Пять
персонажи: Федор Стед.Д\Андрей Пирокинезис
рейтинг: NC-17
размер: 6.700 слов
саммари: пять раз, когда Андрей перебивал Федю, и один, когда дал высказаться; но Федору уже нечего было сказать.
особые пометки: алкоголизм и пьяные истерики в наличии, история от первого знакомства в реале до решения расстаться.

читать дальше1
Андрей, разгоряченный, мокрый от пота, счастливо обнимает его на глазах толпы, и Федя крепко стискивает его в ответ, широко и глупо улыбаясь. Совсем не похоже на их первые, немного неловкие объятия, когда они, развиртуализировавшись, наконец встретились в Питере. Километры переписок и войсов сблизили их до невозможности, и все равно было не по себе прикасаться к так хорошо знакомому, но еще неизвестному человеку. Зато сейчас, после первого концерта, пропали все преграды, и Андрей, радостный как щенок, обнимает его словно в последний раз. Но приходится все-таки отстраниться друг от друга. Они, наверно, смотрят сейчас одинаково сияющими влюбленными глазами; и они торопятся уйти со сцены в гримерку.
Там все летит кувырком. Их хвалят и поздравляют, им наливают, Андрей стягивает насквозь промокшую футболку и вытирает ею лоб, кто-то пихает ему в руки сухую рубашку, и он, заливисто смеясь над чьей-то шуткой, сначала вертит ее над головой, сверкая бледным телом, а потом надевает, криво застегивая пуговицы. Все сливается в белый шум, все говорят одновременно и друг друга не слышат, а потом как-то быстро они оказываются на улице, уже захмелевшие, Андрей такой смешной, когда пьяный, и его тщательное выговаривание слов Феде прекрасно знакомо — сколько голосовых сообщений он присылал ему, выпив! Федя держит его за плечи, пока они идут к отелю, где им сняли номер. Он думает, что счастливее уже невозможно. Топит непривычная эйфория, и страх один — что все закончится. Пьяный смех Андрея, его прикосновения — от всего этого кружится голова. Федя и с первой встречи ощутил себя глупо-влюбленным, ведь копил эту нежность и восхищение столько лет, и как можно остаться равнодушным; а теперь все чувства усилились во сто крат.
Но когда они оказываются в номере, он удивляется: почему кровать-то одна, неужели с двумя отдельно стоящими нельзя было снять?.. Это уже потом он узнает, что две кровати — роскошь, скажи спасибо, что вообще есть, где спать, а пока шутит, что одеяло Андрею не отдаст.
Тот пропускает его слова мимо ушей, целенаправленно движется к ванной, теряя детали одежды на ходу. Роняет рубашку — спина белая, лопатки выделяются. Ремень с цепочкой — звякает о пол. Стаскивает джинсы, и пялиться на его зад почти не стыдно. За ним закрывается дверь, звучит звук слива, а потом шумит вода, и Федя остается наедине со своими мыслями. Он прижимается лбом к окну, зажмуривается. В ушах все еще звенит. С ним происходит что-то волшебное. Кажется, важно сказать это Андрею. Сказать, что между ними аж искрит — так славно они вместе творят. Так хорошо им друг с другом. Лучше, чем могли они представить, пока переписывались. Андрею он писал чаще всех остальных друзей и подруг. Андрей у него везде в закрепленных контактах. Андрей закреплен у него в сердце, в мозгу, на сетчатке глаз, Андрей у него везде. Окно запотевает от горячего лба Феди. Он совсем мало выпил, уже чувствует себя трезвым. Только мысли — шальные, хуже, чем у пьяного. И эйфория, никак не покидает эйфория, оттесняя привычное холодное спокойствие.
Андрей появляется из ванной — голый, как Афродита, и на ходу натягивает трусы. Федя открывает было рот, но не успевает ничего сказать. Андрей говорит без остановки:
— Большое полотенце — мое, но ты тоже можешь пользоваться. Я зубную щетку открыл. Там еще одна есть. Лягу пока. Может, засну, поэтому ты потише. Сейчас отдохну — и можно продолжить, будет своя афтерпати, только ты и я. Ты бы хотел? В общем, ложусь…
Он несет пьяную околесицу, но для Феди это все равно что музыка. Он с нежностью смотрит, как Андрей рушится на кровать и заворачивается в одеяло.
Федя ополаскивается под душем наскоро, все внутри горит, гудит. У него сна ни в одном глазу, наоборот — заполнило под завязку возбуждение, хочется бежать, прыгать, кричать. А Андрей хватил лишнего, алкоголь его усыпил. Ладно, думает Федя, лягу, надо отдохнуть как следует перед завтрашним перелетом. Он крадется в комнату. Выключает свет и пробирается к кровати. Ложится совсем неслышно. Андрей уже скатился на край постели, дышит ровно. Федя осторожно отвоевывает себе кусочек одеяла. Он уверен, что был максимально тихим, но Андрей все равно просыпается. Невнятно бормочет:
— Федь, ты?..
И вдруг подкатывается к спине, выдыхая алкогольные пары в затылок, обвивает руками, ногу одну закидывает на бедро. Федя каменеет. Лежит ни жив ни мертв. А потом до него доходит: Андрей во сне его обнял. Все так же умиротворенно сопит. Их частично разделяет одеяло, но голые ноги жмутся к ногам Феди. Дыхание горячит загривок. Одна рука обнимает за грудь.
Надо было догадаться, что раз человек по жизни любит обниматься, то обнимается он всегда… Федя едва дышит. Федя понятия не имеет, что делать. Откатиться? Ждать, пока Андрей сам захочет перевернуться? Куда от него деваться-то?
