Окончание Зарисовок, Константин и Де Сарде

[die-trane]

начало Зарисовок тут.
для справки: Зарисовки начинаются от квеста, где Де Сарде узнает правду о своем происхождении, и идут по сюжетной линии, благополучно доходя до рейтинга.
в прошлом посте кончаются знаки, поэтому завершим в новом.



Название: Гори
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 1200 слов
Саммари: Больше всего Де Сарде поразило, что существо, которому Константин приказал задержать их, билось насмерть.

Существо билось насмерть.
Это никак не шло из головы. Это вытеснило даже обиду, даже неверие в то, что Константин мог причинить кому-то вред, даже крамольную мысль, что кузен умер, а его место занял кто-то чужой. Лаэрт едва вспоминал, как вернулся во дворец, а Константин, заметно нервничая, выслушал его доклад об оскверненных хранителях и сбежал. Едва вспоминал, как прочитал страницу из его дневника — убить случайных свидетелей… Помнил одно: взгляд Константина ему в глаза, слова — “не тронь его, во имя всего мира, к нему не прикасайся” — и ухмылку существа, которое, стоило Константину скрыться, сразу же напало.
Подчинялось ли оно Константину, как другие звери? Или обладало собственным разумом, руководствовалось своими антипатиями? Ответа не было. Не было и Константина. Лаэрт разыскивал его с полчаса, пока не заплутал окончательно, и только на крики встревоженного Курта смог выйти на поляну. Тогда упал на колени и схватился за голову.
— Цел, зеленокровый? — хмуро спросил Курт и, схватив его за локоть, грубо вздернул его на ноги. — Наш наследник сошел с ума.
— Он делает страшное, — с тревогой подтвердила Сиора. — Его нужно остановить.
— Не в одиночку же… Нужна армия.
— Вы о Константине говорите! — выкрикнул Лаэрт.
Курт с Сиорой уставились на него. А он, хватая воздух ртом, все пытался им объяснить:
— Не может быть, чтобы он возжелал захватить остров. В чем резон? Он в жизни не убивал. Он не умеет ничего за спиной делать. Он…
Лаэрт задохнулся. Голова болела так, что, казалось, лопнет изнутри. Он сжал виски. Чувствовал на себе сочувственные взгляды. Наивный, влюбленный в своего венценосного кузена мальчик. Отказывается верить в очевидные вещи.
На плечо ему опустилась тяжелая рука Курта.
— Пацан, а сам-то ты что предлагаешь делать? — неожиданно мягко спросил он.
Лаэрт поднял на Курта глаза. В последний раз он звал его смешным словом “пацан”, когда Лаэрту было лет десять, но он считал себя очень взрослым. И Курт, протянув ему меч, настоящий, остро наточенный, сказал: “Ну, нападай, пацан”. Тогда Лаэрт не решился. Боялся нанести серьезную рану. И Курт прочел ему целую лекцию об ответственности, о том, что взрослые чаще делают то, чего им не хочется, нежели потакают своим желаниям.
Кажется, сейчас он думает о том же.
Потому что Константин совершил проступок, и как бы Лаэрт ни любил его, к ответу его привлечь надо. Надо собрать союзников и прорваться к нему через зверей, через горы, через леса…
— Я могу разыскать его. Поговорить с ним, — через силу произнес Лаэрт. — Он прислушается ко мне.
Курт с Сиорой переглянулись.
Они ведь все равно сделают так, как предложил Курт. Пойдут с этой идеей к советникам, если Лаэрт откажется. Стоит устремиться на поиски Константина, и они соберут войско за его спиной. Лучше все сделать самому. И уговорить, уломать Константина успокоиться, донести до него: ты болен. Надо остановиться. Вместе обдумать, как дальше жить…
— Я ведь не говорю, что нужно убить его, зеленокровый, — заметил Курт. — Но он убьет нас, если мы попытаемся подобраться. Видел же — этот его ручной монстр был настроен решительно.
— Константин хотел нас задержать. Монстр ослушался его приказа, — упрямо сказал Лаэрт.
Курт промолчал.
Полетели дни в пути. Постоянная трясучка верхом. Разговоры с наместниками, от которых зубы сводило. Приходилось лавировать, уклоняться от ответов, чтобы не обрисовать Константина чудовищем, которым они хотели его видеть. И когда удавалось забыться коротким сном, перед Лаэртом появлялся Константин, всегда только он, но нельзя было до него ни дотянуться, ни окликнуть. Словно их разделяла невидимая, непроницаемая стена.
А ведь совсем недавно они целовали друг друга. Были единым целым. О чем-то умалчивали, но оставались преданы друг другу до конца. Не бросай меня — разве не так сказал Константин? Я доверяю тебе — разве не так сказал Лаэрт? И как можно было утаивать такое… зачем? Бедный, бедный мой Константин, тебя свел с ума этот остров… Лаэрт переворачивался с боку на бок, терзаясь выматывающими сновидениями, что-то бормотал, как поутру ему рассказывали, и просыпался разбитым. Нечто похожее на радость забрезжило, лишь когда он начал прорываться к пещере древнего бога. Это означало, что он совсем скоро сможет посмотреть в глаза Константину — и тогда, наверно, наконец поймет. Поймет что-то важное.

