Герти!
я давно должен был задарить тебе фик на День Рождения, но ты сама все знаешь.
надеюсь, тебе понравится, я очень тебя люблю - солнышко и вдохновительницу
: Привязанности
Персонажи: Максвелл/Дориан, Дориан/ОМП
Рейтинг: R
Жанр: драма
ихихихиРазмер: 16.000 слов
Саммари: В Скайхолд прибывает человек из прошлого Дориана, и все становится сложнее.
Примечания: написано по заявке Герти, заявка, как водится, извращена.
читать дальшене знаю, о ком это получилось: о Дориане, об ОМП, о Максвелле? кажется, больше об ОМП. и еще все как-то рвано и быстро.Скачать: .doc | .pdfчитать дальшеОкно его любимого уголка в библиотеке выходило как раз на общий двор. Вниз Дориан не смотрел, его мало интересовали тренировки солдат и гонцы, снующие от Каллена к Лелиане и обратно, зато его взгляд частенько устремлялся вдаль, к вершинам гор. И кто же его дернул на этот раз глянуть на ворота, открывшиеся со скрежетом так и не смазанных петель?.. Он уставился на подозрительно знакомую фигуру, входящую в Скайхолд. В первые секунды сказал себе, что мерещится, и быть того не может… Но гость скинул капюшон изящного темного плаща, и Дориан узнал его по одному этому жесту. Сколько лет прошло? Два года? Три? Нет, больше. Четыре. А фигура все та же, талия, доставшаяся ему от матери, и узкие бедра.
Гость заинтересовал не только Дориана; тут же его окружили стражники. К удивлению Дориана, гость поднял руки в черных перчатках и покорно склонил голову. Кажется, что-то проговорил. Видимо, что-то важное, раз солдаты не конвоировали его тут же в темницу, а стали дожидаться Каллена.
Дориан воспользовался заминкой, чтобы как следует разглядеть гостя. Темные волосы, разделенные косым пробором, не позволяли разглядеть лицо, только острый подбородок; плащ — не черный, как поначалу показалось Дориану, а темно-синий, изредка дающий на солнечном свету почти белую искру, и наверняка отороченный золотыми нитями. Больше всего Дориану понравились сапоги, обхватывающие узкие лодыжки. Длинные сапоги, почти до середины бедра, с изящными наколенниками из гладко наполированной кости дракона. Разобьются ведь, стоит по ним ударить каблуком… Впрочем, нет, тут же понял Дориан. Не разобьются. На них столько рун, что хозяин умрет и уже истлеет, а наколенники останутся без единой царапины. Он вспомнил, что гостя уже били по коленям, и били жестоко, и с тех пор его шаг перестал быть грациозным.
На площадке перед воротами появился Каллен. С гостем он говорил недолго и вскоре уже повел его в замок. Зачем? На допрос? Или поверил ему? А что мог услышать от него Каллен? А вдруг… вдруг гость искал его, Дориана, и пришел, чтобы рассказать… опять же — что? Они уже не были друзьями. Они не вели переписку. Они не видели друг друга несколько лет. А последние два года в Тевинтере, пока у них еще было общее дело, Мэй отчего-то старалась развести их в разные стороны и никогда не приглашала на совместные ужины и балы.
Дориан еще помедлил. Сел в кресло, открыл книгу. Буквы прыгали перед глазами, мысли туманили взор, и все вертелись в голове навязчивые вопросы. И отчего-то вспоминались эти наколенники на ботфортах и уверенный, четкий шаг.
Ладно, раз решение уже созрело в голове, то куда идти первым делом: в темницы или все же в ставку командования? Дориану хотелось верить в лучшее, и он выбрал второй вариант. Спускаясь по лестнице, он отчего-то как никогда остро ощутил себя магистром, а не союзником Инквизиции. Сыном Тевинтера, а не беглым, лишенным родины магом. Он дернул плечом, словно сбрасывая с себя наваждение, и прошел по людному залу. Не обошлось без шепотков за спиной — невнятных, точно шуршание бумаги, и все же пару слов он различил. «Еще один». Дориан ухмыльнулся. Что ж, он угадал, и гостя Скайхолда провели в командную ставку, продемонстрировав его всем зрителям. Красивое, должно быть, зрелище. Еще один смуглый темноволосый магистр с лицом высеченным, точно скульптура, в прекрасной одежде. Все как дома. Нужно быть лучшим, нужно быть самым утонченным, нужно быть самым хитрым. И Дориан зарекся верить своему давнему знакомому, а может, кто его знает, и другу.
За дубовыми дверьми, ведущими в ставку командования, разговор вели на повышенных тонах. Дориан встал в углу, прислонился к стене, скрестив руки на груди, и прислушался.
— Мы не можем верить каждому встречному! — говорил Каллен. Судя по тому, как звук его голоса то стихал, то становился громче, он расхаживал вдоль стола. — Тем более магу!
— Дориану же поверили, — заметил Максвелл. Он говорил спокойно, и чтобы расслышать его, Дориан начертал на стене легкий знак. Всех, кто был за дверью, стало слышно так хорошо, словно они болтали, сев перед Дорианом на стульчики, как примерные детки. — И он ни разу не подвел нас. И не подведет.
Дориану стало лестно, несмотря на то, что доверие Максвелла не было для него новостью.
— То Дориан, а этот… — бросил Каллен и, наверно, махнул рукой — мол, поступайте как знаете, но я вас предупредил.
— Но что же вы предлагаете, командор? — прощебетала Жозефина. — Я могу написать пару писем…
— Архонт не ответит вам.
Знакомый голос пробрал до мурашек, словно холодный призрак прошлого. А их гость, или уже пленник, спокойно продолжил:
— Скорее всего, ваше письмо до него вовсе не дойдет.
— В таком случае, — заговорила Лелиана, — мы можем проверить его слова с помощью моих людей.
— Вы считаете своих шпионов лучше шпионов венатори? — поразился гость. — Лучше шпионов Архонта? То, что я предлагаю вам, — жест его широкой, широчайшей воли, и об этом известно лишь самому Архонту — и мне. Ваши поиски ничего не дадут.
— Он сам просится в клетку, — жестко сказал Каллен. Видимо, присутствующие обменялись взглядами, полными сомнения, потому что Каллен вдруг взорвался и почти закричал: — Да у него письма венатори в кармане! Вы что, не понимаете? Он хотел проникнуть в Скайхолд, в самое сердце Инквизиции, и он бы это сделал!..
— Если бы не ваша бдительная стража, командор, — весело ответил гость. — Да, у меня письма. И я принес их в доказательство. Я собственноручно перехватил их и принес вам на блюдечке. Проверьте их, они не поддельные. А когда убедитесь, что я прав, то будьте добры извиниться.
— Мы проверим, — сказал Каллен, и от угрозы в его голосе мурашки по коже пробежали бы и у самого смелого человека. — Уж мы проверим… А пока — в клетку. И снимите с него уже этот пижонский плащ…
— Он околеет, — заметил Максвелл. — И вдруг он говорит правду? По крайней мере, это похоже на правду.
Дориан улыбнулся. Их милый Инквизитор всегда верит людям и видит в них только самое лучшее. Им всем следовало бы поучиться у него доброте, не ходи они под разверзнувшимся небом на грани конца света. Быстро стерев мерцающий знак со стены, Дориан принял невинный вид, словно просто прогуливался и случайно забрел к ставке командования. Запоздало посетила мысль, что он мог бы давно войти внутрь, и едва ли его попросили бы убраться восвояси. В конце концов, там судили прекрасно знакомого ему человека, и он имел право участвовать в расправе.
Тяжелые дубовые двери распахнулись. Гостя вели под руки, с одной стороны — Каллен, с другой — Максвелл. Раздевать никого не стали. Максвелл, дернув носом, точно пес, повернул голову и уставился на Дориана. Дориан обозначил приветливую улыбку. На него теперь взглянул и их гость-пленник.
— Привет, Луций, — сказал Дориан.
— Здравствуй, — отозвался Луций Гальба.
— Вы знакомы? — быстро спросил Каллен.
— И очень хорошо, — ответил Дориан, разглядывая Луция. Под темными глазами лежали такие же темные круги, и губы растрескались. Должно быть, дорога его вымотала. — Почему же ты не воспользовался нашей дружбой, чтобы спастись от темницы? Хотя бы не попытался?
— Не стал марать твое светлое имя, — легко ответил Луций и обнажил зубы в улыбке. Улыбка, пожалуй, была скорее доброй, нежели хищной. Дориан невольно улыбнулся ему в ответ.
— Так, пошли, — пробормотал Максвелл и дернул Луция за локоть.
Луций, конечно же, это отметил, не мог не отметить, и значительно повеселел. Дориан бросил ему в спину:
— Скорее всего, ты попросту не знал, что я здесь.
Луций остановился, и отчего-то Максвелл с Калленом тоже замерли, словно конвоировали их. Луций обернулся с улыбкой до ушей:
— Об этом все знают, что ты? Учитель предал ученика, или ученик учителя… Бедный Алексиус!
