерс. — И все-таки, попробуйте еще раз…
— У вас есть наличные? — строго спросила Трейси, явно поняв, что клиент точно не расплатится мирным путем, а значит, заботиться об имидже отеля больше ни к чему.
— Ну… да, но я могу внести только часть долга, — расплывчато ответил Андерс.
— Простите, — пропищала она, — но я вынуждена…
— Дорогой! — раздался громкий голос одновременно со звуком распахиваемой двери. — Ну где ты там возишься? Я уже заждался!
Андерс обернулся, затравленно глядя на Хоука.
Тот, чувствуя себя в своей тарелке, если не кастрюле, вальяжно приблизился к нему с видом хозяина жизни. Приобняв Андерса за плечи, Хоук обратился к Трейси:
— У вас какие-то проблемы? Если начнете врать, что он заигрывал с вами, то подам на вас в суд за домогательства.
Глаза Трейси по величине стали как две луны.
— Я не… господин Хоук! — его Трейси помнила — ведь номер бронировал именно он. — Доступ к вашему счету закрыт. Либо проблема в банке, либо он пуст.
— Давайте проверять, — Хоук облокотился на стойку.
Трейси резко обежала ее и встала к компьютеру.
По первому счету, конечно же, операция не прошла. Хоук с невозмутимым видом предложил попробовать другие. Разумеется, и они тоже его подвели.
— Значит, ошибка у вас, — надменно произнес Хоук. — И вы совершенно зря задерживаете моего жениха.
— Вашего… — Трейси осеклась, а Хоук продолжил, повернув лицо к Андерсу:
— Любовь моя, мне так жаль, что тебе приходится все это терпеть в такой торжественный день…
Не понимая, как нужно подыгрывать, Андерс просто старался не слишком таращить на него глаза. Хоук, коснувшись ладонью его щеки и глядя так, словно вокруг никого не существовало, кроме них двоих, певуче продолжал:
— Мама и папа будут счастливы. Этот дом… их огромный дом… он будет нашим. Если они сразу не двинут коней от счастья, то я позабочусь о том, чтобы они протянули недолго или хотя бы съехали…
— Коней? — севшим голосом переспросил Андерс.
Хоук бархатисто расхохотался, хотя Андерс не находил ничего смешного. Его парализовало от страха. Вот сейчас, пока Хоук несет бред, Трейси наверняка набирает номер полиции и вызывает сюда наряд, а охранник щелкает электродами своего электрошокера…
— Это шутка, дорогой, — успокоил его Хоук. — Мы будем жить вместе, и Карвер с Бетани присоединятся к нам, я всегда мечтал о большой семье. И о троих детишках. Мальчике и девочке.
— А третий? — неожиданно вклинилась Трейси, наблюдавшая до этого за ними с открытым ртом.
— Как получится, — небрежно заявил Хоук.
Охранник вежливо, но твердо вклинился в их беседу:
— Простите, но я бы хотел проверить вашу сумку. Позволите? — он протянул ладонь.
— Мою сумку?.. — жалобно переспросил Андерс, надеясь, что Хоук поймет: нельзя палиться со спертыми полотенцами. Но тот, похоже, не мог угадать хода его мыслей. В Андерсе проснулся актер. — Это потому что я гей, да?! — истерично воскликнул он. — Хотите посмотреть на мою пачку фаллоимитаторов? Семь видов смазок? Коллекцию презервативов? Что еще вы хотите сделать, чтобы унизить тех, кто любит людей своего пола?
— Вы гомофоб? — повысил голос Хоук, мигом включаясь в игру. — Давайте, признайтесь! Может, и расист в придачу?
— Он и так черный, — едва слышно прошелестел Андерс.
Охранник, нахмурившись, полез за электрошокером.
Андерс отпрянул, крепко сжав руку Хоука, и приготовился биться об пол в конвульсиях от удара электричеством.
Но в тот миг раздался оглушительный грохот со стороны дверей. Там, где недавно было стекло с фигурными буквами с названием отеля и наклейка с расписанием работы ресторана, теперь торчала серебристая морда машины.
— Бежим! — Хоук рванул вперед, и Андерс припустился за ним.
Машина попятилась назад. Они сиганули в проделанную ею дыру, прикрываясь от сыплющихся с верхней рамы осколков, и запрыгнули на заднее сиденье. Лето разогнался задним ходом, не дожидаясь, пока они закроют двери, резко развернулся и помчался прочь.
— Я тут полицейскую волну прослушивал, — как ни в чем не бывало, спокойно произнес он. — Им уже поступил вызов в Плац. Ваш спектакль провалился.
— Но это было весело! — Хоук раскраснелся и улыбался до ушей. — Пачка фаллоимитаторов, Андерс? У тебя их действительно так много?
Чувствуя, как пунцовеют уши, Андерс буркнул:
— Ни одного. А ты? Три ребенка? Один мальчик и одна девочка?
— И кот, — засмеялся Хоук.
— Ага, конечно… Джас конкурентов не потерпит.
— А я не потерплю Джаса, он злобный какой-то.
— Хочешь любить меня — полюби и моего кота! — парировал Андерс.
Пререкаясь с Хоуком, он ощущал, как отпускает его напряжение последних месяцев. Да что там — последних лет. Он чувствовал себя как дома. И даже Лето, рявкнувший, чтобы они заткнулись, и что они теперь должны ему денег на выправление капота, вызвал у него лишь умиление, словно это бурчал столетний, но всеми любимый дедушка, впавший в маразм.