…Еще одно существо, громаднее прошлого, возвышалось над Лаэртом, загородив собой Константина. Какое счастье, что остальные снаружи остались, отстраненно подумал Лаэрт. Эта зверюга точно бы нас искалечила. Он сделал шаг в сторону. Существо не двинулось, но проследило за ним взглядом. Дальше пройти не дало — грохнуло лапой, и пол затрясся, сверху посыпалась каменная крошка. Что ж, ясно. Ты не пропустишь.
— Константин! — заорал Лаэрт. Он вытянул шею, силясь разглядеть его, но увидел лишь спину. — Давай поговорим! Просто поговорим!
Существо рыкнуло. Существо раздражали громкие звуки.
Лаэрт тоже разозлился и, выхватив револьвер, выстрелил точно в глаз зверюги. Он не для того прошел долгий путь, чтобы теперь смотреть на неподвижно застывшего на краю обрыва Константина.
Монстр тоже не отличался терпением. Кинулся на Лаэрта — и оставалось только напасть на него в ответ.
И сколько длилась эта круговерть — Лаэрт не знал. Кровь стекала с рассеченной брови, он задыхался. Все пытался прорваться к Константину, звал его, но тот был неподвижен, словно пребывал в трансе. Патроны закончились. Лаэрт сжал шпагу, сжал кулак — но совсем не чувствовал в себе сил, чтобы драться. И когда ему показалось, что он умрет здесь, так и не объяснившись с Константином, услышал резкий оклик:
— Хватит! Я же сказал — просто не подпускай…
Монстр, напоследок прорычав, отполз в сторону, волоча раненую лапу. Лаэрт отбросил шпагу, отшвырнул ставший бесполезным револьвер.
— Что ты устроил?! — выдохнул он, подходя к Константину. — Зачем? Ты слышишь меня вообще?! Зачем все это, Константин? — выкрикнул он и схватил его за плечи.
— Для тебя, — с легким удивлением ответил Константин. — Для нас.
Он обхватил запястья Лаэрта и мягко отстранил его. Древний бог испуганно кричал, а Константин смотрел чистым взором и объяснял, почему оправданы жертвы. Почему он хочет вечность — для Лаэрта и для себя. Лишь для них двоих.
Лаэрт, обессиленный, отступил на шаг. В ушах звенело. То ли последствия драки, то ли шок от слов Константина. Он опустил взгляд на протянутый клинок, не понимая, что с ним делать.
Убить, сказал внутренний голос. Убить, потому что этого от тебя ждут все. Древний бог острова, твои соратники, твои наставники. Они приволокли тебя именно за этим, потому что знали: уж тебя-то Константин пощадит, у тебя-то будет шанс подобраться к нему близко.
Лаэрт словно со стороны увидел свою руку, взявшую клинок. Посмотрел на Константина. Тот ждал, протягивая ладонь. Ждал, пока Лаэрт совершит ритуал вместе с ним, и дальше — что? Империя, построенная на крови? Прекрасный новый мир, о котором он так грезит?
Но мы могли выстроить замечательный мир и без этого. У тебя так хорошо получилось в Новой Серене. Пока они не отравили тебя, не втоптали все твои надежды и мечты в грязь… И неужели нужно стать тем, кто всадит тебе нож в спину, тем, кто добьет?
Лаэрту не хватало воздуха.
Он чувствовал, что сходит с ума.
Пару раз пытался что-то сказать, даже смог произнести:
— Послушай, давай…
— Т-ш-ш, — мягко ответил Константин. — Нам нужно закончить. Чувствуешь, как тут все дрожит от силы…
И Лаэрт чувствовал.
Не бросай меня, услышал он просьбу Константина, произнесенную так давно.
Никогда.
Лаэрт взрезал руку, прямо по перчатке, глубоко, и ладонь стала влажной от горячей крови. Он взял Константина за ладонь и спрятал лицо, уткнувшись ему в плечо.
Лишь бы его тоже захватило это безумие.
Лишь бы перестать понимать, что он натворил.