Луций хихикнул — как только он мог издавать тонкий смешок, не выглядя при этом глупо. Плут! Самый настоящий плут. Каллен, потеряв терпение, толкнул Луция в спину.
За тем, как его уводят по коридору, наблюдали трое: Дориан, Жозефина и Лелиана. Жозефина, покачав головой, несколько раз назвала Луция милым молодым человеком. Лелиана молчала, но Дориану казалось, что и ей манеры и уверенная речь Луция пришлись по вкусу. Он всегда умел нравиться женщинам — и маленьким девочкам, впервые оказавшимся на балу вместе с родителями, и пожилым дамам, увешанным тяжелыми каменьями.
— Чего он хотел? — спросил наконец Дориан, когда процессия, уводящая его давнего знакомого, скрылась из виду.
— Предлагал тайный сговор, — медленно сказала Лелиана. — Это неважно.
Жозефина открыла было рот, чтобы поделиться информацией, но передумала, уловив настроение Лелианы. Дориан фыркнул.
— Что ж, понимаю, не моего ума дела, и нельзя ничего мне говорить, вдруг два тевинтерца за вашими спинами договорятся о свержении Инквизитора? Прекрасно все понимаю…
***
День перекатился через полдень, потек к вечеру, и Дориан устал сидеть сложа руки. К Максвеллу он не пошел, тот был слишком занят с Кассандрой, вознамерившейся преподать ему пару уроков боя с щитом. Щит Максвелл держать умел, но ненавидел его так отчаянно, что постоянно ухитрялся сломать. Однако Кассандра не отступала, уверенная, что двуручный меч однажды подведет, и чья-то стрела проткнет Максвеллу грудь. Дориан пару раз замечал, что именно на этот случай он плетет барьер, но Кассандра заявляла, что он не всегда будет рядом. Видимо, все еще не доверяла ему.
Дориан спустился на кухню, собрал в корзину фрукты, хлеб и вяленое мясо. Заметив припрятанный бурдюк с вином, он прихватил и его. От кухни к темницам вела короткая дорога, поэтому никто не заметил, как Дориан, прижимая к себе добычу, прошмыгнул вниз. Путь к клеткам преграждала одна дверь и одна враждебно настроенная стражница, но Дориан с легкостью заболтал ее и проник внутрь.
Тюрьма его заворожила. Шесть камер, расположенных в два ряда друг против друга, и каменный пол, заканчивающийся дырой в стене. Сквозь дыру проникал пронзительно-белый свет, напоминая, что их подвал — всего лишь ступенька в гранитном теле горы, а под ними — бездна, снежная бездна.
— Я здесь, — подал голос Луций.
Дориан повернулся к нему. Луций сидел на голом полу, прислонившись к стене. Наколенники его едва различимо искрили, подтверждая теорию о запрятанных в них рунах.
— Принес тебе обед, — сказал Дориан.
Он приблизился к клетке. Вино с легкостью прошло через прутья, а содержимое корзины пришлось передавать одно за другим.
— Они всерьез считают, что я не могу выйти из камеры, — презрительно сказал Луций, и красивые губы его скривились. — Как же мало они знают о силе магии…
Дориан даже залюбовался. Жертва идеальной селекции. Тонкокостный, остроносый, с густыми ресницами… Дориан вспомнил мать Луция — госпожу Гальба — надменную и властную женщину, поразительную красавицу даже в пятьдесят, и его же отца — статного, степенного мужчину. У таких не мог родиться кто-то, кроме идеального красавца. Будь в роду альтусов уродливый отрок, его бы утопили от греха подальше.
— Что ты им предложил? — спросил Дориан.
Смотреть на Луция сверху вниз отчего-то было некомфортно, но садиться на пол Дориан не собирался. Луций неспешно взял яблоко и надкусил его.
— Дружбу. Но поскольку моей дружбы им показалось недостаточно, я предложил им дружбу Архонта. Подумай только, Дориан, — Луций вскинул на него горящие глаза, — Архонт пустит своих лучших ищеек на поиск венатори, и будет уничтожать их в родительских домах. Не успеет Корифей завербовать очередного дурака — а человек Архонта уже перерезает ему горло. У Корифея не будет притока новых союзников. А ведь без руководства магов его храмовники не смогут выполнять приказы…
— Как показывает мой опыт, храмовники в высшей степени исполнительны, — пробормотал Дориан. У него вдруг зачесалось плечо, в котором однажды застряла храмовничья стрела. Солас его, конечно, исцелил, и следа не осталось… Но воспоминание никуда не делось.
— Да, но что они сделают, когда обнаружат очередной артефакт? Ткнут мечом и разрушат, — презрительно сказал Луций. — Историю творят умные люди. А не тупая сила.
Дориан смотрел, как Луций, довольный собой, словно репетировал эту речь всю дорогу от Тевинтера, принялся за лепешки с вяленым мясом. Вино он прихлебывал, как воду. Как бы он ни старался сдерживаться, Дориан понял, что Луций был смертельно голоден, и скулы его заострились не от природной склонности к худобе, а от нехватки пищи.
— Как ты добрался?
— Верхом, конечно же, — ответил Луций, прожевав. — Дориан, присядь же со мной, раздели пищу, прекрати быть таким гордым. Нас с тобой многое связывает.
— Я не голоден. Постою. А насчет связывает… — Дориан усмехнулся, стараясь не поддаться приступу мстительности. — Как твои ноги? Как они после того, как ты предал нас с Мэй?
— Не предал, а внедрился в ряды врага, — деловито сообщил Луций. — Ноги хорошо, спасибо, что поинтересовался. Ты всегда был таким участливым!
Дориан стиснул зубы.
— Мэй могли арестовать! — не выдержал он и бросил обвинение, которое терзало его который год. — В лучшем случае бросить в тюрьму.
— Не бросили же, — равнодушно сказал Луций и неожиданно зло посмотрел на Дориана. — Не забудь, что меня пытали. Я был под пытками, дорогуша, а сказал лишь то, после чего Мэй сочли оппозицией. Не предательницей, не участницей попытки покушения на жизнь Архонта, а оппозицией!
Дориан хотел сказать, что Луций сам виноват в пытках — не нужно было показательно менять сторону, чтобы потом переметнуться обратно, под крылышко к Мэй, но промолчал. Его никогда не пытали. Он не имеет права судить Луция. Луций тоже примолк. Видимо, вспомнил, что его, истерзанного, с разбитыми коленями, из тюрьмы вызволила мать на пару с Дорианом. Они везли Луция в карете, и госпожа Гальба сидела с идеально ровной спиной, надменно говоря с остановившим их стражником, а Дориан, скорчившись на полу, под ее ногами вместе с Луцием, молился всем богам, чтобы Луций не застонал от нестерпимой боли и не выдал их всех.
Тогда все обошлось, и он не скоро увидел Луция в доме Мэй. Она его простила. Поняла его. Дориан так и не смог. Он знал Луция мальчишкой, их семьи дружили. Луций мог бы и рассказать о своем плане. Но он сделал все тайком, и Дориан несколько месяцев ходил как оплеванный, думая, что друг, что любовник предал и его, и все их дело.
— Что за письма у тебя с собой были? — буднично спросил Дориан, словно они вели светскую беседу.
— Тебя не посвятили в подробности? Неужели ты убийством учителя не заслужил их доверия?
— Я не убивал Алексиуса! — процедил Дориан. — Он жив…
— …и явно мечтает умереть! — радостно подхватил Луций.
— Письма! — рявкнул Дориан. — Откуда?
— Убил несколько групп венатори по пути. Они умны, — с удовольствием сказал Луций. — Они уже изучили все пути, которыми Инквизитор путешествует. Его подстерегут и растерзают. А я, — довольно улыбнулся Луций, — предупредил вас об этом. Проверьте. Убедитесь сами. Пусть Инквизитор знает, что я не лгу. И принеси еще вина.
— Обойдешься, — злорадно сказал Дориан и забрал опустевший бурдюк.
Он уже отошел от клетки, как Луций заговорил:
— Ты хоть веришь мне? Дориан, ты веришь?
В голосе его скользнула слабость, тот едва уловимый прогиб, из-за которого Дориан всегда прощал Луция. И в детстве, когда они ссорились из-за глупостей, и в юношестве, когда Луций сдавал его отцу, и потом, потом… И сейчас. Дориан обернулся, посмотрел на Луция. Тот встал и держался за прутья клетки. Перчаток он так и не снял.
— Верю, — неохотно сказал Дориан. Пожалел, что соврать не смог. Но ему легче будет чувствовать себя обманутым дураком потом, чем глядеть в эти ищущие глаза сейчас и не давать ответа.
К вечеру Дориан продолжил визиты. На этот раз — в покои Инквизитора. Дверь их была всегда открыта, но единственным человеком, злоупотреблявшим нелюбовью Максвелла к замкáм, был Дориан. Он окликнул Максвелла, начав подниматься по лестнице, чтобы предупредить о своем визите, и в ответ последовало добродушное:
— Заходи!