Лето привез их в тот самый дом, в котором Андерс был заложником, не заметившим ключ от камеры у себя под носом. Но на этот раз его не привязали к батарее, положив ножницы в пределах доступности, а Хоук не начал его обыскивать. Лето тактично удалился в зал и, закрыв за собой дверь, врубил телевизор. Андерс, оглядевшись, хитро спросил:
— Та комната с большой кроватью, где ты меня собирался пытать, — она чья?
— А ты угадай.
Хоук, взяв его лицо в ладони, нежно коснулся губ.
Но оба они понимали, что от разговора никуда не деться.
Устроившись на кухне, чтобы ненароком не соблазниться кроватью и не отвлечься друг на друга, они откупорили бутылку вина и разогрели спагетти, оставшиеся, по словам Хоука, от вчерашнего ужина Лето. Андерс не стал привередничать, тем более что от прогулок на свежем воздухе и эмоциональных потрясений есть хотелось зверски.
Лишь когда с тарелок все исчезло, Хоук заговорил:
— История моей семьи — не самая простая. Мой отец…
— Я знаю, — мягко прервал его Андерс. — Чародей Хоук. И про похищение, и про заложников, и про лириум знаю…
— Откуда? — недовольно спросил Хоук. — Этой информации нет в открытых источниках.
— Дориан нашел всеми правдами и неправдами.
— Ах, Дориан… Тогда мне толком нечего тебе рассказать, — Хоук скрестил руки, откинувшись на спинку стула. — Карвер всегда был проблемным ребенком и занозой в заднице. То стихи начнет писать, то примкнет к какому-нибудь движению по защите вымирающего вида китов и начнет перед правительственным домом пикеты одиночные проводить… Мама волновалась, что он чересчур легкомысленный, но мы сошлись на мнении, что Карвер просто искал свое место в жизни.
Но время шло, Карвер взрослел. Последним его увлечение стала поддержка содружества геев и лесбиянок, но, прознав про ориентацию брата, он мгновенно бросил это дело. Видимо, решив, что брат ухитрился испортить все в его жизни, даже самое сокровенное, Карвер окунулся в учебу — уж в школе его точно не мог достать Гаррет, к тому времени уже работавший. Карверу оставался один год до окончания средних классов.
После этого он заявил, что хочет получить образование, и стал готовиться к переезду и учебе в юридическом колледже, чтобы после него по облегченной процедуре поступить в высшее учебное заведение. Лиандра Хоук была несказанно рада, что младший сын так здраво планирует свое будущее, и всячески ему помогала. Карвер уехал.
На зимние каникулы он не приезжал, на летние показывался на неделю-другую — и снова пропадал. И ни у кого не возникало подозрений, пока Бетани по секрету не сказала, что Карвер давно ей не пишет и не отвечает на звонки.
Заподозрив неладное, Хоук допросил ее с пристрастием.
Выяснилось, что в колледже Карвер проучился месяц.
Хлебнув свободы, он уже не мог остановиться.
Он решил отправиться в места, где их семья обитала во времена, когда Малколм Хоук был жив.
Гаррет так и не узнал, почему он прервал связь с Бетани, но, скорее всего, из его извечной паранойи — Карвер боялся, что придет старший брат и отберет все его игрушки. А Гаррет, узнав, что младший сейчас находится в грязном районе среди шпаны, чуть с ума не сошел и сразу же рванул его искать.
Карвер всегда боготворил отца и все его поступки. Гаррет пытался его переубедить, но мать строго-настрого запретила в ее доме сомневаться в Малколме Хоуке. Поэтому пришлось заткнуться в тряпочку и дальше наблюдать, как мама с Карвером рассматривают фотографии отца, а Бетани, вынужденная при этом присутствовать, косит одним взглядом в книгу, пытаясь сделать вид, что очень заинтересована историей своего папаши.
Видимо, Чародей околдовал не только светское общество, но и свою жену. Зачаровал так, что критичность у Лиандры начисто стерлась.
— Я ее за это долго не мог простить, — ожесточенно произнес Хоук. — Ладно Карвер, но она… Потом смирился. Карвер обожал отца. Разумеется! Ведь он ничего не соображал, когда нас взяли в заложники. Это я сидел каждый день за учебниками по семь часов, потому что мама не хотела, чтобы у меня были пробелы в образовании. Это я нянчился с Карвером и Бетани, потому что у мамы случился очередной срыв, и она могла лишь лежать на диване и лить слезы. Это я ругался с надзирателями, которые опять принесли из магазина какое-то дерьмо вместо нормальной еды. Это я выполнял роль главного в доме, пока отец загорал.
— Но ведь он не по своей воле уехал, — тихо сказал Андерс.
— Да, — Хоук сверкнул глазами. — Но он должен был или умереть, или найти способ не привозить отраву в страну. И это… — глаза Хоука стали жесткими и холодными настолько, что Андерс почувствовал страх. — И это теперь тоже моя ответственность. Это я должен взять лириум под контроль, раз он не смог.
Андерс не нашелся, что возразить. Он понимал, что на любые его слова Хоук в ответ изобретет тысячу аргументов и лишь разозлится, и вечер они проведут по разным углам комнаты. Поэтому Андерс не стал спорить. Лучше он покажет Хоуку, что можно жить и без этих принципов. Ведь Хоук никому ничего не должен… Андерс решил воспользоваться ситуацией в другом ключе: Хоук еще ни разу толком не рассказывал ему ни о себе, ни о семье, лишь кидал какие-то обрывки информации, и составить из них цельную картину не получалось. И сейчас самое подходящее время, чтобы узнать о нем хоть что-нибудь.
— А кем ты работал? — спросил он.