Потому что Феде слишком, слишком нравится то, как жмется к нему Андрей. Горят щеки и уши. Бешено стучит сердце. Он давно и ни к кому такого не испытывал, и даже к Нике… А Андрей беззаботно спит. Не представляет, что у Феди в эту секунду весь мир переворачивается. И если он раньше любил Андрея-творца, то теперь понимает: он любит Андрея всего. Целиком. Во всех смыслах. Музыка Андрея ласкает его слух так же, как прикосновения Андрея — тело. Его хочется ближе и крепче, повернуться к нему лицом и обнять в ответ, и даже, может… Федя обрывает себя. Нет. Хватит. Думать не смей.
Федя решает не двигаться. Сделать вид, что тоже уснул. Но он так и не смыкает глаз еще несколько часов, пока Андрей не переворачивается на спину, и только его рука, лежащая на плече, напоминает, что недавно еще они были тесно сплетены в объятиях.

2
— Струны перетянул — совсем другое звучание, кристальное, я просто кончаю каждый раз, когда до них дотрагиваюсь, — вдохновенно вещает Андрей.
— А я кажд…
— Со временем ведь привыкаешь, что они дребезжат, и забываешь, какой он — чистый звук, и поэтому так по голове шарахает, когда новье натягиваешь…
Андрей даже не замечает, что Федя пытался вставил реплику. А он хотел сказать: я каждый раз кончаю, когда ты для меня на гитаре играешь, и неважно, на каких струнах. Он бы сказал это серьезно, но с долей иронии в голосе, и Андрей бы улыбнулся шутке, в очередной раз ничего не поняв. И тогда бы Федя добавил: тебя иногда тоже, как струны эти, хочется натянуть. Тогда бы Андрей, наверное, засмеялся и хлопнул его по плечу, он всегда хохочет над Федиными шутками, и не шутками тоже.
Но остроты так и остаются у Феди в голове. Оно и к лучшему: он все еще помнит свое тревожное возбуждение, когда пьяный Андрей прижимался к нему во сне. Андрей уже самозабвенно рассказывает, как перетягивал нейлоновые струны на своей первой гитаре, и как две из них лопнули. Федя слушает его терпеливо. Смотрит, как нежно Андрей скользит пальцами по изгибу гитары. Как плавно движется его рука. К изгибам тел он не так внимателен и ласков. Его возлюбленная — его же музыка, и весь трепет чувств достается ей.
— Чего приуныл? — спрашивает Андрей, кинув мимолетом взгляд на Федю, отвлекшись от любования гитарой.
— Ничего, я по жизни приунывший, — говорит Федя и встает, чтобы заварить чай.
Андрей, наконец прекратив наглаживать гитару, откладывает ее на диван и тянется в кухню следом. Там усаживается на подоконник и, выбив из пачки сигарету, приоткрывает окно. Федя смотрит на него, пока закипает чайник. Андрей глядит в ответ, изредка отворачиваясь, чтобы выдохнуть дым на улицу. И в этом молчании так хорошо. Читать друг друга по глазам. Кайфовать от общей тишины. Свистит чайник, за окном шумно проносится автомобиль.
— Так что ты сказать-то хотел? — вдруг вспоминает Андрей и с щелчком отправляет сигарету в полет.
Федя наливает кипяток в две кружки и врет:
— Да я забыл уже. Ничего важного.
Андрей недоверчиво смотрит на него, но в кои-то веки молчит.

3
Федя собирается в спешке. Оглядывается на Нику и виновато говорит:
— Ненадолго.
Она коротко улыбается:
— Опять дама в беде?
Кивнув, Федя обнимает ее и благодарит за понимание. Она всегда его понимает. Даже сейчас, в последние месяцы, когда он то и дело срывается к Андрею. Достаточно звонка, достаточно короткого сообщения — и Федя летит к нему. Сначала он звал послушать песню, прочитать стих, самозабвенно играл на гитаре и пел, сбивался, матерился, но все равно сиял от удовольствия, ловя восхищенный Федин взгляд. Потом — все чаще просто выпить, и они мотались разношерстной компанией по Питеру, по барам и подъездам, по продуваемым всеми ветрами дворам. Федя толком не пил, не хотел тонуть в алкогольном угаре, ему нужна свежая голова, чтобы работать, чтобы писать, а Андрей напивался каждый раз так, словно хотел побить свой собственный рекорд и быть в говно хуже прежнего. И порой в его глазах появлялся нездоровый блеск, движения становились дергаными, и он мог завизжать в ответ на любое, даже самое безобидное, замечание. Тогда дошло, что он убивает себя не только алкоголем.
Федя хотел предостеречь его, даже заикался пару раз о том, что серый Питер полон соблазнов, но Андрей смотрел на него мутным взглядом и начинал говорить о чем угодно, лишь бы не дать другим и слова вставить.
В этот раз зовет не он, а их общий знакомый; требует забрать Андрея домой. Федя садится в машину и давит газ в пол сразу, не прогревая мотор и секунды. У бара парковки нет; приходится встать на аварийке. Времени еще — всего-то восемь вечера, а Андрей, судя по всему, уже в невменозе. Федя заходит в полутемный зал. Тихо льется из колонок что-то, похожее на джаз. Пахнет кальянным дымом. Он почти сразу же находит взглядом Андрея — сидит за барной стойкой и что-то неразборчиво высказывает бармену, рядом стоит охранник. Терпение у охранника иссякает, он постукивает пальцами себя по бедру. Бармен скрестил руки на груди и поджал губы. Собутыльники ловят Андрея за спину и плечи, чтобы он не свалился с высокого стула назад. Он оглядывается — и так же точно смотрит на Федю, словно чувствует его появление затылком. Света мало, но все равно виден на его щеках лихорадочный румянец.
— Федор! — выкрикивает Андрей и соскальзывает со стула.
Он взмахивает руками, пытаясь удержать равновесие.
Федя стремительно сокращает между ними расстояние.