Название: Ни тоски, ни жалости
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: PG-13
Размер: 1100 слов
Саммари: Спустя несколько дней после Ритуала Де Сарде очнулся.

Боли больше не было. Не было и жалости. До него словно через плотный слой тумана доходило: там, возле реки, на каменных уступах, в чаще леса теснятся люди, к которым он когда-то был неравнодушен. Приходилось напоминать себе, что он когда-то их даже любил. Чуть шевельнулось в груди забытое чувство признательности к наставнику, дымка уважения к учителю, интерес к насмешливому другу. А потом он превратился в зверя, и — рвать, рычать, только бы не подошли ближе; отступите — и никто не пострадает; сами вынуждаете защищаться. Вы виновны. Не я. Потом туман превратился в непроницаемую пелену, и Лаэрт с облегчением отрекся от дихотомии ярости и острого ощущения неправильности происходящего.
Сны больше не преследовали. Только жар, лихорадка, он выныривал на поверхность, глотал холодного воздуха — и обратно в пекло. Голова зудела, точно насекомые облепили ее изнутри и снаружи, и он впивался пальцами в волосы, и кто-то отнимал его руки, сжимал холодными ладонями, говорил:
— Не надо. Ты в кровь разодрал… Это пройдет.
Потом зуд отступил. Откатился и туман. Стало тихо. Разбудила песня птиц — крикливая, нескладная. Лаэрт приоткрыл глаза, впервые за долгое время не ощутив сухости, песка между веками. Приподнялся на локте, перестав что-либо понимать. Вокруг столпились деревья. Склонили головы, едва пропуская косые солнечные лучи. Жужжала пчела. Все это было снаружи, а значит — неважно. Лаэрт прижал руку к груди. Что-то еще билось. И он обратил внимание на свою ладонь — на исхудавшей руке проступили зеленоватые вены. Он рывком сел. Потемнело. Выждал. Отступило. Те же вены на ногах. На едва прикрытой серым саваном коже. Дотронулся до волос — ветви. Он глубоко вдохнул. Ни холодно, ни жарко. Звенит в ушах.
И тогда услышал шелест листвы на том краю острова. Шорох травы, сминаемой солдатскими сапогами. Волчий вой. Он дотянулся разом до каждого живого существа — и обессиленно упал на спину. Видений больше не было. Память подводила. Он помнил, но не чувствовал. Он понимал, но не сожалел.
Вскоре услышал шаги и металлическое бряцанье доспехов.
— Ты очнулся, — тихо сказал Константин и присел рядом с ним. — Вот. Выпей. Станет легче. Ты голоден?
Лаэрт принял из его рук стеклянный сосуд. Вода. Живая. Еще пахнет речным илом. Ладонь Константина легла ему на шею сзади, поддерживая голову. Лаэрт сделал глоток воды нехотя, и в тот же миг его охватила жажда, он жадно выпил все до капли, давясь и проливая на себя. Константин, притихший, почти робкий, ждал. Отставив сосуд, Лаэрт выдохнул и сказал:
— Нет. Не хочу есть. И ничего больше не хочу.
И с удивлением понял: это было правдой. Еще недавно был тяжело болен, валялся без сознания, но сейчас выздоровел за один миг. Перестал ощущать и алкать.
Константин помог ему сесть, держа за плечи. Сидя на коленях, он пристально разглядывал Лаэрта. С улыбкой произнес:
— Тебе повезло больше. — Он провел ладонью по щеке Лаэрта. — Никаких кошмарных отметин. Но и лихорадило тебя три дня…
— Три? — поразился Лаэрт.
Константин кивнул.
— Все ушли, — сказал он, и глаза его остекленели. — Только островитяне… но и они скоро сдадутся. Пойдем, я помогу тебе…
Он взвалил руку Лаэрта себе на плечи и повел его с поляны. Деревья расступались и запечатывали за ними проход; все приходило в движение. Лаэрт предугадывал перемещение каждого листочка, каждой веточки, и от этого головокружительного калейдоскопа начинало трясти. В уши лился шепот Константина:
— Тебе станет легче. Ты привыкнешь. Ты уже чувствуешь все на свете, правда? Ты сильный. Трансформация скоро закончится. И у нас целая вечность впереди.
Он вывел Лаэрта к реке. Мягко оттолкнув Константина, Лаэрт нетвердой походкой спустился к воде. Знал, что должен сам. Просто знал это.
И все то время, что Лаэрт омывал измученное тело в ледяной воде, перерождаясь и научаясь жить вновь, в круговороте, Константин неподвижно сидел на берегу. Долетали до сердца и его чаяния, его тревога, его счастье — оно вспыхивало, оглушало выстрелами. Выбрал. Вспышка. Он выбрал меня. Вспышка. Почему не могу прочитать? Вспышка. Тело Лаэрта дрожало от холода, но разумом он не принимал физический дискомфорт. Он становился огромным. Он парил над всем. Что ему холод… И там, высоко, где летали птицы, он заглянул в их глаза. И увидел бегство. Корабль за кораблем. На лодках. Вплавь. Нога подвернулась, и он рухнул в реку. Вода резала ножами, но зато — он был жив, он чувствовал, он вспомнил, как принял нож и порезал себе руку, а потом, обезумев, прогонял вместе с Константином всех прочь, возомнив себя божеством… Он и был божеством. Он имел право. О многом ли он просил? Чтобы их оставили в покое. А раз они не подчинились… Он вышел из реки. Не холодно, не больно. Никак.
Константин поднялся к нему навстречу. Он уже снял доспехи, оставил их лежать на земле. Протянул Лаэрту отрез ткани.
— Не догадался захватить полотенца из дворца, — усмехнулся Константин. — Но можем вернуться туда, поискать среди руин…
Лаэрт слушал его невнимательно. У него словно стало сто органов чувств, новых, непонятных. К чему ему полотенца, зачем ему эта пестрая тряпка? Ветер осушит его кожу, травы оденут его, камни защитят.
— Как ты справился с этим? — невпопад спросил он. — Ведь со всех сторон…
Он потряс головой, разбрызгивая воду с мокрых волос. Сосредоточился на ощущении холодных капель, упавших на грудь, и это немного помогло вновь осознать себя человеком, а не целым миром.
— Мне было проще, — сказал Константин. — В меня влился ручеек силы, а не цунами, как в тебя.
— Ты хочешь задать вопрос, — произнес Лаэрт, на миг пронзенный прямым потоком смятения Константина, словно их сознание стало общим. И тут же это пропало, он вновь остался наедине со своими мыслями.
Лаэрт обернулся тканью, хотя нагота его больше не смущала. Успел заметить легкое удивление в глазах Константина.
— Я больше не слышу, что в твоем сердце, — сказал Константин. — После ритуала ты — закрытая книга.
Лаэрт прислушался к себе. Вроде бьется… Он перенес внимание на Константина. И ему открылось в зияющем провале груди: такая любовь, огромная, невыносимая, что же с ней делать? Пронести через всю жизнь тайно. Признаться? Ни в коем случае. Отвергнет. Никогда отношения не станут прежними. И это попросту странно. Но он ведь тоже любит, в каждом его взгляде мука. Как хорошо, как далеко от старого гнилого мира, только они вдвоем, прошлое больше не имеет значения. Умирать не хочется. Без него страшно. Он не успеет. Чье лицо увижу последним? Смерть все ближе. Не от болезни — так от меча. Даже не попрощаться… И вдруг — его глаза и руки. А он спас. Снова спас. И не понимает, что все взаимосвязано, что через них проходят невидимые нити. Выбивается из сил. Ничего, дорогой, я сделаю все лучше. Никогда не оставлю. Никто больше не посмеет.
— Я — твоя любовь.
Лаэрт услышал свой голос словно со стороны — так глубоко увяз в путанных эмоциях Константина. Там, в его сердце, всегда был он один. И все, что осталось человеческого после ритуала — бесконечная, невыносимая любовь.
Константин обнял его, и Лаэрт самым привычным в мире движением опустил голову ему на плечо, пряча лицо.