Хоук хмыкнул:
— Проще спросить, кем я не работал… В последнее время по вечерам гадал.
— Да? — недоверчиво прищурился Андерс. Замявшись, он все-таки пояснил: — Не выглядишь ты как связист с почившими родственниками…
— А мне и не надо так выглядеть, — хохотнул Хоук. — Ко мне приходили зрелые женщины, катастрофически неудовлетворенные жизнью, и спрашивали про мужей и сексуальную жизнь. Так что все это, — Хоук провел ладонями, указывая на свое тело, — стало для них отдушиной.
— Ты что, с ними?.. — Андерс распахнул глаза, не веря, что Хоук так широко оказывал услуги интимного рода.
— Да. — У Андерса сердце ухнуло вниз, но Хоук тут же, усмехаясь, сжалился: — Со всеми ними говорил. Стал первоклассным психологом в вопросах недотраха. А они, насмотревшись на неприкрытую маскулинность, заражались смелостью и начинали брать от жизни то, что им было нужно.
Андерс лишь потрясенно молчал. Да, Хоук — человек множества талантов…
— По мелочи всем занимался, — продолжил Хоук. — Но от отца, похоже, мне не только волосы на груди достались, но и талант. Ловкость рук. Он мне, когда я мелким был, фокусы показывал, а я их все помню. Он прятал монетку — а я до сих пор могу все его приемы повторить. Он… — Хоук запнулся, но все же продолжил: — Он никогда не делал секрета, на чем зиждется наше богатство. Я спрашивал его, как он обыгрывал людей, а отец рассказывал, не утаивая ничего. Наверно, думал, что я еще слишком маленький и ничего не пойму. Может, я и не понял, но где-то здесь, — Хоук постучал пальцем себе по лбу, — все отложилось, и его подвиги я повторил и где-то даже переплюнул.
Андерс вместе со стулом придвинулся к нему и положил голову на плечо, обвив руками талию.
— Что теперь? — спросил он. — Тебе больше незачем ходить в казино, как на работу. Начнем жить честно. И ты, и я.
— Здесь втроем с Лето мы не выживем, однажды я приду и обнаружу, что вы подрались… Да и далеко от города. Снимем квартиру. Ты же, — вдруг очаровательно засомневался Хоук, — говорил об этом? Чтобы мы жили вместе?
— Конечно, — Андерс закрыл глаза. — Если ты хочешь…
— Хочу. Хочу, чтобы ты был всегда здесь, рядом со мной.
Андерсу показались его слова признанием, но он не стал дожимать Хоука.
Ему было хорошо. Впервые за долгое время он знал, что будет счастлив.

12 глава

12 глава

Андерс смотрел в окно. Хоук любил именно так: расстелив одеяло перед стеклами, растянувшимися от пола до потолка, уложив на них обнаженного Андерса или поставив его на колени… Раньше он шептал, что наверняка за ними следит какой-нибудь извращенец и судорожно дрочит. Андерс краснел, но не протестовал: Хоук знал, как его завести.
Выгнувшись в пояснице, Андерс уложил голову на сложенные руки. Хоук, держа его за бедра, плавно двигался, и Андерс видел его едва заметное отражение в стекле: красивый, с широкими плечами и идеальной осанкой. Хоук, поймав через стекло его взгляд, ускорил движения. Он стиснул пальцы на бедрах Андерса сильнее, до боли, и Андерс, прикусив губу, зажмурился.
О да, они изучили друг друга.
Прошло три месяца, как они стали жить вместе.
Когда синяки от пальцев Хоука сходили, Андерс старался развести его на грубость, чтобы получить новые. Но сегодня Хоук не сдерживался. Их выходные совпали, и они могли провести день вдвоем с самого раннего утра.
Андерс потянулся к своему члену, но Хоук шлепнул его по руке. Он еще быстрее задвигался, каждый раз попадая по простате. Андерс простонал:
— Гаррет, я не смогу так кончить…
Хоук, будто не услышав его, опять играючи отвел его руку прочь. Сам он не торопился дотрагиваться до члена Андерса.
— А кто-то обещал без прикосновений, — между выдохами рвано произнес Хоук.
Андерс хотел сказать, что в тот момент, с его языком в заднице, он мог наобещать чего угодно, но Хоук увеличил амплитуду, и Андерс мог только постанывать.
Хоук, в последний раз засадив ему так, что яйца шлепнулись о ягодицы, остановился и кончил в него. Андерс недовольно забурчал. Хоук осторожно вытащил член и рухнул на одеяло рядом, растянувшись на спине. Нависнув над ним, Андерс куснул его за губу.
— Не расслабляйся.
— И не думал, — ухмыльнулся Хоук.
Приподнявшись, он перебрался ближе к окну и прислонился к нему спиной.
— Иди сюда.
Он потянул Андерса за плечи, за талию, заставляя подняться на колени, и облизал губы. Андерс подполз к нему поближе и, взяв член за основание, коснулся его головкой рта Хоука. Тот, сглотнув, приоткрыл губы.
Андерс, пряча довольную улыбку, прикоснулся к щеке Хоука, провел ладонью к затылку, оставив большой палец на скуле, и плавно скользнул головкой члена к нему в рот. От возбуждения в голове стучали молоточки, пульс бился везде, но Андерс удержался от спешки. Он любил этот момент — когда Хоук закрывал глаза, расслаблялся и принимал его в себя, рисовал языком круги на члене и глубоко дышал носом, привыкая. Андерс в деталях мог воспроизвести, как меняется выражение лица Хоука, как между бровей появляется крошечная складочка, в какой момент он перестает дышать и… и какое его горло гладкое и тесное. Андерс вошел в его рот почти на всю длину и замер.