— Пошли, — говорит он и хватает Андрея за капюшон худи. — Куртка где?
— Слышал, бля? — воет Андрей, оборачиваясь в сторону барной стойки и тычет растопыренными пальцами в бармена. Тот смотрит на Андрея так, словно едва сдерживается, чтобы ему не вломить. — Хуй ты мне запретишь курить тут. Говно.
— Здесь эвакуатор работает, пойдем быстрее, — говорит Федя и тащит Андрея к выходу.
Тот хватается за пустующий барный стул и роняет его с грохотом, сам спотыкается. Федя крепко держит его за капюшон, но не успевает среагировать, и ткань трещит по швам, а Андрей рушится на пол.
— Где его одежда? — повышает Федя голос до крика и оглядывается на мутную компанию.
Те разводят руками.
Суки. Насрать им на Андрея. Выводят с собой гулять, как собачку, как экзотического питомца, а как тот надоедает — ищут, кому сбагрить.
Федя наклоняется, закидывает руку Андрея себе на плечо и рывком поднимает его. Андрей виснет на нем всем телом. Похудел за последнее время. Он прижимает ладонь к лицу.
— Ударился, — бормочет он удивленно и обиженно и шмыгает носом.
Федя вытаскивает его из бара и прислоняет спиной к машине. Андрей едва стоит на ногах. Начинает сползать вниз, пока Федя открывает дверь.
— Залезай, — тихо говорит Федя. — Голову…
Он накрывает ладонью макушку Андрея, чтобы он не ударился об арку дверцы. Чуть ли не на руках усаживает его на переднее сидение. Перекидывает его ногу через порог и старается не морщиться от того, как Андрей тут же пачкает коврик осенней жидкой грязью. Прижимая одной рукой плечо Андрея к спинке, другой Федя тянется, чтобы пристегнуть его. Андрей же вертится, пальцы его то в волосах Феди, то на его лице, почти попадает в глаз, заполошно шепчет:
— Я сказал: Федя. Вы меня заебали, позовите Федю уже наконец, он все разрулит. Федя — мой лучший друг, а вы отсталые говноеды, особенно этот бармен ебучий, сука, пачку сиг спиздил, сука, сука, сука… Поехали в другой бар. Этот — худший. Поехали.
— Да хватит возиться! — рявкает Федя.
Андрей на миг замирает, и удается наконец застегнуть ремень безопасности. И в следующую секунду лицо обжигает пощечина.
— Не приказывай мне! — взвизгивает Андрей.
Федя захлопывает дверь, держась за горящую щеку. Обиднее ему было лишь когда во время первого совместного интервью Андрей при всех заорал на него, требуя заткнуться. Словно помоями окатили. И все же Феде хватает выдержки спокойно сесть на водительское место, завести мотор и поехать к дому Андрея. Он бьет его по рукам — нехер тянуться к магнитоле и вертеть все, что вздумается. Андрей хлопает ладонями по приборке. Федя резко останавливается — дорога пустая, — и Андрей, мотнувшись вперед, поворачивается к нему. Положив ладонь ему на загривок, Федя тихо произносит:
— Еще раз пизданешь по моей машине — я пиздану тебя. Понял?
Андрей почему-то молчит в ответ. Отворачивается к окну и не произносит ни звука весь оставшийся путь, не шевелится. Заснул, что ли? Федя украдкой поглядывает на него. Живой. Дышит. Таращится красными глазами на улицу. За него в который раз становится страшно. Вот он — радостный, лезущий обниматься, всем рассказывает, какой замечательный его друг Федор, а в следующую минуту — словно с цепи срывается, посылает всех, пытается ввязаться в драку, орет. Даже злость отходит на второй план из-за ноющей в груди тревоги.
— Приехали, — говорит Федя, припарковавшись у подъезда Андрея. — Давай по-хорошему, ладно? Я знаю…
— Ничего ты не знаешь, — перебивает Андрей и поворачивается к нему. Кончик носа красный, из глаз стекают две слезинки, и дрожит в уголках соленая влага. Так вот почему он молчал — готовился разразиться пьяными рыданиями.
Федя сдерживает тяжелый вздох.
Нет никакого смысла говорить с ним сейчас серьезно.
Он хотел сказать: я знаю, что тебе тяжело в новом городе, с новыми людьми, которые не в курсе, какое у тебя нежное сердце; я знаю, что ты делаешь только хуже, напиваясь; я знаю, что ты находишь и наркотики. Ради меня, хотел сказать он, хотя бы ради меня остановись.
— Пойдем домой, хорошо? — вместо всего этого мягко говорит Федя. — Вместе. Ты мне расскажешь все, чего я не знаю. Договорились?
Андрей отстегивается. Федя торопливо выбирается из машины и обходит ее кругом, открывает Андрею дверь и подает руку, помогая выбраться. Лишь бы в грязь не шлепнулся со своей пьяной грацией. Отмывай его потом еще… Андрей опять виснет на нем, и Федя бредет с ним по лестнице вверх. Голова Андрея лежит у него на плече. Андрей льнет к нему всем телом, словно они не друзья, а куда больше. И что это — его тяга облапать всех и каждого? Федя повторяет себе раз за разом: не думай, не думай об этом, не думай. Что будешь делать, когда поймешь?
Сегодня особенно плохо. Андрея долго рвет. Федя сидит на полу у открытой двери в ванную комнату. Слушает, как Андрей выворачивается наизнанку, а потом, всхлипывая, сует голову под холодную воду, полощет рот. А потом опять лезет к унитазу блевать. В кармане Феди вибрирует смартфон. Сообщение от Ники. Просит скорее возвращаться, у нее сюрприз. Игривый смайлик. Федя заглядывает в дверной проем.
Андрей сидит, уложив мокрую голову на бортик ванны. Его будто покинули силы: плечи опущены, руки безвольно свешены.