Название: Жертвы
Персонажи: Константин и Де Сарде
Рейтинг: почти R
Размер: 900 слов
Саммари: Молодые боги пока еще могут осознать себя людьми.

Он проходит тайными тропами, шагает босыми ногами по мягкому мху. Перед ним распускаются цветы. Целый ковер. Усмехается: у него замечательное настроение. Оборачивается и встречается глазами с его смеющимся взглядом.
Видишь? Распустил их для тебя.
Скользит по щиколотке травинка, превращается в прут, и вот уже держит крепко, как веревка. Эта игра никогда не наскучит, правда? Ты и я в облаке аромата трав, в музыке ветра. Сознание плавится и сливается воедино, а в редкие дни распадается на два отдельных мира, и они вспоминают про жизнь обыденную, про глиняные чаши и аккуратно сшитые ткани. И тогда они проводят время, копируя жизнь островитян, вспоминают, что когда-то были такими же людьми. Но сегодня не так, сегодня через них проходит сияющий огонь, звучат призывы, все приходит в волнение, и ясно: на острове готовятся к ритуалу, чтобы попросить их всколыхнуть землю. Нужно больше солнца и дождей, чтобы урожай стал богатым. И мольбы людей наполняют силой.
Дай им то, о чем они просят, слышит он голос в своей голове. Мы — щедрые боги, ты не забыл?
По руке лентой бежит молодое гибкое деревце, вырастает за считанные мгновения.
Он оборачивается к нему: белые глаза, широкая улыбка: я тебя поймал, и я тебя не отпущу.
Плодородие, да?
Конечно.
Ладонь — на талии. За ногу и руку все еще держат ветви и травы, пригвождая к месту, и он не противится. Иллюзия подчинения — важна, когда они контролируют все на свете, кроме друг друга. Вновь через все тело проходит мощный разряд, пролетает над ритуальным камнем жизнь, проливается кровь, принося такой огромный всплеск удовольствия. Перехватывает дыхание — и он ощутил, как им принесли жертву. Обвивает пальцами шею и целует. Жар огнем катится по венам от макушки до кончиков пальцев. Все тело полыхает. Пока ветви держат веревками, пока они сливаются в поцелуе, удается отделить себя от целого острова, прочувствовать собственное тело — нагое, жесткое, как дерево, жилистое. Константин отстраняется, внимательно смотрит, словно в первый раз видит. Тоже вынырнул. Он быстро, чтобы не упустить эти минуты человеческого, толкает назад, к вязу, и Лаэрт прижимается к коре спиной. Догадывается, что однажды превратится в такое же полуживое, неподвижное, и никогда больше не сможет дотронуться до Константина.
Но пока… Пока он притягивает Константина к себе, прикусывает его губу. Воздух вокруг дрожит, будто плавится от огромной силы, от энергии, которую им жертвуют люди. И тело реагирует на это единственным доступным способом: возбуждается. Где-то далеко с треском раскалывается череп животного, метафорически отданного им. Ритуальный пламень разгорается ярко.
Звонкая пощечина по щеке.
— Не соскальзывай, — просит Константин.
Голос его звучит хрипло — они давно не говорили вслух.