Хоук провел ладонями от его колен вверх, по бедрам, ставя светлые волосы дыбом, и оставил руки на ягодицах — не направляя и не задавая темп, а просто поглаживая и тиская. Он всегда был сверху, но позволял трахать себя в рот так, как Андерсу в голову взбредет, с самой первой их близости.
Андерс неторопливо двинулся назад, выходя почти до конца. Оставив между губ Хоука только головку, он просунул ему в рот указательный и средний палец, сжимая ими член. Он любил губы Хоука. И любил засовывать в них все продолговатые части тела…
Хоук тем временем отвел одну его ягодицу в сторону и скользнул в него пальцами по остаткам смазки и сперме. Андерс оставил его рот в покое и, сжав мокрыми от слюны пальцами подбородок Хоука, опять погрузил в него член.
Он запрокинул голову, ловя воздух. Хоук, поймав его ритм, двигал в нем пальцами, гладя по простате. Андерс забыл, что собирался не торопиться, и кончил гораздо быстрее, чем рассчитывал, вбившись в горло Хоука. С каждым толчком спермы Андерсу казалось, что он задыхается, и его всего скручивало, сковывало в истоме.
Он сполз и развалился в позе морской звезды. Хоук улегся рядом. Протиснув руку под спиной Андерса, он подхватил его под мышки и затянул его плечами к себе на грудь. Хоук склонил голову и поцеловал его в мокрую от пота макушку.
— Мне так нравится, когда ты теряешь контроль, — хрипло сказал он.
Андерс промычал что-то невнятное, надеясь, что Хоук поймет в этом полнейшее согласие терять контроль всю оставшуюся жизнь.
Потеряв счет времени, Андерс блаженствовал. Хоук поглаживал его по груди, перебирал пряди волос, брал за руку, чтобы с нежностью провести по пальцам. Потом Хоук, подтянув его повыше, положил ладонь на член.
— Опять? — не открывая глаз, поинтересовался Андерс.
За эти три месяца он перестал удивляться той быстроте, с которой перезаряжался Хоук. Тому все время было мало. Правда, на фоне его восстанавливающей способности Андерс периодически начинал комплексовать и чувствовать себя стариком, хотя разница в возрасте с Хоуком была незначительной — всего-то год.
Хоук мурлыкнул:
— Ты против?
Его рука так хорошо ласкала член и яйца, что Андерс был исключительно за. Он завозился, укладываясь так, чтобы Хоуку было удобнее до него дотягиваться. Хоук, прикусив его за мочку, задышал в ухо, разгоняя кровь по венам. И когда Андерсу показалось, что он почти рухнул с края в самую темную бездну, Хоук положил ладони на его талию.
— Попрыгай на мне? — хрипло попросил он, подталкивая Андерса к своим бедрам.
Посмотрев на него мутным от желания взглядом, Андерс перекинул ногу через Хоука и насадился на его член. Головка раздвинула мышцы, уже успевшие немного отвыкнуть от размеров Хоука. Андерс плавно опустился, чтобы прочувствовать Хоука каждым дюймом кожи. Оседлав его, Андерс качнулся, заново привыкая.
Хоук рывком подался вперед, вверх, касаясь его губ своими, и Андерс замер.
Хоук же провел одной рукой по плечам Андерса, а второй потянулся куда-то в сторону, и прежде чем Андерс успел что-то сообразить, Хоук уже стянул его запястья ремнем, оставленном в стороне вместе с джинсами со вчерашнего вечера.
Довольный собой, Хоук отклонился, опять укладываясь на спину, и заложил руки за голову, ощупывая Андерса взглядом. Андерс подергался, проверяя, насколько крепко держит ремень. Выходило, что Хоук затянул его на совесть. Но если чуть поднажать…
— Зачем? — спросил Андерс и приподнялся, продолжая движения.
— Без рук, — усмешка тронула губы Хоука. — Хочу посмотреть на тебя.
Андерс хотел взъерепениться и запротестовать, но Хоук произнес:
— Пожалуйста. Хотя бы попробуй.
И Андерс, утонув в его взгляде, забыл обо всех возражениях.
Хоук разглядывал его так, как будто Андерс был совершенством. Словно никого больше не существовало.
Андерс знал, что он не идеал красоты, и в мире множество мужчин, которые попадают на обложки журналов и снимаются в высококлассном порно, и наверняка кто-нибудь из них иногда мелькает перед взглядом и самых верных и преданных любовников… Но Хоук всегда смотрел на него так, что сомнений не возникало: единственный. Хоук видит всегда лишь его и им восхищается в высшей степени.
Андерс пожалел, что не может сейчас погладить его по груди, провести ладонями по животу. Он хотел выразить прикосновениями все то, что чувствовал к Хоуку. В том числе — и благодарность. Благодарность за то, как Хоук к нему относится.
Дыхание Хоука участилось. Он дотянулся кончиками пальцев до талии Андерса, трогая его осторожно, будто он хрупкий экспонат. Это шло так вразрез с тем, как он полчаса назад сжимал его бедра — с грубостью, с силой, которая била у него через край.
У Андерса голова шла кругом от нежности.
Хоук, откинув голову, приоткрыл губы, как всегда делал перед оргазмом.
— Не вздумай раньше меня! — Андерс задвигался быстрее. Крепче сжав Хоука бедрами, он едва сдержался, чтобы не вырвать руки из пут ремня.
Только от члена Хоука, только от него внутри… Хоук сдерживался изо всех сил. Он резко вскинул взгляд на Андерса и негромко произнес:
— Андерс. Сейчас.