— Ты как? — негромко спрашивает Федя.
— Хуже некуда, — глухо отвечает Андрей, не поворачиваясь. Федя тянется к нему и проводит ладонью по спутанным волосам на затылке. — Не оставляй меня. Только не оставляй.
Федя закрывает глаза. Делает несколько глубоких вдохов и отправляет сообщение в ответ.
Ему очень плохо. Пока не могу.
Он не пишет, что, скорее всего, вернется только ночью, когда Андрей забудется сном. Но Ника и так поймет.
Потом он отпаивает Андрея чаем. Андрей лежит на диване боком, укутавшись в плед, и таращится в сериал на ноутбуке. Дрожит в ознобе. Федя гладит его по голове. Просит:
— Чем бы ты ни травил себя — остановись. Пожалуйста. Я очень тебя прошу.
Он не знает, слушает ли Андрей его. Слышит ли.
Заканчивается все тем, что порозовевший Андрей уговаривает остаться до утра, и Федя не находит в себе сил отказать ему. Он говорит себе: надо быть с Андреем сейчас, иначе он вмажется. Он говорит себе: у него попросту нет права бросить сейчас друга. Ему стыдно, обжигающе стыдно перед Никой, но Андрей может сотворить с собой страшное, если его оставить.
И они снова лежат на одной постели, Андрей мечется из стороны в сторону, покрытый холодным потом, а потом прижимается к Феде и прячет лицо на его груди. Он опять обвивает его руками и ногами. Федя чувствует, как загнанно бьется его сердце.
Заснуть ни один из них не может. Андрею становится жарко, и он откатывается, ложится лицом к Феде. Только теперь, похоже, его начинает отпускать. Значит, и поговорить можно.
— Ты мне пощечину сегодня дал, — говорит Федя. — Не делай так больше. Понял?
— Больше не буду, — отвечает Андрей.
— Извиниться не хочешь?
— Да я даже не помню, как это было! — возмущается Андрей. — Ну да, я мудак, сука и блядь, ничего нового ты мне не откроешь. Я мог и кулаком съездить.
Федя рывком садится. Все, его дама в беде окончательно очухалась. Можно и к невесте вернуться. Андрей тут же поднимается на колени, обнимает со спины и тюкает губами в голое плечо, словно это сойдет за извинения.
И сходит ведь. Федя его молчаливое “прости” принимает. Он кладет ладони поверх рук Андрея.
Странная херня, хочет сказать он.
— Как-то… — начинает Андрей, словно читая его мысли, но так и не заканчивает.
— Я домой поеду, — говорит Федя. — Меня Ника ждет.
Андрей вдруг сильнее его стискивает и валит боком на кровать.
— Нет, — отвечает.
Сердце гулко бьется в груди, отдается в ушах. Андрей сам не знает, чего хочет, проносится в голове. Федя поворачивает к нему голову. Смотрит на губы. И Андрей отпускает его, перебирается повыше к подушке. Сделать вид, что просто захотел лечь поудобнее, а не сбежал в панике, у него выходит так себе.
Зато уехать домой все-таки получается.
Федя чувствует себя предателем, когда поворачивает в замке ключ.

4
— Номер квартиры? — бесцветный голос в трубке.
Федя на автомате отвечает. Сердце колотится в ребра — ночной звонок его разбудил. Он нашаривает босыми ногами тапочки, касается плеча Ники — все в порядке, спи, я же обещал больше никогда к нему ночью не срываться — и идет открывать. Хватает со стула домашнюю футболку и натягивает ее на ходу. Вовремя отвечает на домофон, чтобы не огласил квартиру писк. Приоткрывает дверь и лишь тогда, кажется, просыпается. Три часа ночи. Зябко. Ежась, Федя слышит тихие медленные шаги Андрея по лестнице.
— Что случилось? — нетерпеливо спрашивает Федя, шире открывая дверь, и желтый треугольник света плоско ложится на лестничную клетку.
Андрей, споткнувшись на последней ступеньке, машинально хватается за перила, и тогда Федя замечает разбитые костяшки. В нос ударяет запах алкоголя.
— Я защищался, — объявляет Андрей и фокусирует взгляд на Феде. Глаза у него красные. То ли долбил, то ли рыдал. С ним теперь не поймешь.
Он вваливается в прихожую, и Феде приходится расстегивать на нем кожанку, пока Андрей, размахивая руками, вещает:
— Защищался от несправедливых нападок! От подлых обвинений! От…
— Да тише! — взмолившись, Федя стягивает куртку с Андрея и присаживается перед ним, чтобы снять кроссовки. Самостоятельно разуться он явно не в состоянии.
Андрей приваливается к стене и тяжело дышит, пока Федя сноровисто развязывает его шнурки. Худые руки Андрея пляшут. Федя замечает, что левая у него цела. Разув его, Федя поднимается и тихо спрашивает:
— Ты что, просто кому-то один раз в морду дал?
Андрей с неожиданной для его состояния прытью стискивает в кулаках ворот футболки Феди и прижимает его к противоположной стене, наваливаясь всем весом. Лицо его так близко, что они почти стукаются кончикам носов.
— Тоже хочешь мне претензии высказать? — зло спрашивает Андрей.
Но держит за футболку уже не так уверенно, пальцы его расслабляются, а маска гнева перетекает в жалобное выражение.
— Андрюш… — мягко начинает Федя, обманутый обнажившейся слабостью, и дотрагивается до запястий Андрея, но тот его перебивает:
— Только ты меня не укоряй. Если еще и ты окажешься против меня, то эта соломинка точно будет последней. — Андрей отпускает его, отступает. Проводит ладонью по горлу: — А у меня этих соломинок уже — во сколько.
Федя ведет его в ванную, положив руку на поясницу.