Дориан зашел в комнату. Максвелл, сев на край постели, стягивал с себя промокшую от пота рубаху.
— Кассандра меня вымотала, — пожаловался он. — И ведь ни к чему мне ее уроки…
— Так откажись, — посоветовал Дориан.
Он опустился на стул и, подперев кулаком подбородок, смотрел, как Максвелл сматывает с костяшек руки, в которой он держал щит, длинную белую полоску ткани.
— Не хочу ее расстраивать, — вздохнул Максвелл и рассудил, тут же ища плюсы: — В любом случае это — тренировка, и не все ли равно, проводить ее с щитом или без? А Кассандра — первоклассный воин, лучше меня… От таких наставников не отказываются.
Дориан только покачал головой. Максвелл был большой, белый, с рыжей шерстью на груди, и этим покоям, вычурным, с алым бархатом и шелком, он не подходил. Чужеродно смотрелся, словно деревенский парень, тайком пробравшийся в спальню эрла.
— Тебе погреть воду? — спросил Дориан.
— Погрей. Только ведро, как в прошлый раз, не спали, — заулыбался Максвелл.
Дориан закатил глаза.
— Стоит единожды допустить ошибку, и ты припоминаешь мне это каждый раз!
Поднявшись, Дориан прошел к ванной, скрывавшейся за деревянной стеной. Чан с давно остывшей водой поджидал Максвелла еще с утра, но за всеми заботами он о нем забыл, а слуг не стал просить заново нагреть — стеснялся их тревожить. Дориан сотворил огонек и пустил его бегать по поверхности воды. Пришлось сохранять концентрацию несколько минут, чтобы и вправду ничего не поджечь. Вскоре по воде пошли первые пузырьки, и Дориан погасил пламя прежде, чем вода вскипела.
Максвелл тут же встал у него за спиной — полуголый, горько пахнущий потом. Дориан почти привык к полному отсутствию личных границ. Максвелл о них и понятия не имел. В палатке раскидывал конечности, укладывая их на Дориана, а если было холодно, то подкатывался и дышал в ухо. А здесь, в Скайхолде, имел привычку встать так близко, что можно было ощутить исходящее от его тела тепло. Не то чтобы Дориану это не нравилось…
Обернувшись, Дориан предложил:
— Спинку потереть?
От уголков глаз Максвелла разбежались лучики, и улыбка его, славная, добрая, совсем не такая, как у Луция, осветила лицо.
— Позволишь назначить тебя личным банщиком?
— О, нет, с должности магистра опустить до какого-то банщика — увольте.
Дориан боком проскользнул мимо Максвелла, не в силах согнать с лица глупую улыбку, и уселся на кровать, где недавно сидел сам Максвелл. Слушая, как Максвелл черпает ковшом воду и льет ее на себя, Дориан сложил его рубашку и зачем-то положил себе на колени. Плеск воды стих. Дориан спросил:
— Когда Луций предвещает засаду венатори?
— Щелок в глаз попал, щиплет, — невпопад сказал Максвелл. — Вот это засада, а не то, что с венатори…
Дориан понял, что мытье растянулось надолго, и лег на кровать. Закинув руки за голову, он спросил себя, в который раз уже вот так лежит, разглядывает потолок с вульгарной люстрой, и ждет Максвелла. Зачем ждет? Сам не знает. Все равно разговор не клеится. Точнее, слова льются рекой, Максвелл то и дело спрашивает об Империи, о детстве Дориана, о традициях Тевинтера, и Дориан отвечает, ему не жалко, он может бесконечно говорить, но все это — пустое. С таким же успехом можно сидеть лицом к лицу и молчать. Максвелл так и делает, пока Дориан соловьем разливается. Молчит и внимательно смотрит в глаза.
— Венатори поджидают уже сейчас, к послезавтрашнему стянут все силы, — сказал Максвелл. — По крайней мере, так сказал твой приятель.
Дориан чуть повернул голову. Максвелл стоял в проеме двери, вытирая лицо краем полотенца. Бедра его, покрытые рыжим пухом, были широкими и мощными, и, наверно, именно благодаря им Максвелл так уверенно держался в седле. Длинное полотенце свисало почти до колен, скрывая места, не предназначенные для чужих глаз.
Вот только чужим Дориан себя не считал. Не хотел считать. Но он уставился в потолок, чтобы не смущать Максвелла. Тот знал, что Дориан предпочитает мужчин, наверняка знал, не мог не догадаться. А может, и не знал, и именно поэтому никогда его не стеснялся. О личном Максвелл не спрашивал. Считал, что это невежливо. Хорошо его все-таки воспитали. Честным человеком, не сующим нос в чужие дела.
— Ты можешь поручиться за него, Дориан?
Максвелл приблизился к нему и боком лег на постель рядом. Чистый, пахнет цветочными маслами, которые по совету Дориана добавляют в щелок, одет в чистое и белое. Упершись локтем в кровать, Максвелл заглянул Дориан в глаза.
— Не могу, — легко сказал Дориан. — Верю ему, но поручиться не могу. Я с тобой послезавтра пойду.
— Куда же я без тебя, — сказал Максвелл, и вновь от его глаз к вискам побежали лучики. Дориану нестерпимо захотелось положить ладонь ему на покрытую щетиной щеку и если не поцеловать, то хотя бы ласково погладить, как доброго, послушного тигра.
— Скажи свое любимое. Не забудь.
Максвелл положил рядом с ним руку, и на мгновение показалось, что сейчас он коснется волос и пропустит пряди между пальцев. Но Максвелл так и не притронулся.
— Это очень опасно, — заговорил он, понизив голос, — и я не могу просить тебя идти со мной, но если ты не против…
Дориан хохотнул. Эту фразу Максвелл повторял из раза в раз, явно не замечая, что Дориан смеется над ним. И лишь когда Дориан сам указал на это, Максвелл засмущался и искренне постарался забыть ее. Но Дориан привык к его просьбе-предупреждению. Без нее поход не будет удачным.
Он легко сел, через плечо посмотрел на Максвелла и спрыгнул с кровати.
— Он твой друг?
Вопрос Максвелла, заданный в спину, застал Дориана врасплох. Он еще не придумал, что говорить о себе и Луцие.
— Не враг, — уклончиво сказал Дориан. Он решил, что немного правды не помешает, и, повернувшись к Максвеллу, добавил: — Я не видел его четыре года. За это время многое может измениться. Но пока мы общались, я мог позволить ему прикрывать мне спину без страха, что он всадит мне под лопатку нож.
Максвелл кивнул. Он сел и будто вскользь сказал:
— Он похож на тебя.
— Чем? — фыркнул Дориан. — Тем, что тоже обладает чувством стиля?
— Самоуверенностью. Только у тебя это получается мило, а у него — нагло.
Дориан усмехнулся уголком губ.
— Ничего. Если ты узнаешь его поближе, то тоже сочтешь милым. С нами, магистрами, всегда так. Мы легко втираемся в доверие…
Максвелл провожал его взглядом, пока Дориан спускался по лестнице — это не только спиной, но и всем телом чувствовалось, и от макушки до кончиков пальцев ног прокатывался жар.
***
Информация Луция оказалась верна. Стоило отъехать от Скайхолда и начать двигаться через лес, как Дориан почувствовал рядом мощь — магическую, окутывающую, точно облако парфюма. Дориан вдохнул поглубже.
План был простым. Предполагалось, что их ждет несколько сотен венатори. Каллен поначалу хотел устроить армию у них под боком, а еще лучше — загодя окружить, но его быстро отговорили от этой затеи. Он и сам потом решил, что лучше дождаться, пока концентрация врагов станет максимальной — и разбить их, избавиться, не дать сбежать ни единому магу. Выживших — взять пленниками и допросить.
Но солдатам потребуется время, чтобы добраться до места боя; послать сразу же за Инквизитором вояк — значит, спугнуть венатори. В ставке командования и без Луция знали, что венатори умны. Они поймут, что были скомпрометированы, и скроются в тень. Следующее их нападение, возможно, не удастся предугадать, и Инквизитор станет уязвим.
Лучшую стратегию предложила Лелиана. Ее вороны полетели по шпионской сети, собрали всех магов, и те, раздобыв плащи венатори, влились со всех флангов в готовившуюся засаду. По крайней мере, так доложил один из шпионов, и Дориан надеялся, что остальные шпионы тоже готовы вступить в бой. Иначе они с Максвеллом рискуют не выйти из этого леса. Хоть Дагна и снабдила их своими лучшими рунами, Дориан не мог расслабиться. Их слишком мало. Их критически мало против толпы, жаждущей расправы.
Максвелл ехал первым. Он сидел в седле, как влитой, и Дориан не сомневался, что вскоре какой-нибудь подхалим сделает скульптуру в мраморе — Инквизитор на боевом коне. Нет, на драколиске, Максвелл питает к этим уродливым скакунам необъяснимую любовь… Знает ли он, что драколисок вывели в Тевинтере? Наверняка. Остается надеяться, что все тевинтерское, особенно один магистр, ему нравится.