И Андерс, словно только и дожидался его команды, сорвался. Почти вскрикнув, он выгнулся, будто пропуская через себя разряд молнии, и рухнул на Хоука сверху.
Тот, охнув, обнял Андерса, ослабляя давление ремня на запястья.
Спустя несколько минут Андерс осознал, что они настолько мокрые от пота, что практически склеились.
— Я в душ, — пробормотал он.
— Можно с тобой? — дежурно спросил Хоук.
— Не в этот раз, — Андерс приподнялся и навис над ним на вытянутых руках. — Нам еще сегодня готовить, убираться и идти за продуктами…
— Как будто моя компания в душе этому всему помешает, — заулыбался Хоук.
— Помешает, — Андерс склонился, целуя его в кончик носа. — Мы тогда никуда дальше горизонтального положения не уйдем…
— Если это единственная проблема, то я не прочь стоя, — обрадовался Хоук.
Посмеиваясь себе под нос, Андерс все-таки ухитрился проскользнуть в ванную комнату в одиночестве.
Не признаваться же, что если Хоук совершит еще один-два захода, то Андерс будет затрахан настолько, что окажется неспособен к хозяйственно-трудовым подвигам…
Он принял душ и, проигнорировав шутливый хлопок полотенцем по заднице от Хоука, пошел на кухню. Скисшее молоко стояло у них в холодильнике уже третий день, пора бы его пустить в дело. Занявшись готовкой, Андерс машинально отвлекся мыслями на подсчеты их финансов.
Он честно отработал консультантом по продажам в салоне бытовой технике два с половиной месяца, и ему повезло — учтя его предыдущий опыт работы, руководитель назначил его менеджером зала. Андерс обрадовался: лишние деньги никогда не помешают. Правда, выяснилось, что теперь он работал не только за себя, но и за всех консультантов, потому что никто из них толком не мог рассказать страждущим о холодильниках с отсеком для свежести… Андерс не сразу вошел в ритм новой жизни. Иногда его посещало смутное желание вернуть все обратно, спрятаться в подвал, но он понимал, что возвращение в прошлую жизнь невозможно. Его больше никто там не ждет. Его там пытались убить, в конце концов…
Андерс, готовя тесто для блинов, понимал, что Хоуку понадобится всего два приема пищи, чтобы умять всю стопку, а еще он почти уничтожил огромный шмат мяса, который Андерс покупал с расчетом отрезать от него куски и готовить в течение месяца. Придется опять идти в магазин, попросив денег у Хоука.
Не то чтобы тот был этим недоволен… Скорее, наоборот — Хоук радостно совал купюры Андерсу и просил купить чего-нибудь поинтереснее макарон и капусты брокколи. Но они теперь работали честно. Оба без образования. Оба примерно одинакового возраста. И как Хоук ухитрялся зарабатывать больше?.. Почему его грубый физический труд ценился больше, чем беготня Андерса по магазину в попытке выполнить работу за троих — за укладчика товара, консультанта и самого себя?
Он не думал, что Хоук вернулся к мошенничеству. Видел, что это не может быть правдой.
Но боялся, что его просьбы дать денег подтолкнут Хоука к игорному бизнесу. Или к гаданию. Или к фальшивому кабинету психолога, к залу коуча, или к еще какому разводу из тысячи возможных. Даже если эти игры были для Хоука заработком, все равно никто не может точно сказать, что у него нет пристрастия к адреналину.
А зависимый человек останется зависимым навсегда.
Неважно, подсядет он на наркотики или видеоигры.
Андерс ожесточеннее завертел венчиком в глубокой миске с тестом. Хоук не дает ему поводов подозревать его в подобном.
Так почему сердце ноет?
Скрипнула дверь — Хоук вышел из душа. Он подкрался к Андерсу со спины и обнял за талию. Его мокрые волосы скользнули по шее.
— Котенок, — начал Хоук, тревожа мятным дыханием, и у Андерса окаменела каждая мышца, в голове не осталось ни одной мысли, одно паническое — опять, опять, опять.
Он прекрасно знал, когда Хоук называет его котенком. Для такого обращения есть лишь один повод.
Андерс попытался не подать виду. Продолжил взбивать тесто, хотя оно уже стало идеально равномерной массой. Но ему нужно было чем-то занять руки, притворяясь, что все в порядке.
— Я уеду вечером… ненадолго, — Хоук прижался ближе и положил подбородок ему на плечо.
— Хорошо, — ровно ответил Андерс. — Ненадолго — это на сколько?
Хоук попытался поймать его губы, но Андерс сделал вид, что не заметил этого. Продолжил взбивать чертово тесто. Хоук наверняка хотел заглянуть ему в лицо, чтобы понять, как сильно провинился, но Андерс игнорировал все его старания.
— На неделю. Пока ты был в душе, Бетани позвонила. Не смог ей отказать. Проведаю семью.
— А работа? — равнодушно спросил Андерс. — Тебя не хватятся?
— Я поменяюсь сменами. Питерс меня подменит, он давно канючил, что душу продаст, лишь бы кто-нибудь за него в марте поработал.
— Хорошо.
Андерс завозился, выбираясь из рук Хоука, и отставил миску. Прикрыв ее сверху полотенцем, он включил воду и со всей силы брякнул венчиком по краю раковины.
— Ты злишься? — осторожно спросил Хоук, встав от него сбоку.
— С чего ты взял? — Андерс спокойно посмотрел на него.
— Ну… крушишь тут утварь, — улыбка Хоука вышла опасливой.