Он хотел сказать: Андрюш, я всегда тебя поддержу, чтобы ты ни натворил, подставлю тебе плечо, как тебе в голову могло прийти, что я обругаю тебя, когда ты за помощью ко мне пришел? Он хотел сказать: Андрюш, только скажи, кто посмел тебя огорчить — и я ему начищу хлебало так, что мало не покажется.
Но он так ничего и не говорит. Андрей жалуется, что не выдерживает, что больше так не может; а как именно — так — не говорит.
Усадив его на закрытый стульчак, Федя включает воду в раковине и достает с верхней полки аптечку Ники. Андрей затих и доверчиво смотрит на него. Может, и так понял все невысказанное. Или всегда это знал, и поэтому пришел.
— Давай руку.
Андрей протягивает ему ладонь костяшками вверх, и Федя мокрой ватой смывает запекшуюся кровь. Держит руку Андрея бережно. Кожа у него лопнула, но удар, видимо, и впрямь был всего один.
— Болит? — спрашивает Федя.
— Пока ты держишь — нет, — шелестит Андрей и утыкается взглядом в сторону. — Ты хороший. Самый лучший. Мой друг. Не то что я тебе.
Федя промокает его руку полотенцем и судорожно соображает. Что с ним сейчас делать? У себя положить — не вариант. Еще будет канючить, чтобы Федя с ним остался, всю ночь проговорит и, чего доброго, задрыхнет на диване, обвив щупальцами. Знаем, плавали… Как жить с этим — до сих пор не решили. Домой его на такси отправить? Так он посреди дороги выйдет и отправится в бар, напьется до невменяемого состояния и черт знает, к чему это приведет. Видимо, придется везти его самостоятельно. Убедиться, что он лег спать в свою кровать. Чмокнуть в лобик и уехать от греха подальше. Сердце у Феди немного тянет. Он так пытается быть нормальным, держать себя в рамках, но рядом с Андреем желание лишь одно: все эти рамки сломать.
И все-таки нельзя его оставлять сейчас одного.
Федя накладывает бинт в три слоя на костяшки Андрея и завязывает бантик.
— До свадьбы заживет. Я сейчас оденусь и отвезу тебя домой.
— Спасибо, — тихо говорит Андрей.
Не пытается отказаться — ему бы и в голову не пришло проявить хоть какое-то стеснение и чувство такта. Не спрашивает, что думает о ночных поездках Ника. Но благодарит он искренне. Он все делает и говорит искренне. По крайней мере, с Федей.
— Ты спросишь? — вдруг спрашивает Андрей и поднимает на Федю больные глаза.
— Что?
— С кем подрался.
— С кем?
— Я свое отражение в зеркале ебнул, — несчастным голосом говорит Андрей.
И в груди у Феди что-то словно обрывается.

5
Это не первый раз, когда голос Андрея срывается, и из-за горячего комка в горле он не может и слова выговорить, не то что петь; и Федя легко подхватывает мотив, он знает все его песни наизусть. Кидает короткий взгляд на Андрея и переносит все внимание на зал, пытается привлечь их, чтобы они перестали глазеть на Андрея и снимать его. Он же стремительно скрывается в гримерке.
Заканчивать трек приходится одному.
На последних нотах Федя, широко улыбаясь, пятится за сцену. Интересно, обманывает ли кого-то его белозубый оскал? Он боится, что Андрей сейчас догонится до того, что стоять на ногах не сможет. Но Андрей просто сидит на диване, запустив пальцы в волосы, и перед ним на столе только дымящаяся сигарета. Он вскидывает глаза на Федю, пружинисто встает.
— Давай дальше я свою, ты…
Андрей привычно перебивает его, но на этот раз не словами. Он хватает ладонями Федю за щеки, смотрит в глаза — зрачки у него все равно что тоннели, черные, бесконечные. Федя не может и слова выдавить, пока Андрей так глядит. Сосредоточенно, словно прощается, словно ничего и никого вокруг больше нет.
Ты приходи в себя, хотел сказать Федя. Я тебе передышку дам. Воды хоть попей.
Но слова путаются в голове.
Андрей вдруг наклоняет к нему голову и касается губ своими. Запечатывает короткий поцелуй, отталкивает в сторону и вылетает на сцену. Федя оборачивается. Андрей хватает микрофон, торопливо улыбается, без умолку трещит. А Федя все стоит, пытаясь понять, что сейчас произошло. Губы горят. В горле пересохло. Надо выйти следом за Андреем, быть профессионалом, отыграть. Но ему кажется, что кто угодно сможет прочитать по его лицу, что Андрей только что поцеловал его. И возврата назад уже не будет. Андрей наслаждается вниманием зала, от каждой вспышки смеха щурится, как кот. Они всегда хохочут, даже если шутка была неудачной. Они так любят его, а он — никого, никого.
Федя все-таки заставляет себя выйти на сцену, и они отыгрывают так, словно ничего не случилось, и их взгляды никак не выдают общей тайны. Феде начинает казаться, что поцелуй ему привиделся.
Если бы Андрей сделал это год назад. Хотя бы полгода. Если бы он ответил, когда Федя готов был сам его поцеловать. Но сейчас… Сейчас дома, в далеком Питере, лежит хорошо спрятанное кольцо для Ники. Сейчас Федя видит Андрея насквозь и не выдерживает шквала его эмоций, все чаще уходит от него, чтобы побыть в тишине. Сейчас Федя слишком устал, и больше не может прощать все выходки. Терпения не хватает. Андрей все доступные лимиты израсходовал.
Но поцелуй горит на губах.