Дориан ехал следом за ним. Он подвесил заклинания на кончики пальцев, стоит только потянуться к Тени — и с его ладоней сорвутся барьеры, молнии, пламя. Замыкали шествие Сэра и Кассандра. Было бы спокойнее, будь с ними Солас или Вивьен. Лук и стрелы не так быстры, как заклинания. Но Сэра упорствовала, и Максвелл, сдавшись, взял ее с собой.
В голове зазвенел тревожный колокольчик, и Дориан пришпорил коня. Перехватив посох правой рукой и оставив уздцы в левой, он сказал:
— Стой. Я чую…
Больше слов не потребовалась. Магическая завеса, скрывавшая венатори, спадала, как ненужное больше покрывало. Дориан, не задумываясь, бросил всю силу барьера в Максвелла и взорвался молниями.
Схватка выпадала из памяти, возвращалась и вновь стиралась. Он помнил все лишь секундами, необходимыми для принятия очередного решения. Краем глаза видел за собой мага — и убив того, что был за ним, поражал стоящего сзади. Дориан спрыгнул с коня, делавшего его заметной мишенью, и пропустил через себя Тень, чтобы она обрушилась на венатори дождем пламени. Деревья вокруг полыхали, трава чадила, и тут же стояли закованные в лед кустарники. Плечо прошила судорога, и Дориан запоздало вспомнил: он не бросил на себя барьер. Вот бы где пригодилась Вивьен с ее почти машинальным навыком исцеления! Дориан не успел даже выругаться. Окружил себя мерцающим зеленым полотном — Максвелл всегда ругался, что портит видимость, ну и пусть — и продолжил сражаться за жизнь.
Видимо, шпионы все-таки здесь, если он все еще жив… если у него даже есть один миг, чтобы посмотреть на Максвелла. Живой. Кровавый. Ревет и хлещет мечом. Дориан зазевался, и его барьер распался на осколки, точно хрустальное яйцо. Дориан бросил вокруг себя стены огня, и по лицу побежал пот, глаза заслезились от жара и гари. Он стиснул зубы, вырвал из Тени еще силы, и ушел в оборону. Больше не может. Иссяк.
Он неосознанно приближался к Максвеллу, шел к нему, словно танцуя, огибая одного врага за другим, и остановился, лишь встав с ним спиной к спине. В груди родилось второе дыхание, и Дориан развеял один барьер на двоих, одну дымку на двоих, и вновь ударился в бой — сокрушать, стать огнем, стать грозой…
Когда все кончилось, он не понял. Осознал только, что сидит на земле, опираясь на что-то спиной. Сунул руку назад — ага, опирается на спину Максвелла. Привалились друг к другу, и Дориан вот-вот рухнет носом в выжженную траву, согнувшись пополам. Сэра деловито обшаривала карманы павших. Кассандра с солдатами Каллена расхаживала, добивала смертельно раненых и вздергивала на ноги симулянтов. Последних оказалось не так уж и мало.
Подошла одна из шпионок Лелианы. Плаща венатори на ней уже не было.
— Закройте глаза и задержите дыхание, — велела они Максвеллу с Дорианом.
Они подчинились. Что-то звякнуло, вспыхнуло под закрытыми веками, обожгло… И ушло. Стало легче. Исцеляющий туман, значит. Дориан потрогал плечо. Снова целое, и рука двигается, только боль пронзает до самого локтя. Максвелл тяжело вздохнул.
— Пошли отсюда, — сказал он. — Сил моих больше нет смотреть на это побоище…
Он встал и подал руку Дориану. От помощи Дориан отказываться не стал. Максвелл ловко вздернул его на ноги, и они побрели по лесу, надеясь, что где-нибудь для них припасли хотя бы одного коня на двоих.
***
Освобождать Луция пошли втроем: Каллен, Максвелл и Дориан. Дориана, правда, не звали, но он счел себя в полном праве присутствовать. К тому же он был единственным, кто подумал о нуждах пленника. Отпирая клетку, Каллен с угрозой сказал:
— Дай мне только повод… хоть один повод…
— Я все понял, — весело ответил еще больше истощавший Луций. Он не слишком грациозно встал с пола, шутливо отряхнул плащ и поинтересовался: — Хорошо вас потрепали?
— Прилично, — скромно ответил Максвелл. — Мне жаль, что ты провел столько времени в камере. Но мы должны были проверить.
Каллен обжег его взглядом, в котором явно читалось осуждение. Ну да, все верно, нечего расшаркиваться перед магом из Тевинтера, может, это обманный маневр, а потом он предаст…
— Мне нужно намыться, — сказал Луций. — В рабских тюрьмах Тевинтера дела с личной гигиеной и то лучше обстоят, чем у вас…
— Пойдем, — позвал Дориан. — Я провожу тебя к баням.
При себе у него была холщовая сумка с полотенцем, бутылью щелока и ношеной, но чистой одеждой. Он все-таки неплохо знал Луция.
Луций благодарно на него посмотрел, вздернул нос и гордо прошествовал мимо Каллена. Дориан вновь удивился, как четок шаг Луция. А ведь исцелять его было поздно, когда его привезли с разбитыми коленями. Они разбухли от нечистот, началось заражение, и Дориан боялся, что Луций уже никогда не сможет ходить. Но спустя время стал замечать его в Магистериуме и на балах. Он обычно сидел, а если и ходил, то осторожно, припадая то на одну ногу, то на другую, и по лицу его Дориан понимал: Луций стыдится травмы.
Они прошли к баням Скайхолда и Дориан отдал уже сумку, как Луций попросил:
— Пойдем со мной.
Дориан вскинул брови:
— Ты только вышел из клетки, а уже зовешь меня в интимную обстановку? Нет уж, сперва отмойся, а потом мы обсудим, почему возвращение тех отношений, что были между нами, невозможно…
— Я не об этом, — поморщился Луций. — Мне нужна помощь. Пожалуйста.
Последнее слово ему далось нелегко. Луций отвел взгляд. Помедлив, Дориан кивнул:
— Хорошо. Идем.
Бани пустовали. Пока Дориан запирал двери, Луций сел на лавку и снял плащ. Он взялся за край одного из ботфортов и замер, словно собираясь с силами.
— Понимаю, зачем ты меня позвал, — усмехнулся Дориан, — это же не сапоги, а чулки!
Он присел перед Луцием и крепко обхватил пятку сапога.
— Снять их — самая меньшая из моих проблем, — криво улыбнулся Луций.
Ботфорты слезали, как вторая кожа. Дориан не удержался и потрогал наколенник. Теплая драконья кость. Отполированная. От магии, заключенной в ней, ладонь чешется. Судя по запаху, Луций не снимал ботфорты месяц, и Дориан пообещал ему презентовать прекрасную траву, убирающую любые ароматы. Луций лишь ухмыльнулся. Он провел ладонью над ботфортами, и те в мгновение ока стали чистыми, словно новые.
— Ого, — удивился Дориан, — когда ты успел стать экспертом в домохозяйственной магии?
— Очень люблю свои вещи, — сказал Луций, снимая штаны. — Пришлось научиться. Дай мне руку.
Дориан подставил локоть. Луций вцепился в него, как в последнюю преграду перед пропастью, и встал.
Ноги его дрожали. Он шел, и Дориан, не выдержав, схватил его за талию, а вторую его руку забросил себе на шею. В горле встал ком, и он не мог задать ни единого вопроса. Тогда Луций заговорил сам:
— Так и не восстановился, с каждым днем только хуже. Пытались лечить, но без толку. Мать нашла мастера, и он сделал для меня наколенники… Ходить без них почти не могу, — процедил он. По лицу его катился пот, как от огромного напряжения. Одна нога подогнулась, но Дориан удержал его. — Скажи хоть слово, — прорычал Луций. — Прекрати скорбно молчать, будто я калека какой-то.
— Я не… — Дориан вздохнул. Врать не хотелось. — Мне больно видеть, как тебе тяжело.
Как бы я к тебе ни относился, про себя добавил он. Больно.
Луций опустился на лавку возле бочки с водой, и Дориан играючи продемонстрировал, что тоже стал отчасти домохозяйкой: воду он нагревает идеально. Вернее, почти идеально; он перестарался, и стало жарко, хотя огромная печь стояла, зияя чернотой — ее разжигали лишь в банный день, когда через баню проходили толпы людей. Дориан разделся до нижнего белья и сидел, подтянув одно колено к подбородку. Нет, Луций не был калекой, помощь ему не требовалась; Дориан чувствовал, как Луций тянет из Тени силу, и понимал, что его так ослабило заточение и скудная пища, отчуждение и жесткий соломенный тюфяк. Стоит пожить в хороших условиях, вновь начать питаться нормально — и Луций будет ходить без посторонней помощи и без ботфортов. Ходить медленно, прихрамывая и спотыкаясь, но униженно просить подать ему руку не станет. Для него любая просьба — пытка, а уж тем более когда приходится расписаться в физической немощи.