— Я сбиваю остатки теста.
Словно в подтверждение своих слов, Андерс вымыл венчик и убрал его в сушилку.
— Можно я поеду с тобой? — он отвернулся, ставя чайник — всего лишь воспользовался им как предлогом, чтобы не наблюдать, как Хоук изобретает отмазки.
— А твоя работа? — тень насмешки как будто лезвием по горлу провела.
— Ну да… ну да… ладно.
Хоук взял его за руку и потянул на себя. Андерс попытался вырваться, но, приложи он чуть больше усилий, все это стало бы похоже на драку. Смирившись, он позволил Хоуку развернуть себя и подтянуть ближе.
— Котенок…
— Не называй меня так, — огрызнулся Андерс, уставившись в глаза цвета янтаря.
— Не злись.
Хоук, обнимая его одной рукой, положил вторую на затылок, надежно фиксируя, чтобы Андерс и не надеялся отвернуться или спрятать взгляд.
— Андерс, прошу тебя, — его голос звучал запредельно искренне. — Не обижайся. У меня непростое время, и если еще и ты…
— Я не обижаюсь, — прервал его Андерс.
Он бы дослушал до конца, если б Хоук хоть раз рассказал, что именно входит в понятие «непростое время», кроме смены деятельности. Но прошло уже три месяца. Они оба уже привыкли.
— Просто я расстроен, что ты опять уезжаешь, — закончил Андерс, выдавливая улыбку, которой Хоук, конечно же, не поверил.
Но ни один из них не обвинил другого во лжи.
— Я быстро вернусь. Ты и не заметишь, что меня не было, — пообещал Хоук и нежно коснулся его губ.
Вскипая, чайник щелкнул. Андерс отстранился, убедив, что нужно заварить кофе. Хоук полез за кружками и поставил их на стол. Они занялись завтраком, и все вернулось на круги своя, вернулось к привычной теплой атмосфере, которая всегда царила между ними. Андерс трогал под столом ногу Хоука своей голой стопой, просил его немного подождать, пока тесто постоит, и еще немного — и он напечет блинов… Хоук бурчал, что его бы и бутерброды порадовали, лишь бы они появились прямо сейчас. Но его ворчание было напускным.
А к вечеру он собрал минимум вещей и, поцеловав Андерса, сел в машину-пулю с вмятинами в капоте и унесся с Лето прочь от города.
Андерс недолго постоял у окна. Вот и выходной. Вот и отдохнули. Он задернул шторы, надел свитер и влез в пальто. Пересчитав в бумажнике оставшиеся до получки деньги, он решил, что покупка одной бутылки вина его не разорит.
По пути он зашел в гастроном и, хмыкнув, взял кагор, подумав, что разнообразие не помешает, и сел на метро в сторону Дориана.
Вместо него дома обнаружился Макс, но Андерс научился радоваться этому угрюмому типу, у которого наверняка было большое сердце, иначе бы с Дорианом у него ничего не получилось. Тем более на протяжении такого долгого времени…
Дожидаясь Дориана, Андерс попытался поиграть с Джасом фантиком на ниточке, но тот, подпрыгнув, цапнул его за палец и был таков. Кот улепетнул. Андерс покачал головой. Никакой благодарности.
Рядом с Дорианом Джас вел себя как шелковый — разрешал себя гладить, не грыз конечности и даже мурчал. Как этого Дориан добился, Андерс не представлял. Он был лишь уверен, что пытки голодом и побои тут точно ни при чем.
Эх, и где справедливость? Это ведь он, а не Дориан, вытащил Джаса с помойки, откормил и вывел блох. А тот его только кусает и угрожающе выгибает спину.
Дориан вернулся к вечеру. Увидев Андерса, он с порога сразу же догадался:
— Твой ненаглядный мошенник уехал в ночь?
Андерс уныло подтвердил его догадку.
Спустя час они сидели на кухне друг напротив друга, а Макс, устроившись на подоконнике, наблюдал за ними. Выражение лица у него было таким, что Андерс поражался: как этот парень все еще не вскочил, закричав, что они обсуждают какую-то ерунду, и не сбежал?..
— Ты действительно считаешь, что он тебе изменяет? — поинтересовался Дориан после путаных признаний-жалоб Андерса, подаваясь вперед.
— Нет, — окончательно сник Андерс, — но эти его поездки… Каждый месяц. В прошлый раз его не было пятнадцать дней. И он возвращается таким… — Андерс не сразу смог подобрать слово. — Черным, как туча. Нет, хуже тучи. Улыбается и радуется встрече, но все равно не сразу изживает из себя эту черноту.
— Как поэтично, — буркнул Макс. — Долго придумывал?
На него никто не обратил внимания.
Дориан протянул руку и накрыл ладонь Андерса своею.
— Если ты ему не доверяешь, то тебе нужно сказать об этом. Он сам создает это двусмысленное положение.
— А ты бы сказал? — тоскливо спросил Андерс, понимая, что никогда не наберется смелости выложить Хоуку все как на духу. Как бы он ни страдал, думая, что Хоук что-то скрывает, он не сможет разбить ему сердце своими подозрениями.
Что, если они беспочвенны? И тогда между ними уже ничто и никогда не будет по-прежнему. Станет ясно, что Андерс ему ни капли не доверяет.
— Я бы сказал так, — деловито заявил Дориан. — Запоминай. Ты бросаешь меня каждые полмесяца, вот тебе сумка, собери вещи сам, и чтобы к вечеру ноги твоей здесь не было.
Андерс распахнул глаза и замотал головой:
— Нет. Никогда. Лучше и дальше буду помалкивать…
— Ты настолько его любишь? — негромко спросил Макс.