После концерта времени мало. Их ждет ночной перелет. Андрей не успевает накидаться на баре, зато допивает все, что осталось в гримерке, и в аэропорту его приходится водить за ручку на стойку регистрации, в туалет, к креслам в зале ожидания. Его спихивают на Федю. Конечно же, на Федю. Он один еще может скрывать раздражение при виде пьяного тела. И он единственный умеет хоть немного Андрея успокоить, чтобы он если не вел себя прилично, то хотя бы не орал. Федя усаживает его в самый дальний ряд кресел и утыкается в смартфон. Андрей, откинувшись на спинку, чутко дремлет. То и дело стискивает пальцы на бедре Феди, чтобы убедиться, что он рядом, никуда не ушел.
Федя листает посты Ники в инстаграме. Но взгляд все равно соскальзывает на Андрея, на его ресницы. На его губы. Он уже почти не злится. Он уже почти привык, что весь тур, двадцать четыре на семь, Андрей в говно. Андрей нуждается в нем, цепляется за него, смотрит в глаза и зовет по имени, когда возвращается убуханным в хлам и будит среди ночи. Что ему, блядь, нужно…
Андрей просыпается лишь для того, чтобы взойти на трап, а в самолете снова засыпает, уложив голову Феде на плечо. Ему неудобно в узком кресле, некуда деть ноги, и в конце концов он сползает к Феде на колени, скрючившись в три погибели. Федя смотрит в окно и гладит Андрея по волосам. Все привыкли, что он возится с Андреем. Что все ему прощает. Даже то, что Андрей никогда не дает закончить ему мысль.
Спасает только то, что Федя еще помнит, как влюбленно и восторженно смотрел на него Андрей поначалу. Как при каждом удобном случае говорил, что Федор — его лучший друг с золотыми руками. Потом сияние Андрея трансформировалось в черный дым. Он выжигал все лучшее в себе, оставляя пепелище.
При заселении в гостиницу Федя вполголоса говорит Беседину:
— Я же просил тебя — отдельные кровати. А еще лучше — отдельный от него номер.
Беседин смотрит ему в глаза:
— Смеешься? Оставить Андрея одного?
Что же вы с ним никогда не нянчитесь, раз так переживаете, ожесточенно думает Федя и отправляется вслед за Андреем к лифту. Тот уже немного проспался. Вполне твердо стоит на своих длинных, затянутых в черное ногах. Федя останавливается рядом с ним. Переглядывается с Андреем, но видит лишь свое отражение в темных очках.
Устал, думает он. Я смертельно устал.
Лифт поднимает их на четвертый этаж. Они закидывают чемоданы в номер, Андрей закрывает дверь. Он стоит за спиной, и его присутствие ощущается каждым нервом, каждой клеткой измученного тела. Федя снимает куртку и глухо говорит:
— Я жениться хочу, как вернемся из тура. Кольцо уже купил.
Не хочет смотреть на Андрея, но тот сам разворачивает его за плечи к себе.
— Нет, — удивленно говорит он.
— Да, — раздраженно отвечает Федя.
— И зачем ты мне это сказал? — голос Андрея взлетает вверх.
— Ну ты же мой друг, друзья должны друг с другом делиться радостными новостями!
Федя и сам не замечает, когда начал кричать. Они стоят друг напротив друга, Андрей держит его за плечи — щеки покраснели, рот приоткрыт, ноздри гневно раздуваются. Он категорично говорит:
— Нет. Блядь, нет, даже не вздумай, тупая идея, тебе больше делать нехуй?!
Федя хочет его ударить. Дать ему позорную пощечину, чтобы отрезвить. Но рука не поднимается на Андрея. Последнее дело — драться с ним. Андрей словно все понимает, словно читает его, как раньше, до этих зависимостей, до целенаправленного саморазрушения, — и отступает назад. Поникнув, сбрасывает с плеч куртку и присаживается на одно колено, чтобы разуться.
— Окей, — бесцветно говорит он.
В груди же Феди еще клокочет злость.
— “Окей”? — повторяет он за Андреем. — И все? Больше сказать нечего? Где все твое красноречие? Фонтан, блядь, твоих пустых слов?
Андрей вскидывается. Стремительно выпрямляется, пинком отбрасывает кроссовки и тычет пальцем Феде в ребра.
— Так мои слова пустые для тебя?
Он замолкает, словно ждет ответа, но Федя знает: Андрею плевать, что ему скажут. Поэтому ничего не говорит. Тяжело дышит и смотрит Андрею в глаза, приподняв подбородок. Уговаривает себя успокоиться, пусть и чешутся кулаки переебать этой дылде. Но должен же хоть кто-то в их дисгармоничной паре сохранять рассудок.
Андрей хватает его за грудки, и все остатки Фединого здравомыслия сносит как плотиной. Он вихрем впечатывает Андрея в стену, толкает в плечи, злорадно отмечает, как тот трескается лохматым затылком. Упускает тот миг, когда оказывается к Андрею так близко, что прижимается к нему грудью. А руки Андрея стекают к нему на талию, обвивают, и Андрей склоняет голову, и поцелуй получается мягким, совсем не злым, и долгим, долгим, долгим… Федя касается его везде, будто никогда раньше не дотрагивался. Пересчитывает пальцами его ребра, скользит по его обжигающей коже под майкой, гладит по бедрам. Андрей стонет ему в рот и лезет с языком. Его ладони такие же бесстыдные, как и Федины. Дорвался. Или — сломался. Сдался. Он тянет Федю на себя, к себе, хоть ближе и некуда. Колени его подгибаются, и Федя наваливается на него бедрами, чтобы пригвоздить к стене. Чувствует его твердый член, и нервы коротит.
В дверь стучат. Федя на миг отрывается от Андрея, от его жадных губ, но Андрей тут же хватает его за лицо и снова лезет целоваться, скользит языком по щеке и подбородку.
— Федь? — слышится из-за двери голос Беседина. — У вас все в порядке? Есть номер отдельный, если еще не передумал.