Тщательно отмывшись, Луций принял из рук Дориана ножницы и бритву, похвалив его за предусмотрительность. Дориан только хмыкнул. Он держал зеркало, а Луций брился. Он и сейчас, с тусклыми глазами, запавшими щеками оставался красивым, и в нем была сильна порода матери. Только глаза отцовские — карие, гладкие, как лед. Луций расчесал прядь волос и ловко подравнял ее. На пол падали пряди. Волосы становились все короче, пока не стали длиной до острого подбородка.
— Хватит, — сказал Дориан, — скоро ты срежешь все вплоть до скальпа.
Луций растянул губы в улыбке.
— Вспомнил, как любил меня за волосы тянуть, когда кончал?
— О, я вижу, ты окончательно пришел в себя, — холодно сказал Дориан. — Дальше справишься без меня.
Он встал, взял одежду и пошел в прохладный предбанник. На разгоряченное мокрое тело одежда налезать не хотела, и Дориан возился непозволительно долго. Луций, хромая, доковылял до него, за его спиной прислонился к стене и сказал:
— Я не хотел тебя обидеть. Ты стал слишком нежным. Впрочем, — он коснулся кончиками пальцев все еще обнаженного плеча Дориана, — ты всегда был таким нежным, ласковым…
Дориан резко развернулся, сбивая его руку с плеча.
— Если ты думаешь, что мы приятно проведем время по старой памяти, то ты ошибаешься, — отрезал он.
А Луций смотрел на него своими темными глазами и, похоже, не верил. Его грудь мерно вздымалась, и по коже сбегали капли воды. Как назло, пришли воспоминания — и о нежности, и о том, что Дориан действительно сжимал в кулак его волосы, вбиваясь глубже ему в глотку…
— Я просто увидел тебя и понял, как скучал, — миролюбиво сказал Луций. — Раз у тебя есть кто-то, то так и скажи.
— Полагаешь, я откажу тебе лишь в том случае, если у меня кто-то есть? — зло спросил Дориан. — Ты не настолько неотразим. Не для меня, Луций.
— Раз у тебя никого нет, то я постараюсь тебя завоевать, — поиграл бровями Луций. — Мы больше не дома, Дориан. Мы больше не куклы, предназначенные для того, чтобы дать жизнь симпатичному и талантливому потомству.
— Не старайся, — сказал Дориан. — Даже не пытайся, Луц. После того, как ты предал Мэй… как ты меня с ней предал, мне сложно на тебя смотреть.
— Я не предавал тебя.
— Ты предал.
— Не предавал.
— Мог бы хоть слово мне сказать! — вспылил Дориан. Он обнаружил, что стоит вплотную к Луцию и упирает палец ему в грудь. — Мог бы намекнуть, что не переметнулся на другую сторону. Ты хоть знаешь, сколько вечеров мы с Мэй провели, гадая, что ты уже им рассказал? Ты хоть понимаешь, каково это — ждать, что за нами придут? Мы столько времени… — Дориан одернул себя, отошел на шаг и махнул рукой. Чего теперь обвинять. Обида останется навсегда.
— Я не мог, — тихо сказал Луций. — Все должно было быть по-настоящему. Они должны были мне поверить. Это было мое решение. Не предательство. Почему, думаешь, Мэй до сих пор никто не тронул, почему она открыто бросает вызов Магистериуму, самому Архонту, и все еще жива, здорова и богата? Я принес ей информацию, о которой она и не мечтала. Я дал нашей партии жизнь. Я помог революции больше, чем кто-либо из вас.
— Революции? Когда же она прошла? Я и не заметил! — картинно всплеснул руками Дориан, вспомнил, все еще стоит полуголый и кинулся одеваться.
— Она будет, — мрачно сказал Луций, точно пророчествовал. — Она будет, Дориан.
— И лишь твоими стараниями, — пробормотал Дориан, застегнул последние крючки и вышел вон.
Ничего. Луций сам свои ботфорты натянет и спросит у интенданта, где ему можно занять комнату.
***
Остаток дня Дориан пытался затоптать голос сомнения и легкое чувство стыда. Что бы Луций ни говорил, он доставил Мэй множество не самых приятных вечеров. Даже если Луций и вправду больше всех предан идее революции, это не делает его святым. Он так и остается насмешливым, не слишком приятным человеком, который ни во что не ставит тех, кого называл своими друзьями. И все же кое-что он сделал: подарил Мэй сведения о магистрах, об альтусах, даровавшие ей неприкосновенность. Да, Дориан сделал гораздо меньше за все годы, что был в подполье. К вечеру ему стало душно от снедавших мыслей, и он спустился в сад. На лавочке он заприметил знакомую рыжую голову и широкие плечи. Направившись к Максвеллу, Дориан ничуть не удивился, обнаружив рядом с ним Кассандру. Эти фанатики меча могли обсуждать боевую тактику часами. Особенно это изматывало в походах, когда Дориану приходилось слушать их болтовню.
Дориан остановился перед ними. Максвелл поднял голову и расплылся в улыбке:
— Мы как раз вспоминали тебя. Решили, что нужно группироваться каждый раз, когда ты барьер кидаешь, чтобы на всех попал, тогда и ты силы сэкономишь, и нам полегче будет.
— Хорошо, в следующий раз я крикну вам «К ноге!», когда соберусь ставить барьер, — снисходительно ответил Дориан.
Максвелл все улыбался своей теплой улыбкой. В легких сумерках он вновь показался Дориану тигром — мягким, с бесшумным шагом, опасным — литые мышцы под шкурой…
— Как наш гость? — спросил Максвелл. — Оправился?
— Наглеет с каждой минутой, — недовольно сказал Дориан. — Следовало оставить его сидеть в клетке…
— Здравая мысль, — сказала Кассандра. — Если бы не шпионы Лелианы, мы бы не узнали, сколько венатори на самом деле. Он занизил их количество.
— Он же не зла, — оправдал Луция Максвелл. — Мы, прочитав перехваченные им письма, пришли к тому же выводу, что и он.
— Ты слишком добрый для Инквизитора, — сказала Кассандра и посмотрела на Максвелла. — Ты слишком веришь в людей.
— У меня есть хороший пример рядом, — улыбнулся ей Максвелл.
Дориан моргнул. Ему показалось? Нет, ему не показалось… Сердце громко бултыхнулось в груди и забилось медленно, неохотно, точно утопая в болоте. Он нашел повод уйти. В голове шумело. Вот странность — он не претендовал на Максвелла! Он не мечтал, как будет с ним по утрам обниматься на балконе! Он не желал… Его распирало от необъяснимой нежности, от страха за него, от желания быть рядом… Но он не думал, что его так скрутит от ревности.
Дурак! О чем только думал! Конечно, Максвелл его не стеснялся и валялся рядом с ним, как с другом, может быть, даже лучшим другом, но уж точно не как с мужчиной, который ему нравится в романтическом смысле. И как он раньше не понял, что его тренировки с Кассандрой — всего лишь повод провести с ней время и понравиться ей? Ему стало горько. Он не желал замечать, что Кассандра смотрит на Максвелла с обожанием. Он не желал замечать, что дружба Максвелла с Кассандрой — прелюдия к чему-то большему.
Дориан забился в свою комнату — просторную, с широкой кроватью. Максвелл постарался найти для него лучший угол в Скайхолде. Максвелл — настоящий друг! Дориан сел в кресло и спрятал горящее лицо в ладонях. Нет, он зря убеждал себя, что не ждет от Максвелла ничего. Он ждал, еще как ждал, его травила надежда. И теперь горчило на кончике языка.
В дверь постучали. Дориан встрепенулся. Мелькнула мысль, что это Максвелл, встревоженный странным уходом Дориана… Но дверь приоткрылась, и в проеме появился Луций.
— Нам не о чем говорить, — взъерепенился Дориан.
— Я не говорить, — сказал Луций и выставил перед собой бутылку вина. — Я пить.
Дориан хотел его выгнать, но передумал.
Он достал два кубка, вручил один Луцию. Тот сел в кресло напротив, вытянув вперед свои ноги в сияющих ботфортах. Он оставался верным своему слову и не пытался завязать беседу. Молча разлив вино, он приподнял свой кубок в немом тосте. Дориан повторил его жест и выпил все залпом.
Одной бутылки, разумеется, не хватило. Они совершили набег на таверну. Там их заметил Бык, возжелал составить компанию и напоил ослиной мочой. По крайней мере, Дориан был уверен, что на вкус она такая же, как пойло Быка… Но уносило оно знатно. Дориан засмеялся над Луцием, мордой легшим на стол, и тут же обнаружил себя на четвереньках под столом. Кто его вернул обратно на стул, он не понял, и потребовал еще этой гадости. Бык щедро налил ему. Происходящее исчезало из памяти даже прежде, чем произойти. В голове осталась только черная ночь, Бык, обнявший одной рукой Дориана, второй — Луция, и какая-то похабная песня про имперцев. Самое ужасное, что горло саднило, а значит, Дориан тоже ее горланил…
***
Он проснулся от головной боли. Повертел пальцами у виска, но так и не вспомнил ни одного пасса, ни одного слова, чтобы избавить себя от похмелья. Перекатился на бок и уставился на Луция, спящего лицом в подушку. Плут! Воспользовался бессознательным состоянием Дориана и остался в его мягкой постели…
Этой ночью они просто спали и видели сны — в этом Дориан был уверен. Во-первых, они были одеты, а во-вторых, даже не будь на них одежды, у него бы попросту не встал после всего выпитого.