Андерс медленно перевел на него взгляд.
На кухне разлилась предгрозовая тишина. Тревожная. Пугающая.
— Да.
Андерс не знал, стал его ответ громом или нет. Но ему показалось, что его сердце только что раскололось надвое. Он признался себе, что окончательно и бесповоротно, беззаветно и безоглядно любит Гаррета Хоука. И эти маленькие недомолвки… Их он выдержит.
— Тогда, — с каменным лицом, ничего ровным счетом не выражающим, вынес вердикт Дориан, — не подозревай его ни в чем. Верь, что он тебе не лжет.
— Легко сказать.
— Ты хоть с семьей его общался? — Дориан поднял бутылку, убедившись, что она пуста, и поставил ее под стол.
Пробку со стола он отработанным движением бросил себе за плечо в коробку.
— Один раз, — вспомнил Андерс. — Звонила Бетани, и я взял трубку. Она сразу засмущалась… Сказала, что Гаррет говорил обо мне. И что она рада знакомству. С того раза она стала перестала звонить на городской, и с Гарретом стала общаться исключительно по мобильному.
Дориан переглянулся с Максом и едва заметно пожал плечами.
— Андерс, дорогой, ты и сам понимаешь, что я не смогу тебе ничего посоветовать. Это только в фильмах друзья дают великолепный совет, который исправляет жизнь героя. В реальности такого не бывает. Все, что мы можем предложить — временное убежище, если тебе понадобится. И дружескую поддержку, если ты захватишь с собой вина. Ах да, — Дориан сделал вид, что припомнил что-то важное, — и кота своего забери хоть когда-нибудь.
— Да он тебя больше любит, чем меня!
— Меня все любят больше, чем кого бы то ни было.
— Ошибаетесь, — хмуро произнес Макс, — Джас, кис-кис-кис.
Кот мгновенно пронесся из соседней комнаты на кухню и в один прыжок оказался у Макса на коленях. Замурчав, он затерся головой о его грудь.
Дориан с Андерсом зачарованно наблюдали за этой картиной.
— Поразительно, — наконец сказал Андерс. — Никогда его таким ласковым не видел. Как ты этого добился?
— Внимания на него не обращал, вот и весь секрет, — проворчал Макс.
— Почему я такой невезучий, — пригорюнился Андерс. — Кот меня не любит, Гаррет сбегает, из института вышибли, бандиты меня тоже больше не уважают, отец ненавидит…
— Хватит ныть, — приказал Дориан. — У меня тоже проблемы с отцом.
— Твой отец раскаялся через три месяца и прискакал с извинениями и пачкой денег, — съязвил Андерс, — а мой забыл меня раз и навсегда, когда застукал с парнем. Не перетягивай одеяло на себя.
— А ты прекращай жалеть себя и прибедняться. Гаррет с тебя пылинки сдувает, — командным тоном произнес Дориан и тут же уточнил: — Ну, пока не уезжает.
Горестно вздохнув, Андерс спросил:
— А еще вино у тебя есть?
— Тебе уже хватит, — Дориан, потянувшись вперед, похлопал его по плечу. — Закинь пробную удочку. Предложи Гаррету переехать к его родным поближе, чтобы они не так скучали без него. Тем более… — Дориан осекся.
— Что? — насторожился Андерс.
Дориан посмотрел на Макса.
— Я скажу ему? — спросил он. Тот кивнул. Дориан опять перевел взгляд на Андерса. — Мы подумываем о переезде. Максу предложили должность в столице, будет главным строителем нового здания…
— Архитектором, — поправил тот.
— Строителем, — с удовлетворением повторил Дориан, словно втыкая мелкую, но досадную шпильку. — Руководитель строительства нового развлекательного центра. Переезд оплачивают, квартиру дают… Одни плюсы. И если он согласится…
— Если мы согласимся, — так же флегматично уточнил Макс.
— То… — Дориан замолк и с опаской посмотрел на Андерса.
Тот не мог выдавить и слова.
Дориан, его последняя пристань в минуты душевных мук, может исчезнуть так же просто, как и Хоук исчез сегодняшним вечером. Он останется один в этом городе. Ни единого друга. Даже кота — и того нет.
— Я, пожалуй, пойду, — пробормотал Андерс. — Я рад за вас, но мне нужно переварить новость о моем беспробудном и полном одиночестве.
Он встал и, натыкаясь на стулья и кухонные тумбы, побрел в прихожую. Дориан мгновенно отправился за ним.
— Андерс, оставайся, — он поймал его за руку. — Куда ты сейчас пойдешь?
— У меня все хорошо, — вяло отмахнулся Андерс, натягивая через голову свитер. — Мне завтра на работу рано вставать, я же теперь менеджер… главный по холодильникам и не только… Все, Дориан, отстань. В порядке я. Просто лишнего выпил.
Уже по дороге домой он решил, что проблема в том, что он как раз недопил. В магазинах уже не продавали алкоголь, и Андерс по смутным воспоминаниям нашел круглосуточный ларек, в котором отпускали что угодно и кому угодно в любое время суток. Он раздумывал между текилой и джином, но взял виски, решив, что такой напиток больше всего подойдет к его меланхолии.
Но он не выпил ни глотка, потому что забыл купить колу, а без нее у виски вкус на любителя, коим Андерс не являлся.
Андерс лег в кровать. На экране телефона мигало сообщение о пропущенном звонке от Хоука. Коротко раздумав, Андерс не стал перезванивать. Пусть Хоук думает, что он сейчас пьянствует с Дорианом. Лучше так, чем сдаваться ему со своим унылым голосом и ужасным настроением.