— Держи меня взглядом, — отвечает ему Лаэрт, и по горлу каждое слово словно наждаком скребет.
В этот ослепительный миг осознания он пытается успеть все и сразу: насладиться близостью, будто это первая и последняя встреча с Константином; спросить себя, этого ли он хотел, доволен ли такой жизнью; вспомнить, был ли кто в его прошлом, кроме Константина и безликой людской массы, безропотно подчиняющейся им.
Константин проводит языком по шее Лаэрта, и по всему телу — дрожь от его прикосновения, от нетерпения. Да, он хотел этого. Он мечтал о Константине, жаждал быть с ним во всех смыслах, и ближе, чем они теперь, невозможно…
Подмена понятий, звучит отчужденный голос в голове, но Лаэрт тут же его прогоняет.
Тем более что Константин подтягивает его ногу за бедро к себе на талию, жадно целует. Обняв его за плечи, Лаэрт обвивает его обеими ногами, упирается спиной в ствол вяза. Царапает кожу. Надо же, чувствует еще что-то, похожее на боль. Но вот странность: после Ритуала боли не было. Ни физической, ни той, другой, название которой он никак не может вспомнить. Корабли уплывали, люди сбегали, а он был целым островом и путался, где его ощущения, а где — Константина.
Так на тех кораблях — был ли кто-то, кем Лаэрт дорожил?
— Ты не со мной, — шепчет Константин и кусает его за мочку уха.
И Лаэрт больше не отвлекается, потому что важнее того, что происходит сейчас, нет и никогда не будет.
Далеко, на том краю острова, проливается кровь и с шипением испаряется с раскалившихся камней. Голоса сливаются в унисон, взывают на древнем языке. Лаэрт задыхается от силы, кипящей в нем. Поперек груди скользит ветвь, пригвождая его к дереву, и уже не надо изо всех сил держаться за Константина. Тот отвлекает поцелуями, скользит губами по лицу. Запустив руки в его мягкие волосы, Лаэрт на долю секунды представляет, что они ничем не отличаются от обычных людей, что гамма его ощущений ограничена, и все внутри дрожит не от пролитой во имя них крови… Константин входит в него, бедра его дрожат. Зрачки стали огромными. Он смотрит на Лаэрта не отрываясь, и Лаэрт держит его лицо в своих руках. Он весь горит. Он бьется о берег и разбивается на тысячу брызг, он гремит в вышине, он пульсирует глубоко в недрах земли. В какой-то миг он все же вырывается, и вскоре обнаруживает себя на мягкой подстилке мха, а над ним нависает Константин. С неба льет, все ритуальные костры потухли. Люди ликуют.
Я не хочу быть отдельно от тебя. Не делай так больше.
Мы же теперь навсегда вместе.
Сознание снова светлеет. И Лаэрт, перевернувшись вместе с Константином, любит его. Мягко движется, касается губ. Этих минут так мало. Когда все о них забывают. Довольствуются их милостью.
Быть богом — так просто.
Но это не то же самое, что быть собой.

ОБЗОРАМ

[L]Ernst Wolff[/L] <a href="http://die-trane.diary.ru/p218611215.htm">заканчивает</a> цикл драбблов (Константин/м!Де Сарде, от PG-13 до R)