Андрей возмущается:
— Ты бросить меня хотел?
Федя прижимает ладонь к его груди напротив сердца и отвечает Беседину, пытаясь контролировать голос:
— Все норм, не надо.
Андрей отталкивает его от двери, жмется всем телом, целует в шею и направляет к постели.
— Ревнуешь? — ухитряется улыбнуться Федя.
За что получает укус в нижнюю губу.
Но ему нравится.
Андрей все-таки валит его на кровать. Подрагивающей рукой лезет расстегивать ширинку Феди. От его прикосновений все горит внутри. Федя кое-как стаскивает кроссовки, пока пальцы Андрея протискиваются в джинсы. Андрей нависает над ним, облокотившись возле головы, и взгляд у него совсем бешеный. Челка липнет к взмокшему лбу. Воздух ловит ртом. Андрей замирает, заметив, как смотрит на него Федя. Этого мига промедления хватает, чтобы перевернуть его на спину, и Андрей с такой готовностью рушится на постель, что у Феди окончательно сносит крышу.
Он сдергивает джинсы Андрея вместе с бельем до колен, снимает с него футболку, приникая взглядом к белому худому животу. Проводит по шелковой коже, и Андрей подрагивает от его прикосновений. Возится и чуть разводит ноги, насколько позволяют стреножившие его джинсы.
Точка невозврата — вот она, уже здесь?
В его шумном дыхании, в его прикосновениях, в том, как он тянет ближе к себе и прижимается членом?
В его стоне?
Где тот пункт, когда ничто уже не станет, как прежде?
— Федь, пожалуйста, — шепчет Андрей, — умоляю тебя…
И Федя наклоняется к нему, целует, как желал, мечтал с самой первой встречи. Андрей размашисто проводит ладонями по его спине, царапает. Оставляет руки на Фединых ягодицах и прижимает к себе. Ерзает, проезжая членом по животу. Цепочка на его шее стала теплой. Его хочется всего, сразу, хочется проникнуть и в его тело, и в сердце, быть единственным в его мыслях, вытеснить все, чтобы остались только они вдвоем. Кажется, получается. Андрей рассыпается шепотом:
— Господи, я бы даже… чтобы ты выебал меня. Сожми. Давай оба сразу. Бля, Федор…
Он замолкает, только когда Федя занимает его рот своим языком. А потом стонет, пока кулак Феди скользит по их членам. Андрей дергает бедрами, словно от него еще что-то зависит. И вскрикивает, до синяков сжимая пальцы на талии Феди, изливаясь себе на живот. Федя смотрит на его губы, яркие, пересохшие, и в нем оглушительно взрывается эйфория, почему-то так похожая на боль.
Он без сил валится на Андрея. Распластался по нему. Чувствует, что Андрею дышать трудно от того, как Федя придавил его грудную клетку. Но пошевелиться пока не получается. Кончики пальцев Андрея скользят по спине.
Они ничего так и не говорят друг другу. Федя первый сползает с кровати. Оглядывается на Андрея. Тот подтягивает джинсы повыше. Проводит рукой по животу, размазывая сперму. Его шепот все еще звучит в ушах.
Федя смывает с себя в душе пот, смывает с себя запах Андрея, его прикосновения. Оглядывается через плечо на свою спину в зеркало. Синяки от пальцев Андрея успеют сойти до возвращения в Питер. Виски сжимает болью.
Я предатель, думает Федя. Даже хуже. Думал, что это Андрей не знает, чего хочет.
А оказалось, что сам Федя не представляет, что ему нужно.
Не видит будущего, где Ника — никто ему. Не жена. Не друг.
Не видит будущего, где они с Андреем счастливы.
И его воротит от самого себя.
Они отсыпаются, лениво перебрасываются дежурными фразами. Говорить не о чем. Андрей поглядывает на него искоса, но прячет глаза каждый раз, когда Федя смотрит в ответ. Всей командой идут обедать, и приходится просить Андрея, чтобы он поменьше налегал на вино. В ответ, конечно, тонна возмущения и советы не указывать ему, как жить. Ненадолго, перед дорогой в клуб, Федя остается с Андреем наедине. Андрей курит, выдыхает в небо дым.
— Ты первый, — вполголоса признается Федя. — У меня других не было.
Андрей вздрагивает.
— И у меня, — наконец отвечает он.
— Не напивайся сегодня, — просит Федя и смотрит в его лисьи глаза. — Пожалуйста. Я очень тебя прошу. Мне тяжело уже одному вывозить.
Андрей пожимает плечами и затягивается.
…К вечеру он настолько в говно, что концерт задерживается на четыре часа. Радует лишь то, что тур почти подошел к концу.

6
— Ты хочешь позвать его? — вполголоса спрашивает Ника.
Федя прекращает писать список гостей. Кольцо так красиво блестит на безымянном пальце Ники. Лучшее, что он мог подарить ей после возвращения из тура. А она сказала лучшее, что можно было услышать от нее в ответ.
— Он мой друг, — отвечает Федя.
Смотрит на короткий список. Имени Андрея в нем все еще нет. Они друзья, а как иначе? В последние пару лет не было никого ближе. Но он напьется в первые же полчаса торжества, вскочит ногами на стол, чтобы произнести тост, разобьет посуду, растопчет осколки…
— Друг? Как будто я ничего не понимаю, — выдыхает Ника. Поднявшись с дивана, она подходит к окну.
Федя каменеет.
— Что ты имеешь в виду?.. — тихо спрашивает он.
На виске бьется жилка. В горле пересыхает. Она не знает. Она не может знать, что они с Андреем переспали. Один раз. Тот самый раз. Если только он не сказал ей…
— Что ты с ним дружишь, а он тобой пользуется.
Ника смотрит на него.
Нет, она не знает.
Федя едва может скрыть облегчение.