Тем более, ему действительно завтра с утра на работу. Нужно выспаться и приготовиться к трудовым подвигам.
Если все так пойдет, то он может найти подработку по ночам два через два. У него уже есть опыт совмещения, так что проблемой это не станет, а он сможет снять отдельную квартиру где-нибудь в самом центре и раствориться среди людей, пытаясь спрятать свое угольное, сосущее одиночество.
…С новым днем пришли новые разочарования. Андерс возненавидел человека, который решил его повысить. Сначала он перекладывал коробки с мелкой техникой, оказавшейся не на той полке и даже не в том отделе, а потом пытался отвязаться от специалиста по кредитам, отчего-то выбравшего его лучшим другом и донимавшего его беседами вместо того, чтобы предлагать каждому новому посетителю взять кредит под огромные проценты.
К вечеру Андерс чувствовал себя как никогда разбитым.
Вот тебе и работа мечты.
Интересно, что бы сказал отец?.. Наверняка он ехидно спросил бы, много ли Андерс спас за сегодняшний день людей.
Человек пять точно, если считать за спасение то, что Андерс отговорил их покупать линейку кофеварок, барахливших все, как одна… Не то чтобы он был настолько честным. Просто понимал, что с возвратами и возмещениями гарантийных обязательств придется возиться ему. Не стоит оно того.
Вернувшись домой, он заметил на автоответчике сообщение. Включив запись, Андерс остановился у окна их с Хоуком спальни. Он погасил свет и поглядел вдаль, на городские огни.
Этого он хотел, когда сбегал из дома бесконечно много лет назад?..
Сообщение ему оставил Дориан. Его голос прерывали помехи, словно Дориан говорил, пока шел по улице.
— Андерс, я еще ничего не решил. Макс ждет, что я начну паковать вещи, но… а, чтоб тебя… Извини, я не тебе. Ты же знаешь, что долговременные отношения не для меня. Это все равно, что использовать один презерватив дважды. Только не говори Максу. Продолжая цепочку сравнений, он, скорее, дилдо, чем резинка, а дилдо после одного использования не выкидывают… Но я все равно не готов уезжать. И не думай, что я тебя утешаю.
Дориан говорил как никогда серьезно. Из его голоса исчезли причудливые интонации и вспышки, с него смыло всю браваду.
Андерс понимал, что происходит в голове друга. Он и сам поражался, как долго Дориан играет с Максом в счастливую пару. Видимо, он заигрался настолько, что сам не заметил, когда перестал указывать Максу на его место и позволил планировать будущее.
Андерс не стал перезванивать. У него не было никакого настроения решать проблемы Дориана. К тому же что он мог посоветовать? Он вечно стоит у разбитого корыта. Он не в том положении, чтобы помогать кому-то наладить жизнь и принять судьбоносное решение.
К ночи Андерс сдался. Он лег под одеяло и набрал номер Хоука. Тот взял трубку на удивление быстро. Хоук в ответ на его замечание где-то далеко пожал плечами — Андерс воочию увидел этот жест, зная, как меняется интонация Хоука, когда он так делает.
— Я ожидал, что ты позвонишь. Почему-то знал, что ты не станешь и дальше играть в молчанку.
— Я не играю, — Андерс перевернулся на другой бок и положил телефон на ухо. — Просто не заметил звонка, а набирать тебя уже было поздно.
Он пошевелил телефон, ища идеальную точку баланса, чтобы можно было его не придерживать.
— Я тоже скучал, — улыбка скользнула в голосе Хоука.
Андерс закрыл глаза.
— Что на тебе надето? — бархатно спросил Хоук.
— А я-то собирался спросить, как у тебя дела и как поживает семья, — Андерс улыбнулся. Заботы отступали на второй план.
— Без тебя дела идут плохо. Зато с семьей все в порядке. Так что на тебе одето?
Андерс лег на спину. Телефон грохнулся на кровать, и Андерс торопливо поднес его к уху снова.
— Футболка и трусы. Те, которые ты называешь парашютами.
— А футболка с котиком?
— Угадал.
Хоук хмыкнул.
— Предсказуемо.
— И ни разу не эротично.
— Для меня ты любым эротичный, — Хоук понизил тон, и у Андерса по телу пробежали мурашки. — Прикоснись к себе.
— А ты не ходишь вокруг да около.
— Андерс, — проникновенно сказал Хоук. — Я лежу в родительском доме в своей чертовой спальне, в которой я мальчишкой думал всеми ночами о том, как бы перетрахать табун парней. Теперь я могу думать только о том, что я хотел бы сделать с тобой. Атмосфера давит, понимаешь?
У Андерса чуть порозовели щеки. Голос Хоука гипнотизировал его, какую бы чушь он ни нес. Он скользнул ладонью от шеи вниз, по груди, до живота, собирая футболку складками. Запустив под нее руку, он зажал между пальцев сосок.
— У тебя изменилось дыхание, — с одобрением прошептал Хоук. — Я так хочу забраться ладонью под твою дурацкую майку. Или, — тут же передумал он, — лучше лечь между твоих ног и потянуть ее вверх зубами.
Андерс сглотнул, представив, как дыхание Хоука обожгло бы живот, а его язык скользнул, дразня, по коже.
— Я так хочу тебя, — шепнул он в трубку.
Хоук шумно выдохнул.
— Я тебе пришлю кое-что, хорошо? — сказал Хоук. — И ты мне. Я перезвоню.
(продолжение в комментариях)

@темы: Мои фики, Dragon Age