Вот важная зарубка на памяти: никогда не пить с Быком. Никогда не пить то, что предлагает Бык. А еще лучше — совсем бросать пить, как же плохо… Нужное слово все-таки нашлось, и Дориана кольнуло дыхание Тени. Его прошиб холодный пот, по телу прокатился озноб, мочевой пузырь мгновенно наполнился, но зато и головная боль ушла, и во рту уже не так гадко… Совершив поход к умывальнику и уборной, Дориан вернулся и еще раз посмотрел на Луция.
Ботфорты стояли рядом с кроватью. Как же он ухитрился их снять? Видимо, опыт. Луций спал так крепко, что его ничто не разбудило. Дориан счел это возмутительным и пихнул Луция в плечо. Тот протестующе замычал и натянул на голову одеяло.
Дориан сел рядом с ним, тихонько погладил по голове, приглушая бдительность, и тут же потянулся к Тени, чтобы протрезвить и Луция.
Брань была отборной, но уже через пятнадцать минут Луций, довольный жизнью, сидел в таверне и уплетал стейк.
— Надо еще раз повторить, — сказал он с горящими глазами.
— Больше никогда в жизни, — твердо ответил Дориан. — За тобой идут, — добавил он, увидев за плечом Луция приближающегося Каллена. Каллен был нахмурен и зол. — Возмутитель спокойствия.
— Ты тоже, — заверил Луций. — Это не я со стены порывался помочиться с криком, что никто еще не делал этого на горы…
— Не хочу этого знать, — содрогнулся Дориан.
Каллен тем временем приблизился и положил тяжелую ладонь Луцию на плечо.
— Если вы по поводу вчерашнего, командор, — быстро заговорил Луций, — то присмотритесь лучше к господину, сидящему напротив меня, и проконтролируйте ввоз огненной воды кунари в Скайхолд…
Каллен, пропустив мимо ушей скороговорку Луция, сказал:
— Кассандра и я ждем уже битый час.
— Я тоже жду извинений с самого первого дня, и до сих пор не дождался! — воскликнул Луций.
Дориан хотел было предупредить его, что Каллен в последнее время стал нервным, но не стал. Каллен, сжав губы в нитку, стиснул пальцы на плече Луция и рванул его на себя. Луций едва успел схватиться за столешницу, чтобы не улететь назад, спиной на пол. Каллен же, держа его цепко, как мабари, наклонился и тихо, почти шепотом сказал:
— Я еще не решил, верить тебе или нет. В мой кабинет. Даю три минуты.
Каллен отпустил его так же грубо, как и сграбастал, и Луция мотнуло к столу с такой силой, что он почти упал в тарелку лицом. Каллен развернулся и вышел, только алые полы плаща взметнулись волной. Дождавшись, пока командор удалится, Дориан заметил:
— Ты переиграл.
— Я вообще зря стал играл, — с досадой сказал Луций и потер плечо.
— Верно, — подтвердил Дориан.
Советов он давать не стал. Решил, что одна попойка не сделала его другом Луция.
…Интересно, а в тюрьмах Тевинтера он тоже переигрывал, и его поэтому не щадили? Кого еще из знати, из альтусов могли покарать так сурово? Только зарвавшихся, возгордившихся юнцов… которыми были они все. Но Луций — в особенности.
Дориан отпилил от стейка кусочек и отправил себе в рот, наблюдая, как Луций, залпом выпив стакан воды, поднимается из-за стола. Он перекинул ногу через лавку, и наколенник на его ботфорте сверкнул красной искрой. Не один Дориан смотрел; и завсегдатаи таверны, торчащие здесь с раннего утра до самой ночи, глядели на Луция, и во взглядах в лучшем случае читался страх. Но здешние люди в большинстве своем отучились бояться, после дракона Корифея их не страшил человек; они презирали очередного магистра, приравнивая его к порождению тьмы.
Нелегко же ему придется… Дориан поймал себя на мысли, что ожидает видеть Луция до самого конца их битвы, до конца времен здесь, в Скайхолде. Словно эта птичка способна осесть на одном месте.
Стоило Луцию покинуть таверну, и со всех сторон послышались голоса, шепотки. Одна девчушка убеждала двух мужланов, что это маг крови, она по глазам видит… И мужланы, кажется, верили, и стоит им немного выпить — и они пойдут разбираться с Луцием собственноручно.
У Дориана пропал аппетит. Он отставил тарелку и вышел во двор, невольно ожидая, что и его станут обсуждать точно так же, только назовут первым магистром, им уже привычным.
Он поднялся по лестнице на стену, все еще сомневаясь, стоит ли врываться к Каллену и предупреждать об опасности. Нет, он только сделает хуже. Каллен, узнав, что Луцию грозит расправа, упрячет его в клетку, и будет прав — магистр умеет себя защитить, только жертв оставляет вокруг целое поле. Тогда Дориан пошел к другому человеку.
Максвелл, как он и ожидал, был у себя в покоях. Лежал на кровати, подбив под спину подушку, и вдумчиво читал один отчет за другим. Лелиана с Жозефиной словно соревновались в количестве исписанных бумаг, а Максвелл наивно вникал в их записки, будто они имели какой-то вес.
Услышав шаги, Максвелл поднял голову и тут же расплылся в улыбке. Дориан напомнил себе, что это просто дружеское приветствие, ему теперь придется постоянно себе это напоминать, чтобы не утопать в зряшных надеждах, и сразу перешел к делу:
— Я хочу, чтобы ты защитил Луция.
Максвелл приподнял брови и, отложив бумаги, сел на кровати, спустив ноги на пол. Дориан пояснил:
— На него наверняка хотя бы попытаются напасть, потому что он магистр. Он даст отпор и убьет много людей. Так что тебе лучше бы пустить слух, что он безвреден, как новорожденный котенок.
— Лучше я скажу, что он помог нам разбить целую армию венатори, — усмехнулся Максвелл. — Тогда ты перестанешь за него волноваться?
— Я не за него, — отрывисто сказал Дориан. Неприятно задел взгляд Максвелла, словно бы понимающий, но на деле видящий то, чего нет.
— Как скажешь, — пожал Максвелл плечами. — Вы вчера хорошо погуляли, как я слышал.
— Кто тебе сказал это? Я спал в своей постели!
— Я сам слышал. Балкон был открыт, а вы орали так, что небеса сотрясались. Сядь, — Максвелл кивком указал на стул.
Дориан вдруг впервые ощутил себя в этой комнате неуютно. Стал чужим. Он покачал головой. Хотел уйти, но Максвелл держал его взглядом, и Дориан почти физически чувствовал, как тот о чем-то думает и не знает, сказать или нет.
— Что у тебя на уме? — спросил Дориан.
Максвелл встал, сделал пару шагов по комнате и остановился рядом с Дорианом. Посмотрев ему в глаза, он сказал:
— Ответь мне. Только предельно честно. Ты доверяешь Луцию?
— Нет. Это легкий вопрос.
Максвелл, похоже, оторопел, и Дориан счел нужным пояснить:
— Я не вижу причин не верить ему, но доверия между мной и ним нет и не будет никогда. Он еще в детстве сообщал моему отцу, что я занятия в Круге прогуливаю.
Максвелл дернул уголком губ, намечая улыбку.
— Каллен сказал, что раз возможность переписки с Архонтом исключена, то у Луция нет связи с ним. И что он врет.
— Письма — не единственный способ передачи информации, — сказал Дориан. Максвелл отвлекал его от разговора своими темными грустными глазами и размахом плеч. Как ни убеждай себя, что этот человек любит женщину, желание и чувства никуда не пропадают. — Я думаю, Архонт мог бы поделиться кристаллом со своим посланцем, или другим артефактом… Спроси Луция сам. Он найдется, что ответить.
Максвелл кивнул, хотя слушал невнимательно.
— Вы росли вместе? — невпопад спросил он.
— Его семья всегда дружила с моей.
— Он много для тебя значит, — задумчиво сказал Максвелл.
— Уже нет, — отрезал Дориан. — Времена беззаботного детства давно прошли. Луций стал для меня чужим человеком.
— Да? Значит, ты можешь согласиться…
— На что? — Дориан начал злиться на недомолвки. — Прекрати говорить загадками. Тебе не идет. У тебя вид простака.
Максвелл улыбнулся, и Дориан прикусил язык. Впрочем, Максвелл не злился. Он спокойно ответил:
— Мне нужно проверить Эмприз-дю-Лион.
— И в чем же дело? Почему я должен был отказаться? Мне неприятен холод, но не настолько же!