— Не будем его звать, — говорит он. — Ты права. Ты всегда права.
Его хватает буквально на пару дней. Чувство вины душит. К тому же он не хочет, чтобы до конца дней накатывала паника, стоит Нике заикнуться об Андрее. Федя сидит на кровати, ждет. И как только Ника в ночной рубашке появляется в проеме двери, он поднимает на нее взгляд и говорит:
— Я должен тебе кое-что рассказать. Ты должна знать. И если ты решишь, что… — Он на миг задыхается. Господи, он не может ее потерять. Ника терпеливо ждет, пока он договорит, и Федя заканчивает: — Если решишь, что не хочешь больше со мной ничего общего иметь — я пойму.
Ника прислоняется к стене и смотрит на него насторожено.
— Так…
Федя глубоко вдыхает и говорит, словно прыгая в ледяную воду:
— Я переспал с ним. С Андреем. Прости меня.
Он прячет горящее лицо в ладонях. Тихо так, что слышно голоса соседей за стенкой.
— Значит, мне не казалось, — медленно говорит Ника. — Ты действительно в него влюбился.
— Уже нет, — отвечает Федя и смотрит на нее. Хочет на колени перед ней встать, прижаться лицом к ее рукам, но тело словно свинцовым стало.
Ника едва слышно хмыкает.
— И как это было?
Он рассказывает от и до. От чертового поцелуя до того, как ушел от Андрея в душ.
— Это просто помутнение какое-то, — говорит он. — Наваждение. Я толкнул его к стене — и все, слетел с катушек. Очухался только на кровати, на нем. И он… он даже больше как будто хотел, — горько говорит Федя. — Я ненавижу себя. Ненавижу.
Ника вздыхает.
— Мне надо это все переварить, — честно произносит она.
Федя кивает:
— Понимаю.
Вдруг она улыбается:
— Не делай такое скорбное лицо, а то я решу, что вы не просто друг другу подрочили.
Она спит эту ночь на кухне, но утром кольцо все еще сверкает на ее руке, и она никак не показывает, что вчера Федя признался ей в измене. Он любит ее больше жизни.
…Так получается, что с Андреем они несколько месяцев почти не пересекаются. Федя занят подготовкой к свадьбе и альбомом. Он отыгрывает два сольных концерта и летает, как на крыльях. Но совместный тур с Андреем спланирован был еще зимой, и Федя восстанавливает с ним контакт. Осторожно, по крупицам. Сначала — по переписке. Потом приезжает к нему домой. Иногда Андрей даже трезвый. Федя хочет донести до него новости мягко, но никак не получается выбрать нужный момент. В конце концов решает: будь что будет, сегодня скажу. Не убьет же он меня. Не наложит же на себя руки.
Жарким днем, в конце июля, они вдвоем закрываются на репетиционной точке. Надо хоть раз полностью прогнать программу, решить, какие треки выбросить из плейлиста, какие добавить. У Андрея при себе, как всегда, бутылка. Федя, глядя, как Андрей делает глоток, сухо произносит:
— Андрей, есть разговор.
— У меня тоже, — заводится Андрей с пол-оборота и, поставив бутылку на микшер, поворачивается к Феде. — Если ты не заметил, я все еще расстроен. Мог бы и позвать на свадьбу.
Федя закатывает глаза. Андрей уже несколько раз замечал, что обиделся. Столько же раз он слышал в ответ, что торжество было только для семьи.
— Так вот, — продолжает Федя гнуть свою линию. Нельзя поддаваться на провокации. Иначе он никогда не скажет. — Этот тур должен стать…
— Мне вообще смотреть на тебя даже не хочется. Если я тебе тоже надоел — так и скажи.
— Да ты мне и слова никогда не даешь вставить! — не выдерживает Федя.
Андрей изумленно распахивает глаза.
— Я тебе два года уже пытаюсь хоть что-то сказать, а слышу только “Федя, заткнись, замолчи, не перебивай”, — горячится Федя. — И даже сейчас, когда я тебе говорю, что все, баста, последний тур, а дальше расходимся, ты все равно слышишь только себя!
Андрей стоит перед ним, оглушенный. Но быстро приходит в себя. Щурит глаза.
— Отлично, — говорит он. — Значит, это я — корень всех бед. Давай, Федор, выскажись. Я внимательно тебя слушаю.
— А мне больше нечего тебе сказать, — огрызается Федя. — Раньше надо было слушать.
Глупо и злорадно, но ему становится легче. Он наконец видит, как Андрей краснеет, злится, но пытается удержать себя в руках. Много на него свалилось, невесело думает Федя. Сначала единственный друг отдалился, а других таких же преданных дурачков у Андрея нет; потом свадьба эта, которую Андрей как личное оскорбление воспринял… И теперь узнает, что следующие туры он будет катать один. Впрочем, за годы с ним Федя дерьма не меньше нахлебался.
— Нет, ты скажи, — тихо говорит Андрей. — Правда. Я очень внимательно тебя буду слушать. Хоть до ночи. Давай, все, что наболело.
Федя вздыхает и прислушивается к себе.
— Мне правда больше нечего.
Порепетировать у них в этот день так и не получается.
У Феди тяжело на сердце, когда они начинают тур. Он далеко от Андрея, Андрей от него — еще дальше. В гостиницах волшебным образом находятся номера с раздельными кроватями. Он все еще, забывшись, касается спины Андрея во время выступлений, подхватывает его песни, но больше не чувствует их, не пропускает через себя. И не сдерживает презрения, когда Андрей нажирается в говно. Не замечает обиженных взглядов Андрея.
Федор больше не помнит, как было, и было ли когда-то им вдвоем хорошо. Между ними остается лишь столь любимая Андреем пустота.

@темы: Картинки, рурэп захвачен калеками, Мои фики