— Это надолго, — просто сказал Максвелл. — Недели три. Я подумал, что вряд ли ты захочешь покидать друга детства так быстро.
— Когда выходим? — спросил Дориан, проигнорировав все домыслы Максвелла.
Тот тепло улыбнулся и, мимолетно коснувшись ладонью плеча Дориана, сказал:
— За это я тебя и люблю. Завтра.
Мне бы хотелось, чтобы ты любил меня за другое, подумал Дориан. Вслух же сказал, что готов выдвигаться хоть сегодня.
***
Луций, подробно пересказав все обидные нападки Каллена и Кассандры в попытке расколоть его и поймать на лжи, повеселел и принялся шутить. Дориан слушал его вполуха, и ему казалось, что шутки эти пошли по второму кругу.
— А помнишь, — вдруг с горящими глазами сказал Луций, — как твой папа пошел к учителям Круга, а я его перехватил, заболтал и удерживал, пока последний преподаватель не ушел домой?
— Помню, — хмыкнул Дориан. То был день, когда он мог бы избежать родительского гнева — достаточно было только прийти домой и сесть над открытой книгой, притворившись примерным мальчиком. Но Дориан все испортил и явился в отчий дом ночью, покачиваясь и распространяя ароматы дешевого алкоголя, отчасти уже переработанного печенью. — А еще я помню, как из-за твоего доноса меня выпороли так, что я сидеть три дня не мог.
— О, — удивился Луций, — ты до сих пор обижаешься? Я хотел как лучше, дорогуша. Я, можно сказать, спас тебя от целой кучи стыдных болезней, которые ты мог подцепить в борделе…
— Да я же посмотреть пошел, — фыркнул Дориан. — Все равно там были одни женщины…
Луций внимательно посмотрел на него.
— И что, ты ни разу с женщиной…
Дориан мотнул головой. Луций мигнул, принимая эту информацию к сведению, и вздохнул:
— А мне ведь нашли невесту. Красавицу. Не могу сказать, что она светоч разума, но зато роскошно смотрится в неглиже…
— Когда свадьба? — без особого интереса спросил Дориан.
— Никогда, — развел руками Луций. — Я решил, что работа на Архонта важнее. Что угодно важнее этой куклы…
И тут же, без перехода, он принялся вспоминать, как они с Дорианом заменили добрую сотню страниц в учительском учебнике по созиданию на порнографические картинки. С женщинами, к сожалению, но все равно эффект был потрясающим.
С каждым глотком вина Луций становился все красноречивей, и в конце концов Дориан сдался его шуткам и хохотал до слез. Мельком он заметил, как в таверну проскользнул Максвелл, посмотрел на него и тут же взбежал вверх по лестнице. Смеяться перехотелось. От Луция ничто не ускользнуло, и он, наклонившись к Дориану, пытливо спросил:
— Слухи про тебя и него — правда?
— Какие? Про то, что я его одурманил и скоро отравлю во славу Империи?
Луций издевательски похлопал его по щеке.
— Ты знаешь, о чем я, Дориан.
— У него есть возлюбленная, насколько мне известно, — сказал Дориан, — и это в любом случае не твое дело.
— Разумеется, — сладко улыбнулся Луций. — Но мне жаль его. Он упускает тебя.
И он положил свою ладонь на ладонь Дориана. Дориан отдернул руку, словно его кипятком ошпарило, и процедил:
— Не касайся меня.
Улыбка не сходила с лица Луция. А Дориан злился все больше, и на него, и на себя, и на раздирающие на части эмоции. На то, что не требует ничего от Максвелла, но и позволить себе ни с кем завести даже интрижку не может. И, наконец, его выводил из себя Луций — кем бы он ни был для него теперь, он слишком хорошо понимал Дориана…
— Почему ты не пьешь? — опомнился Луций. — Уже обед, можно начинать вкушать вина.
— Завтра нужно рано встать, — машинально ответил Дориан и тут же пожалел: он хотел тихо исчезнуть из замка, чтобы Луций узнал от других людей, что Дориан ушел далеко и надолго. Но слова сорвались, и Луций вцепился в них, как ищейка. Пришлось говорить правду.
— Сколько тебя не будет? — спросил Луций. Улыбка его поблекла, и он вдруг показался Дориану жалким.
— Не знаю. Несколько дней. Месяц. Как получится.
Дориан пристально смотрел на Луция. Тот взволнованно сказал:
— Это же целая вечность! Разве тебе настолько необходимо сопровождать Инквизитора?
— А у тебя были на меня планы? — невинно поинтересовался Дориан и язвительно добавил: — У меня тоже были на тебя планы, а ты взял и сбежал от нас с Мэй к врагу.
— Это другое! — вспылил Луций.
Кажется, он порывался опять рассказать, что предал их ради благой цели, и вовсе это не было предательством, но Дориан устал от его слов. Он сказал, что должен подготовиться к походу, и ушел.
Он действительно готовился: проглядел карту, упаковал в заплечный мешок самое необходимое и, поколебавшись, добавил одну книжку, зная, что не найдет времени, чтобы ее почитать. Время текло незаметно, и он, совершая механические движения, то и дело возвращался мыслями к Луцию. Что было в его взгляде? Обида? Неужели он и вправду жалел, что Дориана не будет рядом? Глупости какие. Луцию никогда никто не был нужен. Возможно, он жалел, что потеряет на долгое время единственного союзника.
Но в голове все равно звучали его слова, разрозненные обрывки его мыслей. Здесь не Империя, здесь можно… что угодно лучше этой куклы… Луций любил женщин. Иногда. На одну ночь. Он выбирал роскошных дам и все равно ухитрялся подать себя так, что они благодарили его за оказанное им внимание. Он выбирал мужчин — и обращался с ними грубо, словно отыгрываясь на них. Он не любил никого, кроме матери. Не научился любить. Не захотел научиться.
Дориан так и сидел в кресле, прокручивая в голове воспоминания. Сегодняшние байки Луция растравили память, воззвали к лучшим моментам. Худшие и так постоянно рядом, не забываются никогда.
В дверь постучали, и Дориан мгновенно узнал этот стук. Он встал, чтобы выставить Луция вон, но тот уже скользнул в комнату и, не дав сказать и слова, подлетел к Дориану.
— Нет, молчи. Молчи, — выпалил Луций и, схватив Дориана за плечи, припер его к стене.
— Я в последний раз предупреждаю — не касайся, — холодно сказал Дориан. — А дальше подожгу тебя, и дело с концом.
— Не подожжешь, — упрямо сказал Луций. — Был бы против — давно бы оттолкнул меня.
И Дориан осознал правоту его, понял, что позволяет стоять нос к носу, грудь к груди. Луций же заговорил еще быстрее:
— Я знаю тебя, знаю, как облупленного. Каждое слово твое знаю, каждую букву тебя. Дориан… — выдохнул он и ослабил хватку, уже не сжимал плечи, а поглаживал. — Я скучал. Ты не представляешь, как я скучал по тебе, ты и не знаешь, что люди так тосковать могут.
— А еще говорят, что я болтливый и не даю вставить ни слова, — пробормотал Дориан. — Уйди. Луц, уйди.
— Скажешь, не веришь мне?
Луций уставился ему в глаза. Его пальцы подрагивали, дыхание сбилось, и взгляд был больной, несчастный.
— Верю, — сдался Дориан. — Я тебе всегда верю, а ты меня каждый раз обманываешь.
Луций закрыл глаза и, прижавшись ближе, мягко спустил руки с плеч Дориана к его ладоням. Переплел пальцы — и Дориан не сопротивлялся. Что он теряет? Ничего. Он только приобретает. Нужно сломать эту преграду, этот пласт льда, заковавший его после знакомства с Максвеллом, нужно начать жить, не взирая на дыру в небе, вспомнить, какого это — быть с кем-то… Губы Луция коснулись его губ, и Дориан вспомнил, что больше года не целовал никого. Нет, больше двух лет. Юноша-шлюха, не взявший с него денег, не в счет…
И Дориан сдался не только на словах. Он ответил на поцелуй, открывая себя лавине воспоминаний. Первый поцелуй с Луцием — в его комнате, когда его строгая мать была в соседней и могла нагрянуть в любой момент. Первый секс с Луцием — даже не секс, а дрочка — в общественных банях, пока в раздевалке никого не было. Постыдно быстро и безумно хорошо. А секс случился не скоро, секс — через несколько лет и партнеров. Секс стал взрослым решением, а не юношеским любопытством.
Все больше распаляясь, Луций вжал его в стену, втиснулся ребрами и словно хотел раздавить. Губы у него были все те же — мягкие, осторожные, язык — точно наточенный нож. Дориан почувствовал, как бедра коснулось твердое, и что-то в его груди сломалось, вскружилось осколками, точно подхваченное ураганом, и он, обняв Луция поперек спины, порывисто толкнул его к противоположной стене. Луций треснулся о нее затылком с глухим звуком, засмеялся, не отрывая губ от губ Дориана.
— Я не обманываю тебя, слышишь? — зашептал Луций. — Не обманываю. Ты мне нужен. Жизненно необходим.
Где же ты тогда был столько лет?.. Дориан вместо вопроса потянул на себя Луция и попятился, вслепую ища кресло. Луций подтолкнул его и рухнул на колени, облизывая и так влажные от слюны губы. С одеждой он справился так ловко, словно раздевал Дориана каждую ночь, и ртом опустился на член, будто они всегда были любовниками и знали друг друга досконально.
Нет, он не соврал — действительно знает, как облупленного, каждое слово угадает, каждый вдох предвосхитит… Луций взял до горла, положив ладони на бедра Дориана, и мысли исчезли. Рука сама легла Луцию на затылок, волосы — в кулак, и тут же погладить, извиняясь… Прошлое возвращалось не постепенно, а рушилось потоком, целым цунами, погребало под собой, и Дориан тонул. Луций отполировал губами его член, выпустил головку и возбужденно сказал:
— Не расслабляйся.
Дориан потянулся было к нему, чтобы избавить от одежды, но Луций, хитро сверкнув глазами, пробежался пальцами по крючочкам, идущим по краю бедра, и вытянул из ботфортов штанину. Брюки оказались значительно короче, чем те, которые Дориан на нем уже видел.
— Трудно сохранять реноме отличного любовника, если разоблачаешься полчаса, — сказал Луций, и в голосе его мелькнул едва знакомый, но все же стыд.
— На колени, — попросил Дориан, и Луций, сверкая счастливой улыбкой, сел на него сверху.
Дориан расстегнул пуговицы его рубашки, спустил ее с гладких смуглых плеч. Луций взял его лицо в ладони и поцеловал. Он стал обнажен, только ботфорты доходили почти до середины бедра, и Дориан, запустив под тонкую черную кожу большие пальцы, отстранил Луция, чтобы посмотреть на него.
Это было даже красиво — голый, член стоит, прижавшись к животу, и черные длинные сапоги.
— Ты можешь снять их, — сказал Дориан. — При мне можешь снять.
— Не хочу.
Луций завел руку Дориана себе за спину и положил на ягодицы. Дориан коснулся расселины между ними. Подготовился… плут! Точно знает все мысли, слова… Дориан съехал в кресле чуть ниже и потянул Луция на себя, на член. Усадил его легко, заполнил на всю длину, и дыхание сбилось. Луций смотрел на него ошалело, приоткрыв рот. Он медлил лишь пару мгновений. Наклонившись, он обнял Дориана за плечи, прижался к его губам своими и стал двигаться — неторопливо, наслаждаясь каждым движением.
Дориан положил ладони ему на голени, обтянутые черной кожей, и понял, что долго не продержится. Слишком давно никого не было… Слишком хорошо знал его Луций.
Одним разом не ограничилось. Луций был неутомим, и Дориан отдавался его напору, словно они занимались любовью в последний раз. Ему некстати на ум пришел Максвелл, и стало горько, но Луций, кажется, ничего не заметил. Так и продолжил двигаться, не догадываясь, что Дориан думает о другом, и закрывает глаза, чтобы представить белые плечи, покрытые светлыми веснушками, и рыжеватую поросль на груди.
Сон не шел. Дориан все же стянул с Луция его ботфорты и теперь лежал, поглаживая его по бедрам и нет-нет — да съезжая взглядом к изуродованным коленям. Они были красными, точно обожженными, и кожа бугрилась, словно под ней прятался десяток маленьких шариков. Луций позволял смотреть. Когда они стали засыпать, он попросил, положив голову Дориану на грудь:
— Останься. Прошу тебя.
— Не могу, — с сожалением ответил Дориан.
Пока не могу, подумал он. Я должен помочь ему. Я должен быть рядом и следить, чтобы с Максвеллом ничего не случилось. Не прощу себе, если он погибнет из-за того, что меня не было рядом. Лучше сам умру.
И это даже не любовь. Это совсем не любовь. Он просто должен.
Но, наверно, однажды они победят, и он с легкостью на сердце уедет с Луцием далеко-далеко, попытается вернуть то доверие, что было в детстве, пусть даже Луций ябедничал за его спиной… Стоит хотя бы попробовать. Дориан знает, как жестока безответная любовь, и если Луций ему не врет, если он действительно нужен Луцию, то нужно постараться полюбить его в ответ. Полюбить и не представлять другого мужчину во время секса.
Продолжение в комментариях...
ОБЗОРАМ
@темы:
Мои фики,
Dragon Age
-
-
28.01.2017 в 19:42-
-
28.01.2017 в 19:43-
-
28.01.2017 в 19:43-
-
28.01.2017 в 19:43-
-
28.01.2017 в 19:44-
-
28.01.2017 в 19:45-
-
28.01.2017 в 19:45-
-
28.01.2017 в 19:45-
-
28.01.2017 в 22:0116 тысяч слов ты называешь рвано и быстро?
ООО, меня ждут чудесные выходные!
-
-
29.01.2017 в 00:31-
-
29.01.2017 в 15:08Прочла, как Дориан навестил Люциуса в темнице, а потом пошел к Максвеллу
Ох уж этот Максвелл! Такой прекрасный, прекрасный, прекрасный
Такой рыжий, большой, добрый, спокойный, благородный - ходячий кинк, а не мужик
И какой осторожный, аккуратный! Не лезет своими лапами никуда
Пока у них с Дорианом такой чудесный броманс, но чувствует это небольшое напряжение в воздухе, когда обоим хочется большего, но оба тупят
-
-
29.01.2017 в 15:20Надеюсь, потом этот броманс будет больше похож на романс, я его с большим трудом выписывал, никак в романс не переходило
-
-
29.01.2017 в 15:21Ну канешн Луций!
Дориан, не выби рай Луция, выбирай Макса, Макс клевый!
-
-
29.01.2017 в 15:25-
-
29.01.2017 в 17:24И как тонко ты чувствуешь грань, за которую не стоит переходить, чтобы не скатиться в банальную гомоеблю, я б скатилась, отвечаю
У меня бы Луциус отсасывал, Максвелл бы в этот момент ввалился, а дальше гроб гроб пидор кладбище - и это было бы ДО УЖАСА БАНАЛЬНО ВСЕ!
А здесь все так красиво - флер воспоминаний, а потом ревность к Касечке, а потом попойка с Быком - боже мой, какая прекрасная верибельная попойка!
Потому что знаешь что? Бык - настоящий бро!!!
-
-
29.01.2017 в 18:27Awwww Герти
Бык - шикарный бро
-
-
29.01.2017 в 18:31Черт, а теперь мне жалко Луция, ооо
Он же вроде так искренне к Дориану
Сцена в палатке в Эмпризе такая теплая и спокойная, и Максвелл опять же просто заряжает своим спокойствием
-
-
29.01.2017 в 18:34Ооо, в тебе проснулась симпатия к Луцию, дадада? Я ждал этого!
-
-
29.01.2017 в 20:53Я даже не заметила, а уже конец!
Луция жалко безумно, аж до слез
Дориан-то вовремя смылся, и в Инквизицию удачно попал, да еще сам Инквизитор в него влюбился, но Луций
это, может, был его последний шанс
ну почему он самоубился, ну почемуууууу
ангзд, тлн и безсхдн
Очень красивый получился финал
Спасибо, Эрни, за такой чудесный подарок
-
-
29.01.2017 в 21:35Луцию ничего не оставалось, кроме как самоубиться... пойти некуда и не к кому. Он дорожил-то в жизни двумя людьми - матерью и Дорианом, да последнего предал так, что на глаза бы совести не хватило показаться.
Я очень рад, что тебе понравилось, несмотря на тлен! Спасибо большое, Герти, ты всегда очень радуешь
-
-
29.01.2017 в 22:07вот это и ужасно. Сломало его так, что не склеишь
Но мог бы признаться Дориану, хотя бы... Дориан же всегда ему верил
Максвелл прекрасный, как картинка! Полный жизни! Понятно, чего Дориан так влюбился с размаху
-
-
29.01.2017 в 22:57за Максвелла рад
-
-
30.01.2017 в 00:38Яркий характер, яркая внешность - я его представляла себе прямо как на артах Коко, тех, где Тревельян с длинными рыжими волосами
не все люди умеют признаваться, некоторые по жизни лжецы.
а сколько бы проблем можно было избежать
Так если подумать, Луций наверняка во все это встрял из-за Дориана, и из-за этого становится еще больнее
-
-
30.01.2017 в 11:03Так если подумать, Луций наверняка во все это встрял из-за Дориана, и из-за этого становится еще больнее
скорее всего, за ним и побежал революцию вершить. только был ослеплен собственным сиянием)
-
-
03.02.2017 в 22:11Конечно, Луция жаль. Чудовищное стечение обстоятельств привело к его смерти.
Но радует, что Дориан смог вырваться, и не просто вырваться, а еще быть в отряде, защищающем мир и к тому же он нашел личное счастье.
Спасибо за прекрасные часы, проведенные за чтением вашего практически романа!
-
-
04.02.2017 в 14:32